У мальчика, когда отец принялся перечислять улицы, вначале назвав свою улицу, на которой он вырос, а затем уже остальные, не хватило на руках пальцев. Многие из улиц были заасфальтированы.
В селе была церковь, время от времени заполняемая старушками, Дом культуры, где молодежь смотрела фильмы или же танцевала под магнитофон, большая двухэтажная школа, библиотека, поликлиника, больница.
Дом, в котором Евгеше предстояло прожить целое лето, стоял на окраине села. Он был большой, каменный на три окна с железной крышей. Усадьба, стараниями дедушки Володи, была огорожена высоким забором. У окон дома, по весне цвела черемуха, и, распускался, заслоняя высокое солнце каштан.
За дорогой, черной лентой, бегущей в город, районный центр, виднелся Чуров лог, заросший лозняком, ольховником и прочей влаголюбивой порослью, чуть далее Лукьяновский лес.
После обеда и небольшого отдыха бабушка Надя отправила Семена Владимировича вместе с Евгешей навестить родственников. Семен Владимирович идти не хотел, но бабушка Надя настояла.
«Поход» Евгеше понравился. Вечером, когда они возвратились домой, внук с удовольствием делился с ней своими впечатлениями, а вот Семен Владимирович если и открывал рот, то был не многословен, кроме слов: «да» и «нет» он ничего не знал.
Бабушка Надя, глядя на него, хмурилась:
— Сеня, ну что же ты так? К кому нужно было сходить, не сходил. Брата родного навестить святое дело и то не зашел. Рядом был, в ста метрах…
За годы жизни на чужбине, в далекой Москве сын очень сильно изменился: в детстве по его глазам Надежда Кондратьевна могла читать — светлые-светлые, теперь потемнели — попробуй, догадайся, что у него на душе.
— Ох уж эти Волковы, — думала она. Внука бабушка Надя в счет не брала. Он был ясен и чист, но сын до неузнаваемости становился ей не понятным. — Вылитый отец, «благоверный» Владимир Иванович. Намучилась она с ним. Не раз убегала. Однажды, волчицей продираясь сквозь заросли Чурого лога, готова была даже пропасть в черноте болот. Спас Мрачный старик, лесник, живущий в Лукьяновском лесу. Тоже оказался из их породы, но более добрым и отзывчивым чем другие родственники. Сунул какую-то травку, просил попоить ее отваром своего Володю, да и самой попить.
— Ты попей, попей, вреда не будет, — сказал, словно пролаял Мрачный старик.
Раньше, когда Сеня был еще мальчиком, она часто отправляла его вместе с братом Сашей к леснику. Казалось бы, не так часто приезжает домой, мог бы и навестить старика, так нет, не зашел. Пусть говорит Александр к нему ходит он ведь его любимец.
Не зашел Семен Владимирович и к бабе Любе, знахарке. А ведь в детстве она его лечила. Может, когда посмотрела и Евгешу. Что-то виделось ей в мальчике странное — нехорошее.
Конечно, Лукьян Пантелеймонович более сильный знахарь. В отличие от бабы Любы он применяет даже яды. Его в селе побаиваются, некоторые колдуном зовут. Однако ссориться со знахаркой бабушка Надя не хотела, так как та негласно считалась в роду старшей.
Ярой вражды в большом семействе Волковых не было. Однако распри случались. Связаны они были часто с бабой Любой. Знахарка никак не могла примириться с мыслью, что кое-кто из родственников, тайком от нее, бегает лечиться еще и к «мрачному старику».
— Знать не доверяют, хотя и лукавят, что любят, — не раз говорила она своим посетителям, выпроваживая их за двери своего дома.
Надежду Кондратьевну баба Люба, не считала своей и поэтому многое ей позволяла. Она пользовалась этим и в случае конфликтов между родственниками стремилась сгладить их. Трава, которую когда-то, вырвав из-под ног, Лукьян Пантелеймонович показал бабушке Наде, служила ей не только для примирения ее с мужем, но и для многочисленной родни. Она запомнила ее и научилась находить в нужное время на болотах среди кочек.
Во время приготовления ужина бабушка Надя достала припрятанную в чулане сумочку с травой.
После выпитой вечером, а затем еще и утром чашки отвара Семен Владимирович без лишних слов готов был отправиться с Евгешей куда угодно. Однако бабушка Надя, чтобы не задерживать сына в селе, как ни как ему нужно было собираться в Москву — ждала работа, отпросился у начальства ненадолго, отправила Семена Владимировича только к брату. «Мрачному старику» и знахарке она решила преподнести от имени сына подарки и тем самым загладить его вину.
