— Юра, стой! Не стреляй!
Я от такого напора опешил.
— Юра, мы этот концерт каждое утро наблюдаем. Понимаешь, духам скучно, вот они и таскают по утрам эту безоткатку по саду.
И действительно, дойдя почти до края сада, душманы развернулись и также не спеша пронесли орудие в обратную сторону, скрывшись за развалинами.
— Ты нам чуть харакири не устроил, — выдохнул Илья, и стоящие рядом с ним Брка и Андрей закивали головами, — если бы кого-то ранил или, не дай бог, убил, хана нам была бы. У нас с моджахедами негласная договорённость: мы их здесь не трогаем, они нас здесь не трогают. Так и живём.
Чёрная площадь Кандагара
Советские переводчики с афганцами.
Отдохнув у ребят и проехавшись с ними по одному из древнейших городов востока Кандагару (проводившиеся раскопки рассказали археологам, что его история восходит к 5 тысячелетию до н.э.), мы посетили знаменитую Чёрную площадь, прошлись по дуканам, и на следующий день я уже к обеду сидел в кандагарском аэропорту, ожидая вылета в Шахджой.
Глава 5
Аэропорт «Ариана» был построен в конце пятидесятых годов американцами, и хотя официально он являлся гражданским по сути его построили, как военный аэродром со всей требуемой инфраструктурой, с возможностью размещения крупной американской базы в случае военного конфликта СССР — США.
После ввода советских войск, Генеральный штаб СССР по достоинству оценил важное стратегическое значение Кандагара, который, являясь крупнейшим городом юга Афганистана, располагался недалеко от границы с Пакистаном и позволял тому, кто его занимал, контролировать всю южную часть Афганистана. Именно поэтому аэропорт «Ариана» стал крупной военной базой.
В ожидании прилёта вертолётов из Шахджоя я, вытащив флягу с водой и бросив свой РД в тени аэропорта, присел на землю, спиной прижавшись к его стене.
Перед отъездом из «ООНовского городка» друзья накрыли хороший стол, и теперь после еды меня слегка разморило и потянуло в сон.
Борясь с навалившейся дремотой, я даже дёрнулся от неожиданности, когда практически над моим ухом раздался голос:
— Юрка, братишка, привет! Ты чего здесь развалился? — глядя на меня, счастливо засмеялся мой друг Костя.
— Костя! Привет! — подскочив к нему, я в радостном возбуждении от встречи дружески обнял его. — Ты как здесь оказался?
Прилетев в августе из Кабула в Кандагар, мы с Костей расстались как раз в аэропорту «Ариана». Я улетел в Шахджой, а он сразу полетел в Лашкаргах в штаб нашей бригады. Помня о том, что в прошлой жизни убедил его полететь со мной в отряд, в этот раз, надеясь изменить судьбу, я не стал настаивать служить вместе. Тогда, прежде чем Костю отозвали в бригаду, он прослужил рядом со мной два месяца и успел повоевать в составе первой роты.
— Да вот, прилетели с начальником разведки, у него тут совещание, а я за компанию напросился. Хочу наших парней повидать, а ты что здесь делаешь?
— К себе в Шахджой лечу. Два дня назад сквозным досмотром прилетел, у командира отпросился и в «ООНовский городок» съездил, ребят проведал.
— Здо́рово! Может, ещё задержишься? Сегодня у кандагарцев заночуем, а завтра по отрядам разлетимся? Хоть нормально пообщаемся.
— Извини, Костя, не смогу. У нас сквозные досмотры не каждый день. Да и обещал я ротному вовремя вернуться. Он и так меня на двое суток от комбата отмазал, сказал ему, что у меня проблемы с животом, в госпитале оставил.
— Ладно, я рад нашей встрече. Рассказывай, какие новости у тебя, у парней наших? Как в Шахджое приняли?
— Нормально. Поставили на должность переводчика отряда, но фактически я всё время в третьей роте у капитана Горошко.
— Горошко? Слышал о нём. У нас его многие знают ещё по его первой ходке в Афган. Он же тогда в ДШБ служил, а как в Союз вернулся, его в спецназ перевели в Марьину Горку. В бригаде служит, наверное, одна треть офицеров спецназа оттуда. Он, говорят, с головой не всегда дружит.
