Кейн замер, тишина звенела резонансом от его мощного голоса. Толпа не шевелилась, замлев, а затем вдруг кто-то неуверенно захлопал. Канцлер перевёл дух, заложил руки за спину и вновь заговорил:

— Эту сотню детей мы готовили долгие восемнадцать лет. Мы учили, воспитывали, вкладывали в них все те знания о родной планете, что у нас остались. Мы сделали их лучшими представителями человечества, избавив от болезней, от физической слабости, подарив исключительный интеллект. Мы научили их анализировать и принимать решения. Эта сотня детей — наши первопроходцы, как те, что в древности пробирались сквозь жаркие прерии и непролазные джунгли. Каждый из них мог отказаться: не явиться на сегодняшний сбор без каких-либо последствий. И все сто человек совершили поступок исключительного мужества, стоя теперь среди таких же героев. Они готовы рискнуть своими жизнями ради блага нашей цивилизации, ради нашего с вами выживания. Возможно, когда-то они расскажут своим детям про этот день. День, когда блудные земные дети вернулись под крыло родной планеты, покинув космический Ноев «Ковчег».

И он замолчал. Несколько мгновений толпа ошарашенно моргала, перешёптываясь, а потом засвистела и зааплодировала так, как я не слышала ни разу в жизни. Они смотрели на нас горящими восхищением глазами, кричали в нашу честь что-то неразборчивое. Канцлер сумел подсластить пилюлю, вдохновлённые улыбки сами собой нарисовались на наших лицах, но это были и улыбки горькие. Улыбки тех, кто решился на отчаянный шаг ради своих близких, рискнув всем, что было. Но сердце билось отчаянно быстро, когда толпа подхватила клич «Сотня!» и ритмично хлопала нам. Они гордились нами. Они любили нас.

Они тоже знали, что мы смертники, и отдавали последнюю дань.

— Телониус, Эбигейл, — Канцлер повернулся к ряду Советников и развёл руками в приглашающем жесте. — Окажите нам честь и определите офицерский состав экспедиции, как и положено по регламенту.

Мама нервно сглотнула, но быстро взяла себя в руки и с идеально ровной спиной встала рядом с Кейном. Советник Джаха поравнялся с ними парой секунд позже, ничем не выдавая своей тоски по улетающему сыну. Канцлер передал им список, мама взяла его первой и забегала глазами по экрану планшета. А затем нервно сглотнула ещё раз.

— Мы тщательно изучили результаты шести итоговых экзаменов и результаты вашего голосования. Составили рейтинг, и на его основании были выбраны восемь лучших студентов, — я никогда не слышала голос отца Уэллса таким неровным. — Прошу сделать два шага вперёд тех, чьи фамилии сейчас прозвучат.

— Рэйвен Рейес, — первое имя разрезало напряжённую тишину.

Смуглая черноволосая девушка шагнула вперёд. Я знала Рэйвен. Все у нас знали Рэйвен, а ещё лучше знали то, что она точно получит офицерский значок. В ней идеально сочетались авантюрный запал и рациональный ум. Она была лучшей в программировании и инженерном деле. Гордая улыбка Рейес, которая стояла вполоборота на два шага впереди нас, говорила: она это тоже знала.

— Джон Мёрфи, — прозвучало следующее имя.

Он шагнул вперёд горделиво и в чём-то расслабленно, с хитрым прищуром зелёных глаз оглядываясь на оставшихся. Джон тоже был лучшим, только немного в другом: неплохо дрался, принимал самые нестандартные решения, быстро соображал, идеально умел адаптироваться под любую ситуацию, а потому тут же квалифицировался как идеальный выживальщик. Выбор Советников был очевиден.

— Финн Коллинз.

Мы танцевали с ним на увеселительных вечерах несколько раз, и в те разы я поняла: я не могу оторвать от него глаз, несмотря на то, что Бри красивее его по десятку пунктов. Стоило ему только заговорить со мной — и сердце пропускало удар от безграничного обаяния и способности подобрать нужные слова. Советники выбрали нам переговорщика?

— Монти Грин.

Советника Ханну Грин, отвечающую за продовольственный сектор, знали все, как и её сына. Именно их усилиям мы были обязаны за каждый завтрак, обед и ужин. Кто-то мог не любить Гринов, но уважали их все. Кто-то в шеренге даже похлопал, приветствуя гения селекции, агрономии и инженерии в рядах офицеров.

