Рыжая вернулась к креслу, обессиленно в него опустилась и чуть раздраженно глянула на ученика.

— Адриан, сколько мы уже вместе?

— Почти четыре сотни лет, если мерить по твоему миру, — удивленно проговорил вампир. — А почему ты спрашиваешь?

— Сколько раз за эти четыреста лет я говорила тебе, что когда-нибудь меня кто-нибудь убьет?

— Марэна, ты опять об этом. Да, я знаю, что этот день придет, но тогда я умру с тобой и мое решение ты тоже знаешь. Оно не изменилось. Я просто не хочу, чтобы ты сама приближала его своей беспечностью…

— А я хочу, чтобы ты наконец понял с кем говоришь! И перестал обращаться ко мне, словно к собутыльнику в трактире. Я — твой создатель и учитель, а ты говоришь со мной так, словно я твоя наложница на сегодняшнюю ночь. Прекрати проявлять неуважение — остальные вампиры не столь беспечны в вопросах воспитания, и когда ты останешься без моей опеки тебя могут убить только за неуважительный тон! И сядь уже наконец! — она махнула рукой на кресло около окна.

Вампир прошел, сел и обхватил голову руками.

— Я тебя не понимаю, чего ты ждешь? Ты затеяла какую-то игру? Тогда скажи мне, и я помогу, ты же знаешь.

— Знаю, — поморщилась вамп. — А теперь напомни мне, что я приказывала сделать, если моя суть перейдет в другую душу?

— О чем ты? С чего такие вопросы?

— Отвечай! — рявкнула, порядком уставшая, вамп и ударила ладонью по старинному столу. На столешнице осталась мелкая сетка трещинок.

Адриан вздрогнул, опустил голову и повторил заученную и уже множество раз произнесенную клятву.

— Я буду служить преемнику первородной так же, как служил своему творцу, ибо они есть единое целое, и одно не может быть без другого. Я стану любить преемника, как любил творца. Я уберегу преемника от уничтожения, и стану подчиняться ему, как своему создателю вечность, ибо они есть одно.

— Отлично! Рада, что помнишь клятву и еще больше надеюсь, что сдержишь слово.

— Только не говори, что желаешь отдать этому проходимцу свою силу? — ужаснулся вампир.

— Нет конечно! — рассмеялась рыжая. — Он желал объединить наши кланы и рассчитывал, что я стану его парой, а когда не вышло объявил на меня охоту. Вполне себе резонный ход. Возможно, я и сама поступила бы так, будь на его месте. Но…

— Да-да, помню! Ты говорила, что первородный не имеет права просто уйти, он должен оставить преемника.

Марэна покачала головой.

— Да, а ты мой ученик, а значит и ученик преемника. Ты должен знать такие вещи лучше собственных мыслей.

— Я знаю и уже поклялся тебе.

— Тогда у меня к тебе еще есть поручение. Преемника могу выбрать не только я, меня могут еще и убить, а потом провести ритуал овладевания сутью, так что сделаем так: я оставлю метку на теле преемника, если он будет выбран мной.

— И это сейчас к чему? — заломил бровь вампир. После обряда его лицо сильно осунулось, а худощавый и раньше юноша, превратился просто в щепку, поэтому подобная мимика смотрелась на его лице слишком выразительно, чтобы воспринимать ее всерьез.

Марэна улыбнулась.

— Если у преемника будет моя метка, то ты передашь ему или ей вот это, — она указала на гобелен. Думаю, не стоит говорить, зачем я прошу тебя об этом?

— Нет, не стоит, — кивнул вампир. — И так понятно, что ты не желаешь отдавать свои секреты своему убийце и вору.

— Умница.

— А что… а что, если и правда, тебя убьют? — опустив глаза и через силу спросил вампир. Ему не хотелось и думать о таком исходе, но узнать волю творца все-таки стоило.

— Тогда этот гобелен — мой тебе подарок! — ласково проговорила вамп. — Я верю, что легенды не лгут, и ты сможешь стать первородным со временем, а когда сможешь — эти книги, свитки и зелья не раз помогут тебе, только сделай все, чтобы гобелен не попал в руки первородного из нас, иначе велик риск истребления многих.

— Обещаю!

— Ну, раз ты все понял с первого раза, то пошли в подвал, — поднялась со своего места вамп.

— Что? Зачем это?

— Мрак! — закатила глаза рыжая. — Ты несносен! Не задавай вопросов, а просто иди за мной, несносный мальчишка!

— Я — не мальчишка!

