“God is good, and kind, and gracious;

Never made a thing so ugly”.

“Tell me then, since thou know’st better,

Whose I am, by whom begotten”.

“Hell’s thy birth-place, and the Devil

Both thy father and thy mother”.

“Be it so; to me the same ‘tis

Whether I’m God’s son or grandson,

And to thee not great the difference

Once thy flesh between my tongs is”.

“Spare me, spare me, Pain;” I shrieked out,

As the red-hot pincers caught me;

“Thou art God’s son; aye thou’rt God’s self;

Only take thy fingers off me”.

Джеймс Генри (1798–1876)

Из огня да в полымя

Мне как-то снилось (был ужасен сон),

Что умер я. По смерти разделились

Плоть безгреховная и грешный дух;

Взяв плоть мою, завернутую в саван,

Заколотили в ящик и швырнули

На дно глубокой ямы. Тот провал

Давным-давно был доверху завален

Смешеньем глины, плоти и костей —

Все сгнило там. Был камнем я придавлен,

На камне были с именем моим

Дни появления на свет и смерти.

Мой дух без всяких крыльев или членов

В рай возлетел по легкости своей,

Где вскоре он в судилище предстал

Перед Творцом и дал ответ неверный

На вопрошанье судии: «Где был ты,

Когда творил тебя я?» Тут его

Низвергли в самые глубины ада,

Чтоб он иль выплыл, или потонул.

Он в серном пламени неугасимом

С Сократом был, с Платоном, с Аристидом

(Не столь уж «Справедливым»), с Зороастром;

Там были Тит, Катон, Гомер, Вергилий

(Последние — божественны) и прочих

Лжеименных мильоны и мильоны

Блаженных, справедливцев, мудрецов.

По недостатку серы, змей, мучений

И мест в аду, Зиждитель всей Вселенной

Так порешил по благости Своей:

Чтоб не бывать греху без наказанья,

Отгородить большой участок рая

Для каторг, тюрем, ссыльных поселений,

И по нехватке места для полетов

Средь херувимов разгорелся бунт…

Указы «О военном положеньи

В раю» уже готовились читать,

Когда я, в жутком страхе и в поту

Придя в себя, в Германии очнулся,

В кровати узкой — в общем-то, в тюрьме.

Со мною рядом был герр Оберкельнер,

В руках его — печатанный опросник:

Пол, имя, возраст, вера, род занятий,

Откуда прибыл я, срок пребыванья,

Пункт следованья дале и т. п.,

На все вопросы отвечать правдиво,

За всяк ответ уплачивать шесть пенсов,

А по уплате выдадут мне право

На благоусмотренье Государства

Жить там, где я живу, без подозрений

Что я шпион, мятежник или вор.

Перевод А. Серебренникова

Боль

— Боль, кто твой отец? — спросил я

Беспощадное отродье,

Наблюдая в час бессонный,

Как щипцы оно калило.

— Сам Господь — в том нет сомненья! —

Боль зловеще усмехнулась, —

Родилась на свет я первой,

Взрезав мертвую утробу.

— Лжешь ты, тварь! — вскричал я в гневе,

Возмущенный, потрясенный, —

Благ Всевышний, милосерден,

Мерзостей не создавал Он!

— Ну тогда изволь сказать мне,

Кто и где был мой родитель.

— Родилась ты в преисподней,

Дьявол твой отец и матерь.

— Мне, поверь, различья нету,

Бог мне был отцом иль дедом;

И тебе неважно будет,

Если плоть зажать клещами.

— Боль, помилуй! — завопил я,

Сжат калеными щипцами, —

С Богом ты единосущна,

Только руки убери-ка!

Перевод А. Серебренникова

Letitia Elizabeth Landon (1802–1838)

The Castle of Chillon

Fair lake, thy lovely and thy haunted shore

Hath only echoes for the poet’s lute;

None may tread there save with unsandalled foot,

Submissive to the great who went before,

Filled with the mighty memories of yore.

And yet how mournful are the records there —

Captivity, and exile, and despair,

Did they endure who now endure no more.

The patriot, the woman, and the bard,