Но король приказал: никаких похорон!

И, тревогу двора приумножа,

Он оставил дела, и державу, и трон,

Проводил дни и ночи в отчаяньи он,

Восседая у скорбного ложа.

Что ж он, до смерти так и пребудет при ней?

В королевстве пошли беспорядки,

То, глядишь, лангобарды седлают коней,

То арабские рати грозят с Пириней,

Но ему — не до воинской схватки.

Удалиться никто не спешил от двора.

Все тревожней следили, все зорче;

И решили священники и доктора:

Стал король — как ни жаль, но признаться пора —

Чародейскою жертвою порчи.

И епископ дождался, что выйдет король,

И ко гробу прокрался несмело,

Помолился, вступая в опасную роль, —

Хоть на все и решился задолго дотоль:

Приступил к изучению тела.

Был великой боязнью старик обуян,

Но едва ли не с первой попытки

Отыскать учиняющий зло талисман —

Он кольцо, испещренное вязью письмян

Обнаружил во рту фаворитки.

Восвояси прелат удалиться успел.

В замке сразу же сделалось чище:

Воротился монарх, и челом посветлел,

Мигом вспомнил про двор и про множество дел —

Ну, а гроб отослал на кладбище.

Вновь — веселье, и радость, и смех на пиру,

Всем тоскливые дни надоели;

И король, чтоб развеять былую хандру,

Приглашает вассалов придти ко двору —

Будут праздники в Экс-ля-Шапели.

Коль владыка велит — почему бы и нет?

И, к роскошному балу готовый,

Подчинился дворянства блистательный цвет,

И направились в Экс в вереницах карет

Молодые девицы и вдовы.

Ах, попасть на глаза королю — для любой

Представлялся неслыханный случай!

Меж красотками длился решительный бой:

Кто — окажется взыскан счастливой судьбой,

Кто — зальется слезою горючей.

Вот и вечер, и все собрались на балу:

И сердца вероятных избранниц

Пребывают заране в любовном пылу:

Но послал Купидон в Шарлеманя стрелу:

Тот епископа просит на танец!

Зашептались бароны и дамы вразлад:

Не загадка, а крепкий орешек!

Лишь молитву прочел возмущенный прелат,

И немедленно прочь из дворцовых палат

Ускользнул, чтоб не слышать насмешек.

Лунный блик трепетал на озерной волне,

Шел священник, обижен и мрачен, —

Но король догонял, и кричал, как во сне:

«Мой епископ, прильни поскорее ко мне,

Этот час нам судьбой предназначен!

Мы с тобою на праздник направим стопы,

Насладимся весельем и смехом,

Или прочь от людской удалимся толпы,

И в чащобе, где нет ни единой тропы,

Предадимся любовным утехам!»

Вновь король угодил в колдовскую беду!

Где исток сих речей беспричинных?

Шарлемань, задыхаясь в любовном бреду,

Жарко старцу лобзал и седую браду,

И дрожащие длани в морщинах.

«Мы великое счастье познаем сейчас!

Миг восторга, воистину чудный,

Нам ничто не преграда, ничто не указ,

О пойдем, о изведаем страстный экстаз,

В глубине этой рощи безлюдной!»

«Матерь Божья, — ужели спасения нет?

Чем я Господа Бога обидел?»

Так взмолился прелат, чтоб окончился бред,

И кольцо в письменах, роковой амулет,

Он на собственном пальце увидел.

Мигом вспомнил епископ о чарах кольца,

И, насколько позволила сила,

Он швырнул его в темную гладь озерца:

У монарха отхлынула кровь от лица —

Чернокнижная власть отступила.

Но воздвигнуть король повелел цитадель

Возле озера, видно, недаром:

Он живал там подолгу, — и помнят досель

О монархе, что в городе Экс-ля-Шапель

Не сумел воспротивиться чарам.

Перевод Е. Витковского

Бленхаймский бой

Закончив летним вечерком

Чреду вседневных дел,

Дед Каспар не своем крыльце

На солнышке сидел;

Резвилась внучка рядом с ним,

А внук играл песком речным.