Иван Александрович изучил все положения о наградах. За высокие достижения в государственной, производственной, научно-исследовательской, социально-культурной, общественной деятельности мог попросить орден Почета. Или орден Дружбы – за трудовые успехи в промышленности, других отраслях экономики, за плодотворную деятельность по развитию науки и образования, но уж очень хотелось орден Мужества. А для этого надо было прийти к министру с чем-то особенным.

Вот он и погнал туда Витьку, чтобы разузнал на месте что к чему. Так сказать, изнутри. Основная идея Ивана Александровича была – переместить институт из центра куда-нибудь на окраину.

С тех пор как земля в столице начала цениться на вес золота, а разных подчиненных министерству институтов с приличными территориями было не мало, задача заполучить эти территории и стала главной в деятельности Новиченкова.

Иван с детства обладал даром определять, где чего не так. Выискивать слабые места и недостатки в любом деле. Началось с обыкновенной детской зависти. В третьем классе приятелю купили велосипед. Тот катался на нем, остальные бегали, просили дать им «прокатнуться». Ванька стоял в сторонке, не подходил, завидовал и мечтал не о том, чтобы и ему такой купили, а чтобы этот поломался. Он не делал ничего плохого с велосипедом, не прокалывал шины, не разбивал фару, которая ночью светилась. Просто смотрел. И досмотрелся – через месяц кто-то грохнулся с велика, колесо пробилось, согнулось, фара сломалась. Велосипед починили, но колесо стало кривым, а сам он перестал сверкать новизной. Теперь только Ваня подошел к однокласснику вроде как посочувствовать. Сказал:

– Хороший был велик. А теперь на колесе восьмерка, фара битая, да и весь какой-то потертый, – говорил, пока парнишка не заревел. Тогда только Ванюшка отошел. В душе отошел. Успокоился. И так радостно стало, так счастливо, будто не тому парню новый велосипед подарили, а ему. И даже еще лучше. Запомнился тот день навсегда. И потом, когда случалось такое, ту первую радость сверял с новой. И быстро пристрастился. Со временем талант высматривать нелучшие стороны в любом не его деле и критиковать стал главным. Был доведен до совершенства.

В институте на комсомольских собраниях уже запросто изводил тех, кто был способнее его, талантливей, побеждал на олимпиадах, писал стихи, рассказы, печатался в институтской многотиражке, занимался в научных кружках, а потому отвлекался от посредственных занятий и учился не очень. Изводил садистски, но так, что не подкопаешься. Слова-то были правильными.

Быстро сообразил, что научной работой заниматься престижно, выгодно. Но не спешил. Долго вычислял, куда пристроиться. Когда на четвертом курсе лекции начал читать ректор, подошел, попросился к нему на кафедру. Ни шатко ни валко делал какую-то чепуховую работу под предводительством кафедрального доцента – самому ректору некогда было заниматься такой чепухой. А потом, когда доцент впал в немилость за какую-то идеологическую промашку, раскритиковал перед ректором. Критиковал вроде бы свою работу, а по сути – доцента. Да так, что тот уволился. Институт окончил с отличием, упирался, чтобы получить красный диплом изо всех сил. Стал любимчиком у преподавателей и парторга. На дни рождения дарил от имени студентов подарки. Говорил красивые слова. В общем, образцово-показательный студент. Легко поступил в аспирантуру. Естественно, теперь к самому ректору.

С дипломной работой поначалу не заладилось. Не мог он придумать новое, свое. Не было у краснодипломника самого главного. Творческого начала не было. Зато была завистливость к тем, кто этот дар имел. Кое-что из идей научной новизны для своей диссертации он украл, удачно обрамив их в собственные, кое-что очень незначительное придумал.

Ректор, прочитав работу, вызвал аспиранта, не предлагая присесть, похлопал по плечу и сказал:

– Парень ты, Ваня, старательный, но ученый из тебя никакой. Кандидатскую мы тебе защитим, а вот дальше… – Он помолчал, видимо прикидывая, куда пристроить, как он считал, своего человека. – А выберем мы тебя парторгом института. Согласен?