— Не верь. У каждого из нас свои заёбы бывают. У него не больше, чем у других. Правда, я с ним пару раз характерами сошёлся, то есть не сошёлся, — поправил я сам себя и вспомнив, как это произошло, заулыбался.
После моего первого самостоятельного боевого выхода, когда моя группа, возвращаясь в ППД, удачно прошла по минному полю, нас с заставы на грузовом Урале привезли в отряд. Построив группу перед командирской землянкой, я доложил Горошко о возвращении, а затем, отпустив своих разведчиков отдыхать, вместе с ротным отправился докладывать комбату о результатах прошедшего выхода.
Уточнив детали, касающиеся боя с моджахедами, и осмотрев принесённый мною кусок приклада от автомата и окровавленную чалму, меня отпустили.
Сбросив с себя грязную мабуту*, я переоделся в спортивный костюм и захватив мыльно-рыльные принадлежности, пошёл в баню. На территории гарнизона было две бани: для офицеров и солдат.
Мабута* — форма спецназа ГРУ ГШ.
Офицерская баня у нас стояла возле речки Тарнак, прямо на обрыве. Сколоченная из подручных материалов, в основном из планок от снарядных ящиков, она являлась настоящим шедевром военного времени. Не знаю, где нашли таких специалистов, но каждая дощечка была отшлифована и тщательно подогнана друг к другу, ровненько и аккуратно. Внутри небольшой предбанник, затем вместительная комната, в которой по центру был выкопан бассейн, а возле стены стоял стол с лавками человек на пятнадцать и, конечно, парная с полками и железной печкой, обложенной жаростойкими камнями, чтобы подливать на них воду.
Блаженно попарившись и помывшись, я в предвкушении положенных мне после боевого выхода двух суток отдыха, закинул полотенце на плечо и неторопливо пошёл в сторону своей землянки. Уже на подходе к расположению третьей роты я услышал громкий командирский рык:
— Обезьяны! Макаки долбаные! Сколько можно вас приучать к порядку! Развели в землянках срач! Старшина, блядь, откуда вши взялись⁉
Дальше шёл сложно переводимый десятиэтажный русский мат, и я даже заслушался, проходя мимо стоящей по стойке смирно роты.
Случайно повернув свою голову в мою сторону, Горошко узрел меня, прогулочным шагом идущего вдоль крайней шеренги солдат.
От вида этой картины его перемкнуло, и вместо понятных слов в мою сторону выплеснулся невнятный и нецензурный поток слов:
— Лейтенант! Сука! Блядь! Не понял! В строй!
На что получил от меня вполне закономерный и спокойный ответ:
— А не пошёл бы ты на х. й.
Пока ротный, хватая, как рыба открытым ртом воздух, пытался найти ответ на мою эскападу, я скрылся в глубине своего временного жилища.
Повесив на вешалку полотенце, набрал в чайник воды и поставил на электроплитку, собираясь попить после бани чаю, когда в двери постучали и в дверном проходе появилась голова дневального солдата.
— Товарищ лейтенант, Вас ротный к себе вызывает.
Покопавшись в памяти, я вспомнил фамилию бойца.
— Ребежа, передай капитану, что у меня законный отдых, и если ему надо, то пусть сам придёт.
Онемев от моей наглости, солдат застыл на месте, но услышав от меня команду «Бегом!» выскочил из землянки, чтобы через две минуты снова появиться в ней.
— Товарищ лейтенант, командир сказал, что требует, чтобы Вы пришли.
— А ты передай: командиру надо, пусть сам и приходит!
Ребежа покраснел и проговорил:
— Товарищ лейтенант, Горошко сказал, если я Вас не приведу, то буду рыть окоп отсюда и до утра.
Пришлось отрываться от чаепития и идти к ротному.
Горошко прямо в ботинках полулежал на своей кушетке, сколоченной из тех же досок от снарядных ящиков, из которых была сделана практически вся наша мебель, за исключением солдатских железных кроватей.