– Охотно, сударыня! – откликнулся Ксар с галантностью Сирано де Бержерака. И – ощутил взрыв внутри организма. А сразу затем – горько-сладкую истому, высвобожденную взрывом.

Девушка в белом поварском облачении оказалась его Лаурой и Беатриче, Лейлой и Изольдой, а сам он стал отныне героем эпоса.

– Спасибо! – одарила его сияющим взглядом девушка. И поскольку Ксар не ушёл, а, напротив, полез за сигаретами, вновь улыбнулась – сразу и смущённо, и выжидательно. У неё была потрясающая улыбка – чуть не до ушей, но тёплая, обаятельная, располагающая!

– Какое необычайное совпадение! – провозгласил Ксар, комкая пустую сигаретную пачку. – У вас не оказалось огня, а у меня курева. Это судьба!

– У меня сигареты там, – указала незнакомка на дверь пельменной. – Вы подождите, я сейчас…

Ксаверий посмотрел на часы. На работу он ещё не опаздывал, но и времени курить с незнакомкой не было.

– Увы! – объявил он, искренне огорчившись. И загорелся идеей: «У меня есть встречное предложение! Вы не хотите пойти вечером в театр? Я вас приглашаю! Я там работаю», – добавил он не без гордости.

– Так вы актёр?

В голосе девушки Ксар уловил нотки разочарования, но тут же решил, что ему это послышалось.

– Я рабочий сцены! – с достоинством представился он. – Меня зовут Ксаверий Кораблин, Ксар. А вас?

– Лера.

– Я буду ждать вас у служебного входа, Лера. Только вы обязательно приходите! Я буду ждать!

И, подчиняясь порыву, он схватил руку Леры с зажатой в ней бесполезной зажигалкой. И поднёс к губам.

– Всё-таки, вы актёр! – как укорила Лера и тревожно покосилась на дверь пельменной. – Хорошо, хорошо, я приду!

– Честно-честно?

– Честно-честно!

От избытка чувств Ксаверий перепрыгнул через ближайшую урну и помчался вперёд – в блеск и синеву неба над площадью, ощущая спиной Лерин заинтересованный взгляд. Вечером она придёт на спектакль! Какое счастье! Он увидит её снова сегодня вечером!

Она пришла. В длинном, лёгком, сиреневом, как туман, платье, в пёстрых бусах, с волосами, сколотыми гребнем в тяжёлый узел. Она курила у балюстрады, глядя на набережную, когда он выскочил из дверей служебного входа и тут же её узрел. Душой раньше, чем глазами. Сперва – каштановый завиток на шее, потом руку с длинными пальцами и коротко остриженными ногтями, а потом её целиком – высокую, стройную, с крепкими плечами и бёдрами, с сумочкой на плече.

И она его почувствовала, потому что дёрнулась внезапно, и её карие глаза вспыхнули радостью.

– Пойдём, – он целомудренно прикоснулся к её локтю, и она пошла, даже не спросив, что за спектакль дают нынче в театре. Она пришла не на спектакль – на свидание, и Ксаверий постарался, чтобы их первое свидание прошло на высоте. Хотя народа в зале было негусто, он, на всякий случай, взял у администратора контрамарку, а в антракте повёл Леру не в буфет, а в звукоцех, где работал его приятель Антон. Там уже всё было приготовлено к приходу дорогой гостьи – и бутерброды, и фрукты, и шампанское. И второй акт они смотрели из звукоцеха – под вино, под сигареты и сыр. И Лера как-то сразу стала своей. Потому что не было в ней ни жеманства, ни дешёвого кокетства, ни желания произвести впечатление. Ей всё было интересно, и сама она была по-детски естественной, и совсем по-детски шлёпнула Ксаверия по руке, когда он не вовремя сунулся к ней с очередным бутербродом: она внимала тому, что происходило на сцене, вся была там, внутри действия.

– Хорошая у тебя девушка, серьёзная! – оценил Антон.

В тот вечер они расстались сразу после спектакля, на остановке троллейбуса. Ксаверий и в мыслях не имел зажиматься с Лерой в скверах, тем более, что и опыта зажиматься у него не было: в свои 17 Ксаверий оставался девственником. Он хотел всего лишь проводить Леру до дома, но она решительно воспротивилась.

– Там папа, – смущённо улыбнулась она. – Он знает, когда заканчивается спектакль, и будет встречать на остановке.

– Ну и что? – не понял Ксаверий.