Иван сообразил мгновенно – должность лучше не придумаешь! Как ни крути, а получается второй человек в институте. И согласился.

А дальше пошло как по маслу.

Перед защитой приняли его кандидатом в члены КПСС. Защитился в срок. Утвердили через три месяца после защиты. Потом стал доцентом и почти сразу заместителем декана. Линию поведения Иван понял давно: строгость со всеми, кто ниже, особенно со студентами, а со всеми, кто был выше по должности и положению, – чинопочитание и уважение. Искреннее. Беззаветное. Про его суровость ходили легенды. Про то, как не допускал к экзаменам куривших в неположенных местах, как отправлял десятки не сдавших зачеты или экзамены в армию, как выгонял из института, и так далее. Ему это доставляло удовольствие. Эдакая игра в кошки-мышки: хочу – отпущу, помилую, хочу – съем. Но руководство считало этот садизм принципиальностью, борьбой за дисциплину и успеваемость. Через год из кандидатов стал членом партии. А еще через полгода свершилась мечта ректора. Проводили на пенсию старого, независимого от него парторга, имевшего хорошие связи в горкоме, и выбрали Ивана. Теперь Ивана Александровича.

Так бы он и был строгим бескомпромиссным парторгом, по совместительству доцентом, но началась горбачевская перестройка. Иван сразу учуял, что кончится это крахом. Понял, что надо готовиться, обеспечивать себе тылы. Благо, возможностей открылось немало. Появились кооперативы. Нечто подобное устроил Иван. Сам не высовывался. Сделал через сокурсника, баскетболиста Витьку. Ставил студентам двойки, не допускал до экзаменов. Когда те приходили упрашивать, говорил сочувственно, что надо бы подтянуться, позаниматься. Что есть толковые преподаватели на учебных курсах, которые помогут. И бедолаги шли к Витьке, платили, ходили на несколько занятий. Покупали сляпанные на скорую руку пособия по предметам, состоящие из вопросов и ответов на них, и через месяц сдавали экзамен. Благосостояние Ивана Александровича росло. Витек не наглел, как говорится в криминальных кругах, не крысятничал, и ему тоже перепадало немало.

Наступил август 1991 года. Произошел путч ГКЧП. Рухнул СССР. Иван мгновенно перелицевался. Сжег на очередном митинге партийный билет. Обличил коммунистический режим. Стал депутатом областной думы. Задружился с московскими лидерами, тогда молоденькими и не имеющими крепкой поддержки в провинции. Когда началась приватизация, возглавил это дело в области. Область была богатая, с мощной промышленностью, нефтяными месторождениями. Иван Александрович впервые почувствовал вкус больших денег. Очень больших. Через несколько лет перебрался в столицу. Было не просто, но деньги и новые связи сделали свое дело. Он нутром чувствовал, что пора отходить от приватизационных выкрутасов. И ушел. Посчитал, что самым безопасным и надежным будет вернуться в свою изначальную деятельность. Околонаучную. Пришел на скромную должность заведующего отделом, но быстро вырос до заместителя министра. Благо, способность разглядеть недостатки в любой деятельности, раздуть их до размеров вселенской катастрофы, а потом воспользоваться этим в своих целях с годами и опытом отточил до совершенства.

Провел ревизию имущества подведомственных организаций и обнаружил, к своему удивлению, какими несметными богатствами обладают эти зачуханные от постоянного безденежья учреждения. Богатствами в виде земли – площадей и территорий в очень востребованных районах столицы. Понял, как на этом можно получить гигантские деньги. Упрочил связи во властных структурах и, когда выстроил схему, продумал до мелочей план серьезных дел, заручился поддержкой людей наивлиятельнейших, когда была обговорена роль каждого, степень и доля участия, перевел из заштатного областного комитета к себе в министерство проверенного подельника – баскетболиста Витька. Пардон, теперь он стал не Витьком, а уважаемым чиновником, заместителем заведующего отделом министерства Виктором Рудольфовичем. Этого не очень далекого и умного человека Иван решил использовать втемную, не раскрывая глобальных планов.