Дядя Саша был одиноким, не обремененным семьей, человеком. Разговора у него с братом не получалось. Какие-то давние обиды не позволяли им быть открытыми между собой. Может, быть, по этой причине дядя Саша больше внимания уделял мальчику, а когда узнал, что Евгеша на все лето остается в селе, обрадовался.
— И правильно, и правильно, что в городе делать, — говорил Александр Владимирович.
В день отъезда папы в Москву, дядя Саша по просьбе бабушки Нади приехал его провожать на своей машине, синем «Москвиче». Евгеша поехал с ними и с удовольствием прокатился до районного города, где находилась железнодорожная станция.
Уезжал Семен Владимирович с легким сердцем: житье у бабушки и дедушки сыну пришлось по душе. Только в поезде, он вдруг вспомнил о своих обещаниях данных жене и долгое время пути переживал, что не смог предупредить родителей о том, чтобы они не дай бог не оставляли мальчика одного и, конечно же, не отпускали его далеко от дома. Однако что-либо предпринимать было уже поздно. Махнув рукой, Семен Владимирович понадеялся, что сын, оказавшись, в той обстановке которая виделась ему во снах, может даже вылечиться, так как реальное часто бывает менее страшным чем надуманное, сотканное фантазиями мозга.
Глава 2
Дядя Саша был известным в селе человеком. Он работал в торговле. У него всегда были в карманах жвачки, что привлекало к нему ребят. Ему не представило труда познакомить с ними своего племянника.
Скоро Евгеша многих из мальчиков знал по именам, с некоторыми даже сблизился и ходил к ним в гости. Ребята тоже часто бывали у Евгеши. Собравшись вместе, дети играли, расположившись под каштаном у окон дома или же перебежав через дорогу на лугу возле Чурова лога.
Однажды, когда дети пришли к Евгеше, они стали играть в прятки. Он не успел вовремя крикнуть: «Чур, не я!» и поэтому мальчику пришлось водить. Так как возле дома прятаться было не интересно ребята пошли на луг. Там в зарослях кустарника водящему приходилось туго.
Из-за боязни, которую Евгеша испытывал при виде зарослей Чурова лога, найти детей в лозняке практически было невозможно. Скоро игра расстроилась. Кто-то из мальчиков предложил пойти в лес за грибами. Все ребята согласились. Евгеша не хотел идти, но, когда увидел их насмешливые взгляды, кивнул головой.
Дети разбежались по домам, но прежде договорились через десять-пятнадцать минут снова встретиться. Евгеша тоже побежал домой, открыл калитку и еще с порога закричал:
— Бабушка! Бабушка Надя! Дай мне корзинку. Я пойду с ребятами в лес за грибами.
— Хорошо, хорошо! — отозвалась бабушка Надя и попросила дедушку Володю подыскать внуку легкую корзинку.
Когда он ушел, она, как будто, почувствовав что-то не хорошее, принялась отговаривать внука. Бабушка Надя хотела, чтобы он дождался того времени, когда дедушка Володя поедет в лес на лошади заготавливать на зиму дрова.
— Ты ведь не знаешь леса? Не знаешь, какие грибы можно собирать? — говорила она. — А дедушка он тебе покажет! Он заядлый грибник, знает отличные места.
Но мальчик не поддавался:
— Да, не знаю! — отвечал он. — Но как я не пойду, надо мной все ребята будут смеяться. Они и так уже считают меня «маменькиным сыночком». А тут такое будет, что мне тогда лучше уж с ними и не встречаться.
— Ладно! — сказала бабушка Надя. — Раз такое дело то иди! Но смотри от ребят никуда! А какие грибы собирать я тебе подскажу. Слушай меня внимательно. Под березами растут подберезовики, у них темная шляпка, а ножка похожа на ствол березы, серенькая. Под осинками ты можешь найти подосиновики, они видны далеко, их не спутаешь с другими грибами. У них шляпка красная, ножка толстенькая. Когда гриб срежешь, место среза через некоторое время темнеет. В лесу много сыроежек — они сами под ноги лезут. Есть и лисички на лис похожие. Самые лучшие грибы это белые, их в народе «добрыми» называют. Ну ладно, вот и дедушка Володя подошел, бери корзинку и беги. Чего не знаешь, у ребят спрашивай, они местные, грибы знают.
