— Я выслушаю все, что ты скажешь, Антуан! — с готовностью согласилась женщина.
— Но у меня к тебе будет последняя просьба.
— Я сделаю все, что ты пожелаешь, клянусь! — привстала с колен Марэна. Последняя воля единственного друга. Если он попросит разрушить этот мир, а может и все миры… Она сделает все, лишь бы его глаза закрылись с покоем в душе.
Вампир рассмеялся, отчего вокруг некогда красивого рта образовалась алая пена.
— Это хорошо, что ты поклялась, еще до того, как услышала мою просьбу. У меня нет сил на долгие уговоры. А клятва не даст тебе нарушить слово и сделать что-то поперек моих слов. Поэтому сейчас просто выслушай меня, а потом я расскажу тебе про уход. Марэна, я всегда любил тебя. Возможно с того самого момента, как увидел тебя в бою на той галере… Я помню закат и морской бриз, танцующий в твоих волосах, ты была так прекрасна в пляске крови и боли.
Я был тебе верным другом, был возлюбленным и простым любовником, был врагом и был соратником. За все это время, за все времена, что мы прошли, кем я только не был для тебя, но всегда был где-то рядом. Мне жаль, что последние века наши тропки разошлись. Наверное, это единственное о чем я по-настоящему жалею сейчас. Прими мои извинения и прости за то, что вынуждаю тебя сделать, но такова моя воля и ты поклялась. — вампир замолчал, а Марэна напряглась ожидая худшего из всех возможных желаний. — Прими мой дар, мою жизнь и суть, Изящная Агония! — неожиданно четко, властно и громко приказал Антуан.
— Я…? — опешила вамп.
— Владей моим даром по праву, моя мечта! — перебил ее мужчина. — И знай, что я всегда любил тебя, возможно, это даже больше, чем просто любовь.
Вамп прикрыла глаза и до боли сжала зубы. Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы только оказаться, как можно дальше от этого места, от умирающего друга и горячо любимого мужчины. И еще больше она отдала бы, чтобы никогда не исполнять его волю! Но слово, данное слово умирающему, были сильнее всех метаний стенающей души. И никакие крики разума не имели смысла.
— Я приму твой дар, Незримый Демон Мрака! — гордо и величественно ответила она, задрав голову к потолку и стремясь унять рвущийся крик боли и отчаянья откуда-то из недр собственной сущности.
Вампир снова рассмеялся, только теперь это был его смех, настоящий. Не хрип и бульканье крови в легких, а настоящий смех того, кто веками наводил ужас на миллионы живых и еще больше мертвых. Смех того, про кого слагали легенды, даже сами вампиры. Смех, который заставлял Изящную Агонию трепетать в страхе и почтении. Единственный мужчина, которого она боялась и за которого могла легко умереть. Нет, она могла бы отдать свою жизнь за любого из своих детей, но ее вампиреныши лишь номинально были мужчинами. Для нее они всегда останутся детьми, а любая мать легко умрет за свое дитя. Но вот умереть за мужчину? Такое чувство вспыхивало в ней, только рядом с этим вампиром. Наслаждаясь внутренним трепетом, слушая его смех, вамп неожиданно четко и ясно осознала, что не просто будет скорбеть по нему, как по другу или любимому. Вместе с ним умрет и она сама, только ее смерть растянется на века, но пытка жизнью начинается уже сейчас. Вместе с его отравленной кровью из ее души стирались краски. Жизнь теряла свой лоск и неуловимую привлекательность. Без него, без простого понимания, что он просто где-то есть, пусть и не с ней, она больше не сможет жить. Она уже осталась у его ног в этом старом доме. Просто пока еще способна уйти, но уже мертва. А когда тело поймет это и рассыплется в пыль, пройдут века, но душа, или большая ее часть уйдет с ним в бездну небытия.
— Я знал, что ты не посмеешь отказать мне. К слову, я бы не стал настаивать если бы ты не приняла дар. Но я уверен, что ты распорядишься им со всей мудростью и сумеешь управлять моими детьми не хуже меня. Ты единственная, кому я мог бы доверить будущее того, что я так старательно создавал, — мужчина снова перешел на шепот и прикрыл веки. По-видимому, зрение отнимало слишком много сил. — А теперь к делу. С этого момента ты слишком важна, чтобы просто умирать. От тебя зависит будущее целой расы, значит когда ты решишь, что слишком устала от борьбы, тебе нужен будет приемник, которому ты передашь дар, причем не только свой, но и мой. Какая-то часть нас будет жить и в том, кого ты выберешь в новые перворожденные.
