Всегда получалось, что зарывал он в землю одно, а откапывал совсем другое. Ведь он так быстро взрослел. Но он долго этого не понимал, и ему казалось, что там под землей происходит какая-то неведомая работа по превращению свинца в золото. Однажды он наткнулся на древнее окно, зарытое еще в дошкольном возрасте. Это случилось, когда дачу стали делить оставшиеся после кончины деда наследники, и старый сосновый чурбан, служивший долгое время скамейкой, оказался ровно посередине участка.

Чурбан сдвинули, и среди белых корней и копошащейся живности весело блеснуло старинное окошечко. Он тотчас вспомнил, как его мастерил еще в дошкольном возрасте, и еще как потом искал, а потом как забыл, что искал. Когда чурбан покатили к новому месту стоянки, он бережно очистил поверхность, и она ему понравилась. В том окне в торжественном убранстве, как говорили дикторы на майских парадах, бочком лежал маленький человечек. То есть теперь-то он знал, что это за человек, а тогда это был просто маленький человечек из папиного кармана. Правда, от человечка была видна только голова на боку, а все остальное скрывалось за фантиками: "Белочка", "Мишка на севере" и Стратосфера. Кого же он здесь похоронил удивился школьник. Вадим поднял стеклышко, разбросал торжественное убранство и обнаружил книжицу, на которой было написано: "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи". На правой стороне стояло: "Коммунистическая партия Советского Союза" и пониже - "ЦК КПСС". Потом перевернул страницу и прочел: Георгий Афанасьевич Нечаев. Так это же мой папа! - и он радостно побежал к отцу показывать замечательную находку.

Таким отца он никогда не видел. Неужели какая-то книжица может стоить даже одной слезы маленького ребенка? Задал он тогда себе первый проклятый вопрос.

Ореховый прутик уперся во что-то мягкое и живое. Журналист открыл глаза. Перед ним раскачивались два крытых вековой пылью кирзовых сапога.

- Немые булы, глухи зъявлялыся, навить прокаженни оказувалы честь, а нэзрячий в пэрший раз.

С лесов свесил ноги бородатый мужик в ватнике, из под которого выглядывала ковбойская в клеточку рубашка.

- И что, удачно? - спрочил журналист, ковыряя веточкой в земле.

- Батько их враз исцелял. Одын журналист з Москвы, прыкынувся, як цэ вин казав, а, жертвой антинародной политики господина Чубайса.

Прыйшов у лохмотях, дистав з кышени ваучер завэрнутый у политилэн и кажэ, ось батюшка, ободрали народ як последнюю липку. И знаешь, що ему батько сказав? Виддай, каже, свою липку народу. Тоди корреспондэнт и кажэ, що липка цэ така метахфора, иносказательная, и як же я ийи виддам, колы вона нэ правдишня, а тилькы слово. А у мэнэ, кажэ, нияких мильонив нэмае - лыше ридна газэта "Эмка" На що батько и кажэ:

- Эмка, цэ така машина була, а твоя газэта не Эмка, а липка, ийи и виддай.

- Очень остроумно, - улыбнулся гость. - Нет, я честно признался, кто я и что я. И отец обещал дать интервью.

- Ну колы обицяв, обовьязково дасть, вин свое слово трымае, як сыла тяжести отвес. Тилькы, писля того як його у электрычци ломануло, став бильше молытыся, ничь и дэнь молыться и всэ якогось Создателя помьянае. Кажэ "дай Господи Создателю Веры". Там виконцо навэрху, усэ чуты. Хочэшь послухаты? О, як раз пишов поклоны быты.

- Хм, интересно, совсем здесь христианством не попахивает. Однако, неудобно как-то... особенно молитву...

- А ты мэни грошив дай, за информацию, як-то ты на служби, а я тоби продаю. Нэначе мы пры дили.

- Я и так на работе, - обидился журналист.

- Тьфу, звыняй, тилькы з грошами выйдэ краще... - Строитель замялся, подбирая слово, - ...ну миркуй сам, ты ж нэ малэнькый, я продаю ты-купуеш, получается?! як цэ по руськи, оборот, знову ж мэни симью кормыты трэба и тоби... Ну що, по рукам?

- Не знаю, - гость с сомнением посмотрел на протянутую мозолистую руку. - С другой стороны, народ имеет право знать правду.

