Но вернусь в то время. Тех, кто не получил ни квартир, ни денег, оказалось всего чуть более 200 человек, т. е., в сотни раз меньше, чем пострадало от МММ и прочих пирамид в нашей области. Но неважно, много или мало людей потеряли свои деньги, в первую очередь должен был бы рассматриваться вопрос как найти и вернуть людям деньги, а не о моей вине и наказании. И если бы так решалась проблема наших вкладчиков, мы могли со всеми рассчитаться, и не было бы никакой необходимости прибегать к уголовному преследованию. Во-первых, иск от потерпевших был предъявлен на 1,7 млрд рублей, а дебиторская задолженность нашим фирмам строителей и других организаций, куда мы перечисляли авансы за квартиры, составила 4,1 млрд рублей. То есть, нам в 2,5 раза были должны больше, чем предстояло выплатить клиентам. Во-вторых, из 154 семей, получивших квартиры, только единицы полностью рассчитались за неё, а потому обязаны были выплачивать долг за оставшиеся метры до 100 % жилплощади. Поэтому, если бы даже ни одного нового клиента не пришло, этих средств хватило бы, чтобы рассчитаться со всеми – система в этом плане была очень надёжной. В подтверждение этого сошлюсь на опыт мэрии Тамбова, которая приобрела нашу систему как «ноу-хау». Так там по ней люди получали квартиры без проблем как до моего уголовного преследования, во время его и после того, как я вышел на свободу. Я лишь об одном сожалею, что не съездил в Тамбов и не собрал информацию об использовании моей разработки.
Нельзя сказать, что я ничего не предпринимал, чтобы избежать уголовного преследования. Когда меня начали вызывать то в налоговую полицию, то в РОВД по делу и просто так, я пришёл за советом к Файкину[2] и спросил его – меня могут посадить? На что он, смеясь, ответил:
– Женя, на меня завели более 40 дел, но как видишь, я хожу на свободе. Если ничего не клал в свой карман, ты чист. Как у тебя с этим?
– Я все суммы, которые брал под отчёт, давно вернул в кассу, всё до копеечки.
– Ну и чего ты волнуешься? Не посмеют! Если ничего не должен своим фирмам, у них нет оснований для возбуждения уголовного дела.
– Но меня уже с полгода трясёт налоговая полиция, якобы мы не платим налогов за покупки квартир.
Объяснил ему экономическую схему работы с ЖС. Он посмотрел и говорит:
– У них кто там сидит? Что за чудаки, с купленных товаров налог не платится. Не парься, у них этот номер не пройдёт. Я тебе дам в помощь моего юриста Кузина, он поможет вам составить иск на решение налоговой полиции и вести дело в арбитражном суд.
Но тревога не покидала меня, потому что жена, с которой я делился своими опасениями, вместо того, чтобы хоть как-то поддержать меня, стала тоже обвинять меня:
– Ты мошенник, оставил людей без денег! А семья из-за тебя может остаться без крыши над головой. Давай разведёмся.
– Кого это я ещё оставил без денег? Ты в своём уме? Пусть подождут и всё наладится…
– Ничего не наладится! Ты был у Костяева, был?
– Был, я ему последние наши деньги отдал, 4 млн 100 тысяч, как он потребовал, по рыночной стоимости.
– Ты безмозглый дурак! Ему не деньги твои нужны, а наша квартира. Он живёт в старой 9-тиэтажке, квартирка маленькая, а он хочет большую. Тебя арестуют и нашу квартиру заберут. Давай разводиться, иначе я тебе помогать не буду, и ты сдохнешь там в тюрьме.
И так изо дня в день. Живя в таком напряжённом режиме, мне было недосуг хорошенько подумать и посоветоваться с юристами – ну как бы это прокурор области отнял квартиру у осуждённого? В общем, я сдался и за 10 дней до ареста мы развелись, нарочито поделив имущество: ей и сыну отходили 3-х комнатная квартира в новом кирпичном доме на Красной на границе с ботаническим садом, на которую мы поменяли свою 4-х комнатную квартиру на Ставского, а мне полагался хлам в частном доме на Суворова, который принадлежал моей тёще Нине Дмитриевне, и где я был прописан после обмена, чтобы на мне не числилось никакой недвижимости (тоже по её настоянию). В общем, мне было недосуг подумать, что какой бы у нас не был развод, фиктивный или настоящий, у нас нет такого закона, чтобы можно было изымать единственное жильё. Но оказалось, что сделано это было не напрасно, о чём будет рассказано в эпилоге.