Этот кто-то станет лидером, но лидерство не та вещь, которая может просто прийти- его нужно заслужить, следовательно душа этого разумного должна быть особенно сильна, воля непоколебима, а разум устойчив в достижении цели. Он не должен быть слишком кровожаден, он должен понимать свою ответственность, но при этом способен применить силу и пойти на жертвы. Мне найти такого разумного не удалось, но я не сомневаюсь, что это удастся тебе. Однако это еще не все. Нужно, так же найти и верного раба для будущего вожака. Тебе нужно найти или выбрать из уже сотворенных детей того, кто будет служить новой тебе безропотно и, если потребуется, убьет любого, отдаст все, что имеет и даже душу ради твоей воли.
Многие дети просто не поймут твоего решения и захотят убить из мести нового перворожденного. А многие захотят завладеть властью, получить твою мощь. Вот поэтому и нужен твой самый верный раб, самый преданный из детей. Тот, кто и после твоего ухода будет соблюдать твою волю неукоснительно. Станет верным помощником для нового перворожденного. Признаюсь честно, что среди моих детей таких верных немного. Они не плохие и не хорошие, а просто импульсивные и жаждущие большего, чем имеют. Возможно, и среди твоих детей таких нет, значит придется искать такого разумного. А еще — мой тебе совет — не ищи нового среди вампиров, алчность и жажда чужих смертей сильно портит их умы, ищи среди других разумных. Надеюсь, что тебе повезет найти такого. Постарайся оставить ему наставления, может быть письмо, или нечто подобное. Не думаю, что тебе удасться с ним поговорить так же, как мне с тобой сейчас.
Вамп запоминала каждое слово друга и обещала себе, что еще не раз подумает над его словами. Хотя он и не говорил о своих советах, как о последней воле, но рыжая восприняла их именно так. Он желает, чтобы она ушла, не оставив на произвол судьбы множество сотворенных детей. Их раса отличалась сильной уязвимостью, в сравнении с другими. Вампиры были практически непобедимы, но только в том случае, если за их спинами стояли первородные вампиры. А если в каком-то из миров первородные погибали, то со временем погибали и их дети, так и не достигнув всех возможностей. Их просто истребляли люди или оборотни, пока в летописях не оставалось не строчки о вампирах. В некоторых мирах ночные властители становились трупоедами и раскапывали могилы, чтобы утолить жажду. Единственный шанс избежать деградации и истребления для расы вампиров — иметь в лидерах перворожденного. Обычно в одном мире их не больше десятка, но и этого хватало, чтобы раса процветала.
Марэна все это знала, возможно, даже лучше других, потому что сама была одной из перворожденных. Она знала и то, как действует ее сила на сородичей и собственных детей, а значит в наставлениях умирающего был смысл, более того, призыв к действию. Он оказался прав, уже сейчас вамп кристально ясно осознала, что и среди ее детей нет ни одного, кому бы она доверила сохранность нового перворожденного, его обучение и помощь в становлении, как лидера. А значит старый друг прав, снова, впрочем, как и всегда. Ей нужно искать преданное дитя и душу, достаточно сильную, чтобы вместить мощь ее естества и сути ее возлюбленного.
Антуан едва заметно дернулся всем телом и застонал. Рыжая вскинулась и поднялась на ноги.
— Мне больно! — прохрипел он, не разжимая челюстей.
Марэна наклонилась и поцеловала друга в лоб. Тот открыл глаз, а вамп одним рывком выдернула кол из его груди. Резкий, совершенно неестественный фонтан брызг окатил ее с головы до ног. Она наблюдала, как из широко распахнутого глаза друга исчезла жизнь, а влажный зрачок накрыла белесая пелена смертной тени. Крупные слезы лились сплошным потоком. Окаменевшие пальцы сжимали кол, от чего кожа ладони шипела и трескалась. Будь эта боль, хоть вполовину такой, какую она испытывала от ухода друга, то, возможно, и почувствовала бы, как обитая серебром осина выгрызает ее плоть. Но сейчас все муки всех преисподней не могли сравниться с тем страданием, что переживала рыдающая душа Изящной Агонии.
