И снова вернись к нашим добрым пещерам».

Она улыбалась и вышла с прибоем.

О дети, вчера ли случилось такое?

О дети, мы долго одни оставались?

Младшие плакали, волны вздымались.

«Молитва длинна в человеческом мире, —

Сказал я. — Идем!» — и нас вынесло море.

Мы берегом шли, песчаной равниной,

Меж белых домов, цветущей долиной,

Улицей узкой, дорогой мощеной,

К серенькой церкви на холм отдаленный.

Шепот молящихся там услыхали,

Ему на холодном ветру мы внимали,

Взошли на могилы, дождями изрытые,

Прильнули к оконцам храма закрытого.

Сидела она у колонны высокой.

«Любимая! Тише! Мы так одиноки!

Ты видишь, мы здесь, о Маргарет,

Волнуется море, покоя нам нет».

Но она на меня не оглянулась,

В молитвенник молча она уткнулась.

Возглашает священник, и заперта дверь.

Дети, пойдемте, ни звука теперь.

Прочь уходите, ни звука теперь.

Вниз, вниз, вниз,

Вниз, в глубину морскую…

В городе шумном у прялки она

Песню поет и ликует.

Вот ее песня: «О счастье! О слава!

Улице шумной и детской забаве,

Святому добру и колоколам,

Благословенным солнца лучам,

Служителю храма и прялке моей

Пою я о счастье людей!»

Восторгом великим напоена,

Жизнь восхваляя, поет она.

Но вдруг затихло ее колесо,

И выпал из рук суетливый челнок.

И пристальный взгляд упал на песок

И дальше скользнул над морем,

И тяжек был вздох и глубок,

И были в нем скорбь и горе.

И туманит печаль глаза,

И большая упала слеза.

И снова нет ей отрады,

И грудь надрывается стоном протяжным:

О блеске волос малютки-наяды,

О глазах холодных и влажных.

Ступайте, ступайте, дети!

Ступайте отсюда прочь!

Злее, холодный ветер,

Огни зажигает ночь.

Ветер ворвется в двери;

Очнется она от снов,

Услышит рычание бури

В грохоте грозных валов.

Увидим и мы над собою

Ревущий водоворот,

Жемчужные мостовые

И янтарный свод.

И песню споем: «Приходила

Смертная к нам,

Но она изменила

Навсегда морским королям».

А в полночь, когда над заливом

Чуть слышно скользит ветерок,

И падает в тихие воды

Серебряный лунный поток,

И воздух струей ароматной

Плывет от прибрежных ракит,

И тень грядой непонятной

От скал на песке лежит, —

Тогда мы неслышной гурьбою

На белую отмель спешим.

И плещется море в покое,

И берег сверкает в тиши.

И смотрим, взобравшись на дюны,

На город, на церковь, на все

Заснувшее в мире подлунном

И с песней уходим на дно.

«Тоскует здесь верный любовник —

По жестокой подруге своей,

Покинувшей вероломно

Одиноких морских королей».

Перевод О. Петровской

Восточный Лондон

Был жаркий август, город раскалился

На улицах убогих Бетнал Грин,

Мне ткач предстал, трущоб печальный сын,

Измученный, в окне на Спитлфилдсе.

Я, встретив пастора, осведомился:

«И как ты в этом омуте один?»

«Отлично! — молвил — как христианин,

Я в мыслях об Исусе укрепился».

О смертный дух! ты силою любви

Над бурных чувств отливом и приливом

Знак света вечного установи,

Чтоб ободриться праведным трудом.

Не зря всю ночь в труде ты кропотливом —

Обрящешь Небеса, свой вечный дом.

Перевод А. Триандафилиди

Западный Лондон

На Белгрейв Сквер я видел утром рано,

Как нищенка с младенцем на руках

Бубнила хмуро и печально так,

А рядом девушка в одежде рваной.

Как шел рабочий, старшей дочке рьяно

Давала оборванка верный знак,

Та шла и ей перепадал медяк;

Богатых игнорировала странно.

Дух выше нищеты, поскольку там

Не у чужих просила, у друзей,