Дом оказался слишком старым, даже для оценщиков из конторы. Когда-то по его просторным залам прохаживались сильные мира сего, а сейчас по пыльным коридорам гулял только ветер и уличный сор. Когда-то его украшали редкостной красоты витражи, а сейчас рамы отбрасывали на пол крестообразные тени.

Эта ночь была не хуже и не лучше прочих. В дом давно не заглядывали покупатели, но продавец не стремился вывезти мебель и прочую утварь. По каким причинам дом, который вот-вот рухнет, еще не разграбили — не понимал никто, но факты упрямо говорили, что несмотря на разруху, вся мебель, канделябры, картины и даже книги на редких полках- все было на своих местах и укрыто покрывалами от пыли.

Ночь выдалась ясная, впервые за много дней, и луна заливала заброшенное строение. В комнатах было светло, почти как днем. Кое-где сквозняк гонял по полу мелкие веточки и осенние листья. Доски, вымокшие от дождей, скрипели на разные голоса, как только задувал особенно сильный порыв ветра. Несмотря на то, что дом уже давно мертв, как и его хозяин, сон его беспокоен, в нем нет умиротворения. Шорохи, скрипы, скрежет дверных петель, какой-то тихий стук — все это наполняло дом, делало его погребальный сон особенно печальным. Если бы эти стены могли говорить, наверное, они бы стенали о таком конце некогда пышной судьбы.

Внезапно многоголосица прекратилась. Дом, улица, а может, и весь мир замерли в ожидании чего-то. Деревья больше не шевелили остатками крон, листья не шуршали на дорожке к крыльцу, старая кованая калитка больше не поскрипывала. Так продолжалось с минуту, если бы кто-то прошел в этот момент мимо дома, то ужаснулся бы особенной мрачности этого места. Оно и раньше не располагало к себе суеверных местных жителей, но в эту минуту оно особенно пугало так, как мало мест может напугать современного образованного человека.

На третьем этаже дома располагался большой каминный зал, с несколькими широкими диванами, столиками на резных ножках и множеством мелких скамеек. Когда-то в этом зале решилось множество крайне важных и значимых вопросов, а сейчас о былом величии могут сообщить разве что размеры залы, не более. Конечно, все эти диваны и скамейки, как и прежде, стояли на своих местах, только вот величием и благополучием от них уже не веяло, а множество пылинок в лунном свете, только напоминали о том, что все имеет финал. Вот и этот зал уже никогда не примет гостей для долгих и вдумчивых бесед о важном.

Внезапно, в абсолютной тишине, в полуметре над старыми дубовыми досками пола, из воздуха образовалось странное пятно. Оно за считанные секунды, из незаметной точки перешло в сверкающую спираль, а из нее в овальную дыру в полтора метра диаметром. Миг — и из дыры вылетел мужчина, следом за ним еще один. Пятно пропало так же стремительно, как и появилось, а противники, казалось, и не заметили смены декораций. Один — в полном доспехе и шлеме. Второй — босоногий, в широких тонких брюках и с обнаженным торсом, создавалось впечатление, будто его вытащили из постели.

Босой, несмотря на колотые и резаные раны по всему телу, легко перекувыркнулся через голову и поднялся на ноги, одновременно ударом ноги отправляя в полет маленький столик на одной резной ножке. Дерево, заботливо упакованное в кусок серой ткани, ударило точно в грудь закованного в латы воина. Тот без единого звука отлетел к стене. Босой едва слышно выругался. Его маневр был рассчитан на то, что противника отшвырнет обратно в дыру, но та уже успела схлопнуться, отрезая путь для быстрого решения проблемы.

Воин сплюнул кровь и бросился на босого с полуторным мечом. Широкое тяжелое лезвие резануло воздух в паре сантиметров от макушки босого мужчины. Он легко пригнулся, но не предусмотрел летящий следом кулак воина. Меч казался таким тяжелым, что человеку никак не справиться с таким одной рукой, но этот явно был исключением. Латная перчатка, покрытая серебряным напылением, легко прошла сквозь плоть, вспарывая скулу, только встреча с зубами остановила коварный металл и силу удара.