Но пойдём дальше. Мои хождения на беседы к Назировой поимели тот результат, что там решили прекратить их самым решительным образом – предъявить мне обвинение в сокрытии налогов, посадить в тюрьму (СИЗО) и спокойно, не опасаясь, что я, как пишется обычно – «мог воспрепятствовать установить истину», вести следствие о мошенничестве как основном составе преступления. Передавали, что очень торопил сам губернатор:
– Вы чего там резину тянете? Почему Скобликов всё ещё на свободе, вы сколько там ещё будете выяснять, виноват-не виноват? Обманул людей – пусть сидит.
Но за налоговые преступления аресту не подвергали даже в то время, а поэтому нужны были заявления потерпевших. И их скоренько так состряпали довольно примитивным способом: капитан Зюзин вызывал в РОВД клиентов ТоН-Инвеста, не знаю – всех сразу или по очереди – и говорил им (или каждому):
– Скобликов мошенник, он присвоил ваши деньги, сам жирует и собирается сбежать за границу. Но мы не позволим ему это сделать, если у нас будет основание задержать его. Предлагаю вам написать заявление с требованием привлечь его к уголовной ответственности.
– А нам вернут деньги?
– Конечно. Если вы напишете заявление, мы арестуем его счета, конфискуем его деньги и недвижимость, и возвратим вам всё.
Я, разумеется, не присутствовал при этих разговорах, но можно быть уверенным, что именно в таком ключе им предлагали писать заявления, более 20-ти из которых я нашёл в своём деле, когда знакомился с ним. Зюзин, конечно, знал, что он обманывает «обманутых вкладчиков», но тупо исполнил то, что ему приказали. Гораздо хуже то, что никому из подписантов ни тогда, ни в ходе судебных слушаний и за время моего заключения, так и не пришла в голову простая мысль, что это не я, а правоохранительные органы их обманули, говоря им, что только с помощью уголовного преследования можно вернуть деньги. Ну что за люди? Почему так легко поверили вранью? Что можно получить с организации, которую по их же наводке трясут как грушу, а руководитель постоянно пропадает у следователя? Но наши клиенты, я бы сказал даже, «наши доверчивые клиенты», привыкли больше верить официозу, чем доводам разума.
Вот вы представьте себе: ваши деньги, заработанные потом и кровью, зависли в организации, которую проверяют все, кому не лень. К кому вы обратитесь? Конечно, в правоохранительные органы, дабы они вскрыли «преступный гнойник». А как они вскрывают его? С воем, с мигалками, на нескольких микроавтобусах в офис подозрительной кампании прибывает следственная группа с вооружёнными омоновцами, забирают компьютеры, грузят всю бухгалтерскую документацию в мешки и… ждите, граждане потерпевшие, ждите самого честного, самого справедливого суда – год, два, три, а может и больше. Нет, чтобы включить свои мозги – без бухгалтерии фирма не может работать, деньги, если там они ещё оставались на счетах, напуганные таким вторжением бухгалтер и зам руководителя с правом подписи тут же их обналичивают, чтобы рассовать по своим карманам и карманам приближённых, а персонал перед тем, как уволиться, всё не вывезенное ОМОНом имущество растащит. А чего сидеть-то? Зарплаты больше не будет, да и ради кого стараться? И всё – финита ля комедиа! «Потерпевшим» же в награду останется лишь моральное удовлетворение, что «эти негодяи, жирующие на наши народные деньги» будут примерно наказаны, ведь большинство же верит, что девиз у органов: «Воровству нет оправдания – есть серьёзное наказание!» не расходится с делом.
Обычно редко кому приходит на ум, что проблемы «обманутых вкладчиков» чаще всего порождены самими правоохранителями, их неумным и неуёмным вмешательством. Если бы власть не пошла на арест Мавроди, сейчас бы его мавродинки котировались по цене биткоина, а их владельцы назывались бы уважаемыми инвесторами. А что касается моего дела, уголовное преследование вдобавок ко всему обусловливалось необходимостью реализовать личные амбиции – Шутов влез не в своё дело, чтобы выслужиться как правдоискатель перед губернатором, а Васильев, похоже, не мог простить мою отповедь… и меня арестовали ровно в тот день, на который было назначено слушание нашего иска к его ведомству в арбитражном суде. Я в ту пору наивно полагал, что они должны думать в первую очередь о том, чтобы помочь людям вернуть свои деньги, а не наказывать лишением свободы руководителя, т. к. в этом случае клиенты его фирмы ничего не получат. Получалось, что я был больше обеспокоен за судьбу их вкладов, чем правоохранители. Но как же я ошибался, и в правосудии, и в людях, и в себе самом, веря в правду и справедливость, и что я могу что-то доказать! Поэтому моя повесть прежде всего для честных людей, которые, как не зарекайся, могут оказаться в тюрьме, именно для них прежде всего описаны подробно и в деталях все перипетии попадания туда и пребывание в неволе.
