Как уже говорилось, формирование определенных поведенческих навыков может предшествовать генетическому закреплению тех особенностей, которые оптимальны для их реализации (эффект Болдуина). Например, поздние австралопитеки умели изготавливать орудия (см. гл. 3), и у вида-потомка — Homo habilis — сформировались характеристики, способствовавшие их регулярному изготовлению (обратный порядок — сначала обретение в результате случайной мутации хорошо приспособленной для изготовления каменных орудий кисти и более развитого мозга, а затем употребление всего этого для изготовления орудий — представляется маловероятным). Таким образом, обнаруживая у вида-потомка анатомические, физиологические и когнитивные свойства, предрасполагающие к определенному поведению, мы можем сделать вывод, что соответствующее поведение начал осваивать еще вид-предок. Так, зафиксированное у неоантропа развитие, с одной стороны, органов слуха и слухового анализатора, с другой — органов звукопроизводства и управления им (с тем чтобы все большее количество различий в окружающем мире могло получить отражение в виде различий в сигнале), по-видимому, свидетельствует о том, что виду-предку уже было свойственно полагаться прежде всего на звуковой канал передачи информации¹⁴¹, вероятно, он мог до некоторой степени управлять звуком по собственной воле и стремился к дифференциации различных звуковых знаков. Соответственно, именно он должен был пройти стадию перехода от иконических (звукоподражательных) знаков к символьным, оставляя виду-потомку в наследство лишь необходимость осуществить регулярное двойное членение.

Можно наметить примерно такую гипотетическую линию развития языка у гоминид: у ранних Homo, регулярно изготавливавших орудия, носивших их с собой и применявших в разнообразных ситуациях, не могли не начаться трудности с общением при помощи жестов. Соответственно, выигрыш должны были получить те группы, которые научились извлекать максимум пользы из звуковой составляющей коммуникации — тогда их потомки, архантропы, уже должны были быть в какой-то степени способны к волевому управлению звуком. Можно предполагать, что общение на близком расстоянии, с членами собственной группы, играло у архантропов все более важную роль — и именно поэтому слух вида-потомка, Homo heidelbergensis, оказался настроен на преимущественное распознавание не далеко слышных низких частот (как у шимпанзе), а более полезных для близкого общения высоких частот.

Вероятно, «архантропы вследствие массивности челюстей могли произносить только небольшое число различных выкриков»¹⁴². Поскольку у них не было возможности произносить длинные высказывания (вследствие недостаточных анатомо-физиологических средств для управления дыханием), они могли общаться при помощи голофраз, возможно, как современные дети, не столько описывая таким образом те или иные ситуации, сколько выражая свои эмоции по их поводу.

Потомок архантропов, Homo heidelbergensis, скорее всего, уже владел довольно развитой звучащей речью, используя те же звуковые частоты, что и мы. Может быть, в его речи уже существовали фонемные различия — по крайней мере, устройство его речевого аппарата было настолько близко к нашему, насколько позволяют судить ископаемые данные. У него же, вероятно, начался переход от преимущественно эмоциональных сигналов к знакам-символам — именно с этим видом связываются первые «свидетельства символизма» (см. гл. 3). Возможно, он даже мог произносить высказывания длиной более чем в один слог — по крайней мере, ширина позвоночного канала у него была такой же, как у современных людей, — и, соответственно, пользовался «протограмматикой». Переход же к настоящему языку осуществили уже неоантропы.

Разумеется, не стоит думать, что все изложенное в заключительной части этой главы — истина в последней инстанции. К этой гипотезе, как и к любой другой, стоит относиться с должным сомнением. Сомнение порождает желание проверить, и, если гипотеза такую проверку выдержит, это будет весомым подтверждением ее правильности. Если же гипотеза не выдержит проверки, это будет означать, что удалось найти какие-то новые факты, установить новые закономерности — а значит, есть возможность сформулировать новую, более адекватную реальности гипотезу.

