— На сегодня все. Жду тебя еще завтра и послезавтра. Чудес делать я не умею. То, что ты потерял, то потерял. Прошедшее не вернешь и не переделаешь, но вылечит, я тебя вылечу, а значить жить тебе станет легче.
С этими словами все встали, и баба Люба пошла, провожать гостей до ворот. Когда бабушка Надя и Евгеша сели в машину, дядя Саша, трогаясь и выруливая на дорогу, буркнул:
— Чем же это она меня окотила? Каким-то молоком. Не иначе как волчьим! Сейчас вдруг возьму и завою.
— Не завоешь! — сказала бабушка Надя. — Смотри, чтоб завтра обязательно съездил к знахарке.
— Да съезжу! — сказал дядя Саша. — Куда я денусь.
Благодаря бабушке Нади, наблюдавшей за сыном, лечение дяди Саши прошло без помех.
Однажды, заехав проведать родителей, он сказал:
— Странно! Не знаю, что баба Люба такого особенного сделала, но мне стало как-то легче. Раньше, я не говорил, меня по ночам часто мучили кошмарные сны, теперь все прекратилось: сплю спокойно. Вчера вечерком ходил на болото уток пострелять, встретил случайно Лукьяна Пантелеймоновича — страха никакого. Поговорил с ним. Просит устроить мать Волины в больницу. С врачом я уже договорился сейчас вот еду ее перевезти. Могу взять с собой Евгешу. Кстати, где он? — спросил дядя Саша у бабушки Нади.
— Где-где? Конечно, у лесника. С утра ушел. Привези его, пусть хоть поест, — сказала бабушка Надя, — небось, голодный.
Вечером, после того, когда дядя Саша отвез мать Волины в больницу, бабушка Надя сказала дедушке Володе:
— Смотри, сын наш изменился. Наверное, знахарка и правда, лечила его волчьим молоком. Иначе вряд ли бы он смог перевезти мать Волины в больницу — не подпустила бы. Да, что ни говори, а Мрачный старик, тьфу ты, привязалось это дурное прозвище, Лукьян Пантелеймонович — умен ведь, нашел все-таки подход к бабе Любе. Видать помирились они. Теперь Чуров лог не разделяет нас Волковых.
— Да! — ответил дедушка Володя. — Помирились. Хотя мне кажется — все это началось значительно раньше, — и он хитро посмотрел на бабушку Надю, а затем продолжил, — я ведь часто замечал, как ты отправляла Сеню и Сашу к нему в лес.
— Ну и ладно, — сказала бабушка Надя, — замечал, так замечал, сам ведь знаешь, родственники должны жить в мире.
Глава 7
Мать Волины — Лесса лежала в больнице. Ее начали лечить, и она быстро пошла на поправку. Конечно же, не сразу, потому что должен был пройти не один день, чтобы уколы пенициллина, которые ей делали, стали оказывать свое благотворное действие.
Когда самое страшное уже было позади, двери ее палаты открылись для посещения. Первым об этом узнал дядя Саша. Он чаще других бывал в больнице, встречался и разговаривал с лечащим врачом Лессы. Его чрезмерная внимательность к матери Волины объяснялась чувством вины, которое дядя Саша испытывал перед нею. Однако, когда прошло время, то выяснилось, что все гораздо серьезнее — дядю Сашу что-то иное влекло к этой женщине и не только чувство вины или же любовь к природе — лесу…
Кормили в больнице плохо: дядя Саша часто ходил с ружьем на охоту, чтобы нет-нет, да и побаловать Лессу мясом. Правда, не он один. Лесник Лукьян Пантелеймонович, собирая Волину в больницу к матери, тоже стремился передать ей чего-нибудь вкусненького из леса. В отличие от дяди Саши он мясо не готовил, так как сырое считал более полезным, к тому же после выписки из больницы мать Волины должна была снова вернуться в лес и, ей не было необходимости привыкать к пище людей. Правда, выправляя Волину, он просил ее быть осторожной.
— Ни дай Бог, чтобы кто-то из врачей увидел Лессу поедающей сырое мясо, не дай Бог, — напутствовал он девочку.
