Thou’rt fit for those who are from Troubles free,

Thou Cur’st no Spleen, thou art unfit for me,

I’d’s live almost drink Adam’s Ale as thee.

Thou mak’st us Fat in little time ’tis true,

The same will Swines-Flesh and Potatoes do;

They covet Flesh, not Brains, that follow you.

Thou Noble Ale! Mere Caudle, and unfit

For Men of Care to drink, or Men of Wit;

Poor English Coffee for a plodding Cit.

Guzzle for Carmen, Foggy and unfine,

For nothing fit but to Exhaust our Coin;

Water to Brandy, and small Beer to Wine.

Forgive my drowsy Muse where e’er she nods;

She’s not inspir’d or Tutor’d by the Gods;

She Rhimes o’er Ale, others o’er Wine; that’s odds.

What if you say she’s dull, it’s no great matter,

Gross Muddy Ale’s a heavy Theam for Satyr.

Tom Brown be judge, or honest Ben Bridgwater.

Эдвард (Нед) Уорд (1667–1731)

Элегия Уайт-Холлу

Коль слёз не жалко, люди, изрыдайтесь,

А если жаль, что ж, так и оставайтесь,

Но если пыл вам спуску не дает,

Над теми смейтесь, кто ревмя ревёт.

Но мой читатель спросит справедливо:

«К чему мне смех и слёзы? Что за диво?»

Я вам скажу, коль правда вам мила:

Ах, ах! Уайт-Холл- то наш сгорел дотла!

Во что нам верить?!Ах, мечта прошла!

Но, расхрабрясь, покуда пыл не вышел,

Я расскажу про то, что сам услышал.

Мрачна была домина и стара;

Всегда я думал: «Тут не жди добра».

Она, не правда ль, памятник разрухе,

Как многие противные старухи?

Пусть кто-то скажет: «Славы то звезда».

А я (властям — почёт!) скажу всегда:

Дом благородным не был никогда,

Как многие старинные руины;

В них видятся прекрасные картины

Времён порядков старых и рутины.

Стоял он до пожара, как ничей:

Бесформенная груда кирпичей,

А как сгорел — весь город вдруг помчался

На ту беду глазеть — и восхищался!

Ах! Нет его! Решили, как один,

Дворец построить снова из руин.

Власть молвит: «Продолженье нам дано!»

А мне, хоть плачь, хоть смейся — всё равно.

Перевод Ю. Брызгалова

Сатира на пиво, сваренное в Дерби

Дрянь — пиво в Дерби, эль — дурная слава!

Безмозглым дурням только ты по нраву;

Свеж — душишь ты, а затхлый ты — отрава!

Не утопить печаль в тебе никак,

Не утоляешь — создаёшь сушняк

С тобою поглупеет сразу всяк.

Хоть старый добрый эль не любят фаты,

Он — дедовский, и с ним сердца крылаты,

Им жажду можешь утолить всегда ты.

Ты ж — слизь и вонь; не пиво ты, ей-ей:

Ни дух поднять, ни взгляд зажечь ничей.

Хоть сколько пей, а жажда всё сильней.

Помои! Тощий только с вас жирнее.

Да станет ли и в год — и не скорее —

Он старосты церковного добрее?

Наполнены тобой, повесив нос,

Вкось-вкривь идём (хвала тебе, насос!)

Сушняк унять, что твой отстой принёс.

Ну, выпил кружку — трусу лишь годится,

С трёх аппетит мой сильно разгорится,

С двух пар — больной, с десятка — не напиться.

Налью стаканы до краёв тобой —

До дна пропьюсь, погаснет разум мой,

Я просто так сижу, совсем пустой.

С тобою воспаришь душой не ближе

Делишек в Польше, может быть, в Париже,

А выпьешь кубок Нанта — дурень ты же.

Кто беззаботен, ты для тех хорош,

Ты сплин не лечишь — мне не подойдёшь;

Вода сильней пьянит, чем ты проймёшь.

Ты, правда, всё же, нас толстишь немножко,

Как пойло — хрюшек, как людей — картошка;

Те множат плоть, а ты — мозги — на плошку.

Благое пиво! Ты — бальзам! Никак

Нейдёшь для пьяниц, умникам не враг,

Но кофе ты плохой для работяг.

Ты возчиков пьянишь, дурнишь, туманишь,

Из кошелька ты грош последний тянешь,

Не бренди ты — водичка: не обманешь.

Простите музу: носом в1сё клюёт,

Знать Бог ей вдохновенья не даёт:

Всё рифмы — с пивом, а вино — не в счёт.