В голосе Ивана Ивановича слышалась неприкрытая ненависть. И это было странно. Как будто несколько часов назад он не отдал приказ казнить самым лютым образом пару десятков человек из тюремной администрации и охраны…

— А Иоанн наш Грозный, за добрый нрав прозванный Васильевичем, разве сделал что-то другое? — мне действительно было непонятно. — В чем разница?

— Он дал людям выбор, создав опричнину и уделы! Ну, и нелюдям, пусть и в меньшей степени. А Иоанн Иоаннович — усложнил систему, добавив сервитуты, преобразовав уделы в юридики и даровав права экстерриториальности нелюдям. Я не буду доказывать и сыпать юридическими терминами, все законодательные акты есть в открытом доступе… Нет никакого официального запрета покидать места проживания, за исключением выданных судом предписаний. Даже черный урук может получить вид на жительство где угодно — официально! Аристократ не смеет препятствовать своему вассалу уйти в Государево войско или отдать детей учиться в кадетское или медицинское училище в опричнине. Магу не запрещается поселиться в земщине и устроиться работать дворником в райжилкомхоз, если его достала стерильная атмосфера опричнины или бардак сервитута! Талантливый земский вполне может поступить в любое учебное заведение, устроиться на работу или завести семью в какой угодно из частей Государства Российского, изменив таким образом свой статус. Бабай, ты осознаешь, что земщина в целом — это самая свободная часть России? У них тут выборы губернаторов и мэров каждые пять лет! Прямое, тайное, равное голосование! В сервитуте — имущественный ценз и расовые курии выборщиков… В опричнине — всеми городскими службами давно управляет искусственный интеллект, а задачи ему нарезает назначенная Государем администрация. В юридиках и анклавах — феодализм, ну, или клановая система — зависит от конкретной ситуации. И при этом никто не мешает конкретному человеку или нелюдю взять — и переехать! Или, если смотреть по максимуму — добиться общим голосованием земского собрания, чтобы конкретному городу или деревне сменили статус на опричный или сервитутный, но…

— Мы все хотим, чтобы что-то уже начало происходить, но боимся, как бы чего не случилось? — усмехнулся я. — Инертность мышления, ксенофобия, страх потеряться в незнакомых условиях, неуверенность в своих способностях… И вуаля — не надо никаких колоний, да? Вот он, питательный бульон для рекрутинга новых магов!

— Не только магов… — развел руками Рикович. — Пассионарность — сила не меньшая, тебе ли не знать? Решительность и готовность умереть за свои идеалы — это один из столпов, так сказать… Но ты не возводи наш разговор в абсолют. Это так — домыслы на берегу Байкала. Вот стану главой Сыскного приказа — расскажу тебе, как обстоят дела на самом деле. Как ордынец ордынцу.

— Хо-хо! — сказал я. — Жду не дождусь этого момента. Возвращаясь к делам насущным: мне нужна лодка.

— Что? Где я тебе возьму лодку? — выпучился сыскарь. — И вообще — за каким она тебе хреном?

— Собираюсь переплыть Байкал, — буднично сообщил я. — Нужны еще продукты питания дня на три, спички или зажигалка, хороший нож, какая-то одежка вместо этого сраного комбеза и карамелька.

— А карамелька нахрена? — брови Риковича поползли вверх.

— Ну, замечательно, что с остальным вопросов не возникло. Что касается карамельки — сладенького хочется. Жрал в тюрьме капитальную гадость, понимаешь?

Он все-таки обиделся. Хотел, чтобы я слетал с ним в Москву, буквально на сутки, а потом меня бы или стратосферником, или телепортом закинули хоть в Братск, хоть к черту на рога. А я требовал лодку. Потому что чуял — медлить нельзя. Слишком давно не выходил на связь с Эсси, слишком мутные и мрачные силы сконцентрировали свое внимание на анклаве сибирских эльфов.

— Плыви ты хоть в бочке! — матюгнулся сыскарь. — Задолбал, ять!

— Восемьдесят кэмэ? — повертел пальцем у виска я. — По Байкалу? Не, я доплыву, но в Москву слетать быстрее будет. О! У меня потрясающая идея!