Вместе с Волиной в больницу ходил и Евгеша. Дети сблизились и каждый свободный день, час, минуту проводили вместе и, конечно же, с пользой. Мальчик стремился объяснить Волине, открывшийся вдруг перед нею, не ограничивающийся лесом, большой, огромный мир. Он хотел, чтобы девочка не боялась его и воспринимала также просто, как лес, в котором родилась, как болото, возле которого он вместе с ней и ее братьями Волчиком и Мишуком играли. Для этого Евгеша пытался, привить у девочки тягу к знаниям. А знания мальчик обычно черпал из книг, посещая школу. Книг у бабушки Нади и у дедушки Володи было много и не только взрослых, но и детских, поэтому Евгеша с удовольствием показывал их Волине, читал, объяснял значения слов.
Прошло время, и мать Волины выписали из больницы. Дядя Саша поехал за ней на своем «Москвиче». Он хотел привезти ее к себе в дом, но Лукьян Пантелеймонович, отправившийся с ним вместе, не позволил ему.
— Александр не нужно делать глупости, — сказал он, — она ведь не Волина, которая способна и горит желанием жить в нашем мире. Я понимаю, твои чувства, но считаю, что ты торопишь события. Пусть все будет, так как должно быть.
— Пусть! — согласился дядя Саша и, посмотрев на женщину еще достаточно привлекательную с серебристо-белыми волосами, молча сидевшую на заднем сидении машины, резко повернул руль в сторону леса.
Шли дни, Евгеша бегал в Лукьяновский лес в гости к Волине. Там он порой встречался и с дядей Сашей. Его нет-нет да тянуло проведать мать Волины. Ее хотя и выписали из больницы, но она была еще слаба. Обняв племянника, дядя Саша молча сидел на скамье, уставившись задумчивым взглядом на отдыхающую на полатях женщину. Ему вспоминалось детство. То время, когда он юркий как волчонок мальчуган, однажды, блуждая по лесу в поисках грибов, столкнулся с незнакомой девочкой. Он очень хотел ее окликнуть, но, взглянув — оробел. Язык так и прилип к небу. Белое, трепещущее на ветру, платьице девочки долго потом мелькало среди деревьев. Вспоминая о ней, дядя Саша тер себе лоб, он еще не раз видел ее и ни где-нибудь, а возле дома лесника, у Мохового болота. Кто она была ему? Дядя Саша мог только догадываться. Даже сейчас, когда его отношения с Лукьяном Пантелеймоновичем наладились, он не отваживался у него спросить. Язык не поворачивался.
Размышляя о прошлом, Александр, ругал себя за то, что так и не сумел пересилить в детстве робость. Как он стремился, чтобы познакомится с девочкой. Возможно, та встреча вряд ли была случайной. Он видел сейчас в ней той девочке Лессу и со страхом ощущал загубленное зря время. Желая исправить свою ошибку, совершенную когда-то в детстве, Александр мучился, так как наблюдая, за матерью Волины, он не находил в ее глазах интереса к той жизни, которая кипела вокруг них. Она жила одним лесом. В ее поблекших зеленых зрачках порой проскальзывало что-то звериное. Это пугало Александра.
В селе, за свою долгую жизнь, ему не раз приходилось быть свидетелем разных склок между женщинами. В порыве злости какая-нибудь из них начинала вдруг кричать на свою соперницу:
— Волчица ты, вот кто! Волчица! — Тогда он не знал, насколько подобные обвинения серьезны и, не придавал им значения, пока судьба его не столкнула с матерью Волины. Чтобы как-то успокоиться, Александр, направляясь по работе в город, остановил машину у дома родителей. На шум двигателя из калитки вышла мать. Они принялись разговаривать. Надежда Кондратьевна стала выяснять у сына о женитьбе, он отделывался ничего незначащими фразами. Мать слышала в селе разговоры об увлечении Александра Лесой — как известно дыма без огня не бывает — поэтому напирала, и он сознался, высказав опасения:
— Ничего не может быть. Я сам во всем виноват, испортил себе жизнь. Не знаю, что и делать?
— Не смей так думать, в жизни все возможно. Ты при желании можешь быть с нею вместе, если только сможешь для нее стать волком.
Александр задумался, затем вдруг вскинул вверх глаза и жестко сказал:
— А вот и стану! — забрался в автомобиль и тут же ударил ногой на акселератор.
— А вот и стань, — прошептала про себя Надежда Кондратьевна и пошла собираться в магазин. Ее будто кто-то подтолкнул, не хотела, но пошла и нашлась причина что купить. Наверное, оттого что она давно хотела, чтобы младший сын, наконец, образумился и стал жить нормальной размеренной жизнью семейного человека. Ради этого она была согласна на многое, даже на то, чтобы рядом была Лесса.