- Конечно, мае. Нэ сумливайся, - сжимая руку корреспондента, говорил строитель, - без правды истины нэ бувае, на то вона четвэрта влада.

Ци лиса хоч и колыхаються, та другых, звыняй, нэмае. Грошив, сам знаешь нэ достае, а майстэрство пропылы. Я ось читав и в Москви лиса гэпнулыся, у самом цэнтри, так що звыняй, колы на навэрху нэ дуже прыйемно будэ.

- Да что там леса, - поддержал строителя журналист, - Миры рушатся...

Мужик чуть пододвинул фанеру, на которой стоял полуистершийся знак черная перевернутая рюмочка и надпись "Осторожно, стекло!".

- Шумыть!

- Что шумит?! - как-то нервно спросил корреспондент.

- Шэпоче, наче, як хуртовына! - он подморгнул корреспонденту. - И ось так з утра до ночи. Тильки поснидае, а снидае знаеш як? Трава та картопля. Ни так вин довго нэ протягнэ. О, знову про Создателя начав хвылюватыся. Добрэ, слухай, я пиду, щоб нэ скрыбло.

- Что скребло? - удивился корреспондент.

- Та, глухий послухав як мы з лисов, грошив дал и кажэ: "На душе как-то скребет, ты ба отошел хоть в сторонку"

Гость с отврашением улыбнулся и замер.Над ними проплывали ватные летние облака. Их отсюда было видно больше, чем снизу. И видно было, что на другом холме у самого горизонта тоже стоит церковь.

- Знаешь, что мужик, вот тебе десятка, а слушать не буду.

- Ни, дякуйтэ, мэни дурни гроши нэ трэба, я тэж гордость маю, ты що ж, думаеш усэ продается? Ни, глумытыся нэ дозволю.

- Ну как хочешь, я только хотел посмотреть, хорошо ли стоят леса.

С этими словами, гость спрыгнул на землю прямо с третьего яруса.

Потом нашел ореховый прутик и пошел дальше. Мужик сплюнул вослед, тихо матернулся и принялся скрести стену. Вскоре появился и отец Серафим. Он поинтересовался, не голоден ли гость, и когда тот отказался, они пошли в дальний угол, где под ракитой стояла деревянная скамейка.

- Батюшка, пишут много об этом деле, и о вас пишут всякое, но я хотел сначала спросить о другом. Я труд ваш читал и меня заинтересовал этот, как вы выражаетесь, "новый человек". Я плохо улавливаю разницу между нигилистом и новым человеком. Положим, этот новый человек действительно существовал бы, и, положим, был готов даже на преступление и даже совершил бы его, ну, допустим, убил бы топором старуху процентщицу, и что, совсем бы и не мучился?

- Новый человек преступлений не совершает, он строит новый мир.

- Забавно, в чем же его зло для мира?

- Он топором строить будет.

"А чем же еще строят?!" - мелькнула у Вадима мысль.

- Стоп, стоп, значит все-таки старуху то порешит?

- Убьет. Но не будет знать, что это преступление.

- Но и Родион Раскольников считал себя правым.

- Да, считал, но он знал, что идет на преступление. Он боролся с Богом, т.е. признавал Бога, пытался своим преступлением в себе Его убить. Ведь он мучался от отсутствия мучений совести, стало быть верил, что где-то же она существует!

- Но, положим, новый человек победил, и в том новом мире остались бы только все как он, то не было бы и зла?

- Не было бы. Ни добра, ни зла.

- Какие же проблемы! - как-то горячо уже заключил журналист.

- Проблема одна, этот мир - Царство Антихриста, отражение будущего Ада. Вадим улыбнулся.

- Извините, батюшка, вспомнил песню, может быть и вы ее помните, там были такие странные слова: этот мир придуман не нами. Я вот подумал, а что, если мир-таки придуман? Что если все это небо, этот храм вы, я и даже тот мужичок на лесах, что подслушивает ваши молитвы, и все вокруг есть только плод чьего-то воображения, возможно и больного.

- Допускаю. - неожиданно согласился иеромонах.

- Нет, вы меня не поняли, я не Бога имею в виду, и не Демиурга, нет, а так, как бы Бога, ну как бы некоего закулисного человека.

- И я имею в виду.

- Вот это действительно забавно, то есть, вы при вашем обете и православии допускаете такое философское предположение? Да где же Бог тогда?