Говорить об окончательном решении проблемы глоттогенеза пока, наверное, рано, но тем не менее наука значительно продвинулась в этом направлении, что позволяет надеяться на приближение к разгадке этой многовековой тайны.

Абаев В.И. О происхождении языка // Язык в океане языков (сост. О.А. Донских). — Новосибирск: Сибирский хронограф, 1993. — С. 12–19.

Агаджанян А.К. Мелкие млекопитающие плиоцен-плейстоцена Русской равнины. — М.: Наука, 2009. — 676 с.

Алекшин В.А. Мустьерские погребения Западной Европы // Археологические вести. — 1995. — № 4. — С. 188–212.

Алпатов В.М., Аркадьев П.М., Подлесская В.И. Теоретическая грамматика японского языка. — М.: Наталис, 2008. — Кн. 1. — 560 с.

Андерсон Дж. Р. Когнитивная психология. 5-е изд. — СПб.: Питер, 2002. — 496 стр.

Аркадьев П.М., Бурлак С.А. Рец. на: Carstairs-McCarthy A. The origins of complex language: An inquiry into the evolutionary beginnings of sentences, syllables, and truth. Oxford, 1999 // Вопросы языкознания. — 2004. — № 6. — С. 127–134.

Бадридзе Я.К. Волк. Вопросы онтогенеза поведения, проблемы и метод реинтродукции. — М.: ГЕОС, 2003. — 117 с.

Барулин А.Н. Основания семиотики: Знаки, знаковые системы, коммуникация. — М.: Спорт и культура — 2000, 2002. — Ч. 1. — 464 с.

Барулин А.Н. Теории семиогенеза, глоттогенеза и сравнительно-историческое языкознание // Сравнительно-историческое исследование языков: Современное состояние и перспективы. — М.: Изд. Моск. ун-та, 2004. — С. 18–37.

Барулин А.Н. К аргументации полигенеза // Разумное поведение и язык. Вып. 1. Коммуникативные системы животных и язык человека. Проблема происхождения языка / Сост. А.Д. Кошелев, Т.В. Черниговская. — М.: Языки славянских культур, 2008. — С. 41–58.

Белик В.П. Тетеревятник в степном Подонье: распространение и экология // Тетеревятник в экосистемах России. Матер. IV конф. по хищным птицам Северной Евразии. Пенза, 1–3 февраля 2003. — Пенза; Ростов: Изд-во ПензГПИ, 2003. — С.15–48.

Беликов В.И. Пиджины и креольские языки Океании: Социолингвистический очерк. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. — 198 с.

Беляева Е.В. Ашельские рубила и истоки прото дизайна//Российский археологический ежегодник. — Вып. 1. — СПб: Изд. СПбГУ, 2011.

Березкин Ю.Е. Мифы заселяют Америку: Ареальное распределение фольклорных мотивов и ранние миграции в Новый Свет. — М.: ОГИ, 2007. — 360 с.

Бианки В.Л. Асимметрия мозга животных. — Л.: Наука, 1985. — 295 с.

Бичакджан Б. Эволюция языка: демоны, опасности и тщательная оценка // Разумное поведение и язык. Вып. 1. Коммуникативные системы животных и язык человека. Проблема происхождения языка / Сост. А.Д. Кошелев, Т.В. Черниговская. — М.: Языки славянских культур, 2008. — Вып. 1. — С. 59–88.

Боринская С.А. Молекулярно-генетическая эволюция человека // Полит. ру: публичные лекции. — 2008 [Электронный ресурс].

URL: http://www.polit.ru/lectures/2008/05/23/geny.html (Дата обращения: 04.12.2010).

Бунак В.В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. — М.: Наука, 1980. — 328 с.

Бурлак С.А., Старостин С.А. Сравнительно-историческое языкознание. — М.: Академия, 2005. — 432 с.

Бутовская М.Л. Язык тела: Природа и культура (эволюционные и кросс-культурные основы невербальной коммуникации человека). — М.: Научный мир, 2004. — 440 с.