— Именно, что мальчишка! Ты критикуешь тех низших, что охраняют нас, но ведь и ты звания мужчины в моих глазах еще не заслужил. Ты слишком молод и горяч для того, чтобы я перестала считать тебя юнцом. И перестань, наконец, перебивать меня и оспаривать мои решения!

Адриан промолчал, его лицо окаменело, как происходило каждый раз, когда он пытался скрыть собственный гнев. Как много в нем еще от человека, несмотря на все ритуалы и обучение! Они прошли несколько коридоров. Потом по большой лестнице с литыми перилами, затем в незаметную дверку и дальше — по узкой старой каменной лестнице. Этот ход был проложен еще в те времена, когда здесь не было особняка Антуана, а был человеческий монастырь. Здесь поклонялись богине Смерти. Жрицы здесь могли быть только девственницами, поэтому храм быстро стал монастырем. Шло время и про культ все забыли, а Антуан, видимо, посчитал смешным построить свой особняк на остатках храма.

Марэна не стала менять резиденцию клана и осталась в доме Антуана, ей нравился этот особняк, несмотря на то, что у них были совершенно разные вкусы. Она связывала свою симпатию с тем, что дом, который построил Антуан нес в себе какой-то неуловимый привкус тех далеких, уже забытых времен, когда они были страстными любовниками и клялись в вечной преданности. Они так и остались друзьями, несмотря на то, что за время течения их жизненных рек, после тех клятв, дважды обезглавливали друг друга.

Если бы ей кто-то из прорицателей в то смутное время сказал, что она станет щитом для клана своего убийцы, пусть и временного, она бы не поверила и посмеялась. А жизнь, как бы не была длинна, не лишена иронии. Она снова невольно усмехнулась. С ней такое бывало часто за последние десятилетия. Она пропадала в недрах памяти и рассуждениях. Наверно, именно такое, еле уловимое тепло и принято считать мудростью. Когда душа успокаивается, и уже ничто не может причинить боли, как в прошлом, а ты просто тепло улыбаешься своим мыслям о судьбе и незримым нитям, которые как бы случайно привели тебя к этим событиям. Странное, ни с чем не сравнимое состояние. Рыжая чувствовала в себе изменения и не могла понять на пользу они или во вред.

Марэна несколько раз чувствовала на себе встревоженный взгляд ученика, но тот ничего не говорил, что не могло не радовать. Они дошли до больших деревянных дверей в полной темноте, слушая лишь гуляющий по подземелью слабый ветерок. Оба вампира двигались совершенно бесшумно, и обоим не нужен был свет, чтобы понять куда идти. Хотя вамп сильно сомневалась, что ее ученик знает дорогу к месту для обрядов, скорее всего он просто шел за ней с важным видом.

Юноша обошел вамп и легко распахнул двери, хотя человеку такое бы не удалось так просто. И остолбенел, закрывая ей проход в зал. Изящная Агония глубоко и с болью вздохнула, как мать, которая уже и не надеется увидеть своего ребенка сильным и достойным восхищения, но все равно любит его, печалясь лишь о собственных развеянных мечтах. Многие века она видела, как старые женщины, сухонькие старушки легко поднимают с земли своих пьяных сыновей около трактира или корчмы и помогают дойти до дома. Раньше она никогда не понимала смысла подобного действия, но, благодаря ученику, стала понимать человеческую душу куда лучше. Она много раз уже жалела о том злополучном решении, когда решила послушать волю умирающего парня и сделала его своим рабом. Нужно было просто обратить его в высшего и отпустить после полусотни лет наставлений и советов. Нужно было, но время не повернешь вспять. Она любила Адриана всем, что осталось от ее сердца, но понимала, что ошиблась в выборе ученика. Он не станет воином, не уподобится Антуану или ей самой, он всегда будет слишком импульсивен и нагл.

Вамп обошла остолбеневшего вампира и протиснулась в узкую щель между ним и дверными петлями. Потом бодро зашагала к пентаграмме, уже давно активной и ждущей только ее. На гематитовом алтаре лежал серебряный клинок. Она лично его заказывала, и долго искала ювелира, готового взяться за непростой заказ. Там же стоял обычный кубок, и лежал уже родной кол, отнявший когда-то самое дорогое, а затем не раз спасавший ее саму от смерти. Она всегда держала этот кол в своем кабинете, в своем особняке, своей реальности, рядом со свернутым платьем, в котором мстила за Антуана. А еще на бархатной подушечке лежал странного вида ларец, обитый явно серебром и сделанный, кажется, из человеческих костей.