Будь на месте босого обычный человек, то схватку можно было бы считать проигранной, но мужчина лишь отшатнулся, позволив телу вылететь по инерции из-под меча воина. Резкая боль от серебра и многочисленные кровоточащие раны дали о себе знать. Босой замешкался лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы воин в латах успел вытащить из-за спины арбалет. Широкий болт без оперения, простой и даже дешевый, вошел в левую глазницу босого, с едва слышным звуком лопнувшего глазного яблока. Мужчина дернулся, тело выгнуло в нечеловеческой, ужасающей судороге. А в следующую секунду пронзительный, леденящий душу вопль взорвал пространство особняка. Уже не обращая внимания на покрытые серебром доспехи воина босой бросился на противника. Ухватил его за руку с арбалетом и вывернул ее, фактически прокрутив на полный оборот. Воин взвыл, попытался припасть на колени, но босой ухватил его за вторую руку с мечом и дернул на себя, молниеносным движением вырывая сустав, разрывая мышцы и сухожилия. Меч, кольчужная перчатка и часть наручи, с лязгом покатились по полу. Босой услышал, как шипит и плавится его собственная плоть, но ярость была сильнее боли. С тонких пальцев слезала кожа, обнажая кости. В доспехе было слишком много чистого серебра для того, чтобы босой мог безнаказанно применять такую силу.

В бою против любого другого, доспех с таким количеством мягкого металла был бы смешон и не продержался бы и минуты, но против босого мужчины оказался лучшим решением. Воин хрипел, стонал, из носа и рта бежали струйки крови. Босой отчетливо слышал, как лихорадочно и неровно бьется сердце противника, еще несколько секунд и оно замрет навсегда от шока и внутреннего кровотечения. Но босому не терпелось опередить провидение и убить мерзавца самому. Металл на груди разорвали, как лист бумаги. Шипя, разбрасывая вокруг брызги темной крови и заливая ею же лицо врага, босой рвался добраться до горла или лица. Наконец ему удалось сорвать с головы воина шлем. Их взгляды встретились, и босой невольно восхитился выдержкой и внутренним стержнем своего противника: в нем не было страха или паники, а лишь холодный расчет и ненависть. За долгие тысячелетия босой не мог похвастаться и десятком таких противников, как этот. Промедление стоило дорого. Воин выудил из-за голенища сапога узкий кол и вогнал его точно в центр обнаженной груди босого мужчины.

Время остановилось для обоих противников. Воин не верил и сам, что ему удалось, что он все-таки смог. А босой внезапно кристально ясно осознал насколько устал и насколько счастлив. Он резко склонил голову на бок, словно сломанная марионеточная кукла в балаганном театре. Его губы сами собой расплылись в улыбке, настолько пугающей и зловещей, что даже воин, уже смирившийся с собственным концом, содрогнулся. Босой плавно, где-то даже нежно, взял его окровавленное лицо голыми костяшками пальцев с остатками расплавленной плоти, заглянул в мутнеющие глаза. Он мог бы поблагодарить своего противника за относительно честный бой, за собственный скорый конец и за его ненависть в глазах. Он мог бы многое, даже спасти своего, столь милого врага, мог бы подарить ему долгую и насыщенную схватками жизнь, мог бы даже дать ему силу, о которой тот и мечтать не смел, но вместо этого установившуюся тишину ночи нарушил весьма характерный звук разрываемой кожи. А в дальний угол залы полетела верхняя часть головы, оставляя за собой ошметки плоти.

Снова тишина. Босоногий медленно поднялся с колен и еще раз оглядел тело своего противника. Резким движением, одним рывком выдернул болт из глазницы и, пошатываясь, заливая пол собственной кровью, которая словно полноводная река била из горла, сдерживаясь лишь усилием воли многовекового существа, направился к одному из больших диванов.

~*~*~*~*~

Переход распахнулся прямо в стене кабинета. Еще при постройке поместья в эту стену заложили артефакт, и теперь он исправно работал, даже тогда, когда у взывающего не было сил для переноса. Из широкой трещины в стене вышла стройная женщина. Ее никак нельзя было назвать дамой в возрасте, но и на юную девушку она не походила. Она была прекрасна в своей совершенно особенной красоте, которая так же далека от наивности и свежести юности, как багряный закат от золотого восхода. Высокая, с длинными ногами и широкими бедрами. Стройная, но далека от болезненной худосочности. Длинную шею украшало сложное черное колье и небольшой амулет на кожаном шнурке, который предусмотрительно прятался в низком декольте. Бледная, чуть сероватая кожа красавицы, только подчеркивала ее необычность. Пышную грудь едва удерживал сложный и дорогой корсет с бисером и вышивками, обитый бордовым бархатом, под черными кружевами. От него шла черная юбка на запахе с кружевной оторочкой по шву и подолу. Изящные руки спрятаны под длинными перчатками, а копна ярко-рыжих волос заменяла вычурному наряду плечи и полностью скрывала под собой алебастровую кожу. На вид ей можно было бы дать около тридцати, но своей притягательностью, томностью движений и бархатистым голосом, с легкой, едва заметной хрипотцой, как у пылкой любовницы в объятиях избранника, она могла бы дать фору любой миленькой юной девице. И вряд ли нашелся бы мужчина не проводивший ее вожделеющим взглядом.