— Джаспер Джордан, — прозвучало очередное имя, и светлокожий парень с кучерявой шевелюрой занял место рядом с Монти.

Все знали, что они всегда вместе: не то друзья детства, не то пара, что уже всерьёз думала о семье. Такие вопросы задавать было не принято. Да и правда никого не касалась.

— Харпер МакИнтайр. — Вперёд шагнула худенькая русоволосая девушка.

За время обучения я её почти не запомнила. Только её выдающиеся баллы по ботанике, зоологии и неплохие результаты в геодезии. Её спокойствия и молчаливой покорности нашей общей мечте не доставало излишне взволнованным Мёрфи и Рейес.

А затем я вздрогнула, когда следующим тишину разрезал голос моей матери:

— Кларк Гриффин.

Ладони вспотели, а ноги, словно по инерции, отмеряли два шага вперёд. Я? Офицер? Совру, сказав, что никогда не думала об этом и не мечтала заполучить офицерский значок. Я хотела этот чёртов значок и всю жизнь к этому шла. Но, получив, вдруг засомневалась: а вдруг результаты экзаменов ошиблись? А вдруг я не тот человек?

— Уэллс Джаха.

Пополнив нашу малочисленную шеренгу, Уэллс первым делом успокаивающе мне улыбнулся. Это напугало ещё сильнее. Теперь мы несли ответственность не только друг за друга, но и за ещё девяносто два человека. Впитанные с рождения субординация и дисциплина заставят их слушаться нас. Строгие правила были у нас в крови, как и уважение к вышестоящим, и отсутствие эмоциональных бездумных порывов. Космос смертелен, если творить в нём, что вдумается. Всего лишь эволюционная необходимость.

Мы все тревожно переглянулись, когда нам раздавали значки. Нас было чётное количество, а Советники не торопились называть главу экспедиции. Значит, ждали, что мы сами выберем канцлера, как в настоящем Совете. Возможно, уже по прибытии на Землю. Если всё-таки сделаем это и приземлимся, не разбившись в лепёшку.

Нам дали сутки на то, чтобы попрощаться и закончить все свои дела, но после общего сбора я чувствовала себя безумно уставшей. Не было сил думать, не было сил идти к Бри с повинной. Наверное, она никогда меня не простит, если я не приду попрощаться — эта мысль съедала меня изнутри. Но я почему-то не шла.

— Мы же увидимся ещё раз? Вы спуститесь к нам? Я так боюсь, мам.

— Тише, моя дорогая, тише. — Она обнимала меня так, как в детстве, когда мне снился страшный сон о разрушительной Третьей Мировой после многих часов изучения истории нашей цивилизации.

Мы с ней обе знали: стоит мне покинуть нашу каюту — и я не позволю себе сомневаться, бояться, трусить. Но пока что я изо всех сил цеплялась за прежний мир, где ещё не нужно было сражаться за жизнь. Где можно было обнять маму. И даже отца, который вдруг появился на пороге и тут же пожал мне руку.

— Горжусь твоим назначением, Советница Гриффин. Не подведи нас.

Я посмотрела на его почётную нашивку и улыбнулась:

— Горжусь быть твоей дочерью, главный инженер Гриффин.

Он всё ещё не отпустил мою руку, перевернул её ладонью вверх и положил на неё два металлических ободка. Один — маленький с крошечными блестящими камешками, второй — побольше диаметром и попроще, без украшений. Я удивлённо смотрела на подарок. Кажется, раньше это называлось кольцами?

— Их привёз с Земли на «Ковчег» самый первый астронавт Гриффин. Его жена погибла ещё до Третьей Мировой, вот он и забрал с собой в космос память о ней. Это их обручальные кольца, которые передавались у нас на протяжении поколений, — я помнила про земную традицию нетрадиционных семей обмениваться кольцами в знак верности. У нас на станции это не прижилось по причине дефицита колец и, пожалуй, бесполезности, но сердце всё равно сжалось, когда отец согнул мои пальцы, пряча в них реликвии: — Я знаю, это глупо, но, надеюсь, там, внизу, ты найдёшь кого-то, кто достоин носить второе кольцо. Первое по праву твоё.

— Но его размер слишком большой для девушки, — замотала головой я.