– Мой папа… – помедлила Лера, – своеобразный человек. Он до сих пор считает меня маленькой девочкой.

– Может, пора ему объяснить, что ты большая девочка? – расхорохорился по-взрослому Ксар.

– Он не поймёт. А если он узнает, что мы только сегодня познакомились…

– Что будет? – потребовал ответа Кораблин. Он был настроен воинственно, как подобает настоящему рыцарю.

– Ничего хорошего, так что лучше не будить в папе зверя. Завтра там же, в то же время?

– Конечно!

Она пришла и на другой день, и на следующий, вся в фиалково-сиреневой дымке платья, и духи у неё были – фиалковые, а глаза и губы она не красила: макияж не подобал маленькой девочке, собравшейся в театр с подругой. Впрочем, глаза у Леры и так были огромные, ресницы – чёрные, а рот – яркий.

На третий день расстроенная Лера сообщила Ксаверию, что родители тоже собрались в театр.

– С нами? – изумился Ксаверий.

– Со мной и моей подругой Оксаной. Я же хожу в театр с Оксаной!

– Хорошо, я достану контрамарки.

– Ксар… – помедлила Лера. – А если ко мне кто-нибудь подойдёт? Из наших?

Она так и сказала: «наших»!

Свою девушку Ксар представил в театре всем, с кем приятельствовал, он очень гордился своей девушкой, и она всем сразу понравилась.

– Насчёт этого будь спокойна. Я предупрежу ребят.

Приятелям Ксар поведал, что Лерин отец полагает театр вместилищем разврата, и приятели схватились за животы. Их весьма заинтересовал недовымерший динозавр Савелов.

– Он не того случаем, не сектант? – покрутил у виска пальцем Антон.

– Он отец-командир! – похоронно вздохнул Ксаверий. – Дяденька строгих правил.

Сам он тоже горячо возжелал хотя бы визуального контакта с Савеловым и, стоя за боковой кулисой, во все глаза рассматривал родителей Леры, пока те двигались по проходу к своим местам в четвёртом ряду партера.

Мама у Леры была маленькая, пухленькая, уютная, а папаша – натуральный шкаф! Двухстворчатый! Два метра длиной! Создатель вырубил этот «шкаф» из цельного бревна, проработкой мелких деталей не утрудившись. Ограничился намёткой – высокими скулами, квадратным подбородком и крупным носом. Но если Лерин нос, несмотря на размер, можно было назвать пикантно-модернистским, то рубильник папы Савелова был именно рубильником. Шнобелем!

– Не приведи Боже попасть к такому под начало! – подумал с трепетом Ксаверий о предстоящей военной службе.

Папа Савелов за что-то выговаривал своим женщинам. Женщины смиренно улыбались.

Грозный вид отца-командира избавил Ксара от соблазна повидаться с Лерой в антракте, и с любимой он встретился только на другой день, у пельменной.

– Ну, и чего он злился? Что ему так сразу стало не так? – с ходу взял Ксаверий быка за рога. – Он же ещё спектакль не видел, а уже оборзел!

– Он рассердился, что мы прошли по контрамаркам, – отрапортовала Лера. – Он не нищий, он бы купил нам билеты.

– Если он такой богатенький Буратино, – ополчился на неблагодарного Савелова Ксар. – Почему ты не в МГИМО учишься, не в Универе?

– Таким, как я, там не место! – рассмеялась в надежде усмирить Ксара Лера.

– А где место? В столовке? – пуще прежнего раскипятился Ксар. – Ты об этом всю жизнь мечтала?!

– Я мечтала быть музыкантом, но папа решил, что в наше время надо быть поближе к камбузу, – легко, даже весело ответила Лера.

Впоследствии Ксаверий сам убедился, насколько прав был папа Савелов: своим крупным носом он учуял заранее, что за ветры перемен задуют с вершин, ещё хранящих отблески зари коммунизма. Но в тот вечер начала августа, когда ничто не предвещало экономических катаклизмов, Ксар Павла Анатольевича решительно осудил: «Он деспот! Домашний тиран, вот он кто!».

– На самом деле папа очень хороший человек, – чужим голосом ответила Лера. – Его моряки любят…

– Да ты что?! – изумился Ксар громко и вызывающе. – Правда?!

– Правда! – выпалила в лицо ему Лера. – Его матросы любят и уважают, потому что он справедливый! Он всегда во всё вникает, в любую проблему, и от офицеров требует того же, от мичманов! У него на корабле дедовщины никогда не было!