Рикович ощутимо напрягся. Нет, он не мог доставить меня конвертопланом в анклав на другом берегу, эльфы здесь, как и гномы на Магнитке, обладали экстерриториальностью. Но если бы я попросил — ему бы пришлось, точно. «Жизнь принадлежит Орде» и все такое. Своими людьми жертвовать бы не стал, но вот сам за штурвал сел бы как миленький. Однако я понимал, что Орда — это одно, а мои любови с Эсси — другое, и потому предложил:

— Ты сбросишь меня в бочке за километр от берега. А дальше я сам!

— Дебил, ять… — горестно провозгласил Иван Иванович.

С этим я спорить не стал.

Бочка обнаружилась неподалеку: ярыжки нашли какой-то хутор с полуслепой бабкой, которая за сотню денег согласилась продать нам большую, литров на пятьсот, кедровую емкость. Изнутри гигантского сосуда ощутимо несло брагой, бабуля клялась в ее герметичности и предлагала проверить.

— Если что — он и сам доплывет! — мрачно заявил Рикович. — Дырки пусть пальцем затыкает, деятель.

Его можно было понять — он только нашел меня, отчитался перед начальством о целости и сохранности Резчика, а теперь оказался вынужден отпустить своего подопечного в очередную дерьмовую авантюру. Судя по заголовкам новостей, которые я просмотрел, пока мы летели от Баргузина, на том берегу разгоралась настоящая война между эльфийскими кланами и союзом аристократов во главе с Ермоловыми. Там даже с танками видосы были, загружать и смотреть я их не стал — сигнал слабоват. Переться туда с бердышом наперевес было конкретным идиотизмом… Но что из того, что я тут вообще творил, не было идиотизмом? Определенно — кофе и шаурма.

Остальное — под большим вопросом.

В общем, бабуля за дополнительные тридцать денег выделила мне капитальный полотняный мешок с вяленой рыбой и еще один — с сухарями, ярыжки снабдили канистрой с водой литра на три. Дали отличные ботинки с автоподгонкой по ноге, безразмерные черные «тактические» штаны с карманами, тяжеленький бронежилет хрен знает какого класса защиты (вроде как — «от автомата»), камуфляжную куртку и рюкзак — чтобы было, куда положить ящичек со стилосом и припасы. В одну руку я взял бердыш, во вторую — купленную снова же у бабки снежную лопату вместо весла.

Мне кажется, она так легко на все это соглашалась, потому что нихрена не видела. Даже внучком меня называла. Если бы у ее внучка была такая рожа, пердечный сриступ бабуле был бы обеспечен. Или это Рикович ей мозги крутил?

Так или иначе — оплатили все более, чем достойно, тут я был спокоен. Я в принципе был спокоен, даже когда бочку загрузили на аппарель, меня посадили внутрь, вручили в одну руку бердыш, в другую — лопату. Иван Иванович со странным выражением лица спросил:

— Скажи, что ты просто погоняешь хренотень и сейчас вылезешь из бочки и попросишь меня подбросить тебя до Братска. Мол — шутка дурацкая, ха-ха, Рикович, а ты поверил. Нет? Ну, так я и думал. Впрочем… Я в тебя верю. Ты Хозяев Хтони заставил сексом трахаться, что тебе в бочке по Байкалу рассекать? Засовывайся внутрь, мы щас тебя плотненько задраим и герметиком по швам пройдемся.

— А дышать я чем буду? — возмутился я, скрючиваясь в обнимку с бердышом и лопатой в бочке.

— Носом! Вот, гляди, что есть, — он показал мне гофрированную пластиковую трубку. — Это мы вместо пробочки вот в эту дырочку вставим. И воды лишней не нальется, если что, и проход для воздуха будет. Главное, сиди внизу. Чтобы трубка вверх торчала.

— А где, ять, я по-твоему могу еще сидеть⁈

Мы ругались все время, пока конвертоплан взлетал, и пока мы со страшной скоростью мчали низко над поверхностью воды. Все-таки — приближаемся к зоне боевых действий, РЛС там работали — а ну, как шмальнет кто-то зенитной ракетой или заклятьем, несмотря на особый статус Байкала?

— Не верь глазам своим, когда попадешь к эльфам, — сказал напоследок Рикович. — Не верь вообще ничему и никому, кроме самого себя и твоей Эсси. Ты — урук. Тебя попытаются убить все и всё, что ты встретишь в волшебном лесу. Я знаю — ты выкрутишься. Но не надейся, что это будет легкая прогулка. Даже тебя, чертов ты идиот, поломает очень, очень крепко!