Говорить Браун уже не мог. Тыча рабочей рукой в так и не убранные со стола записи, он спровоцировал гнев сына.
– Забудь об этом, отец! – приказал с несвойственной ему строгостью Джим-младший. – Мама рассказывала о твоих бредовых идеях. Они уже довели тебя до удара, и я не допущу, чтобы случилось что похуже!
– Дети Пыльного бога, – ответил про себя Браун. – Они опасны.
– Ясно?
Старый полицейский поднял большой палец вверх.
Пиджак на исхудавшем Фредди Меркьюри висел мешком. Беззащитные губы пытались изобразить улыбку, но получалось плохо: без знаменитых черных усов они уже не могли скрыть боль. Фредди было больно: Браун знал это. Кому ж как не ему было знать? Прощальные аккорды были близки.
Старик вытянул руку в сторону телевизора.
– Говорят, у него СПИД, – сказала Бетти.
Браун ткнул в полку с дисками.
– Поставить?
– Мммм! Но Ы!
– Новый альбом?
Старик кивнул. Как ни странно, Бетти понимала его лучше жены и сына.
– Должен выйти. По крайней мере, писали, что над ним работают. Куплю, как только выйдет. Помните, как впервые услышали Фредди? Я помню. Все-таки, он волшебник.
It’s a kind of magic, подумал старик. Магия, в которую легко не верить и которой не должно существовать.
Летом Брауна вывозили на крыльцо. В любимом кресле сидела Сью. Старики пили сок. Брауну, наотрез отказывавшемуся, чтобы его поили, всегда наливали полстакана, так он не проливал напиток на себя. Иногда Джим-старший тайком от матери добавлял в апельсиновый сок немного водки, и всякий раз отец устало улыбался и поднимал палец вверх. Сыном можно было гордиться.
Однажды Браун увидел Рэнди Смита. Парень отрастил волосы, напялил знакомую по событиям двадцатилетней давности событиям футболку и гулял по периметру живой изгороди. Поймав взгляд соседа, Рэнди наклонился и скрылся из виду, а выпрямившись, поднял над головой секатор. «Бил лопатой, если вам интересно. И разводным ключом. И секатором. Женщин изнасиловал. Анально тоже. Причем после смерти. Кайфа в этом никакого, с живыми интереснее».
Тем же вечером Бетти принесла диск Queen.
– Называется Innuendo, но я бы назвала по последней песне. Она вся о нем, о том, что он любил и что мы все должны уважать, – сказала невестка.
Старик уже знал, что Фредди умер. Время пришло. Браун бился и указывал то на дверь в свой кабинет, то на телефон, то в окно на дом Смитов, понимая, что бессилен. Чтобы успокоить старика, Бетти собрала всю семью в гостиной и поставила Innuendo.
– О е юю!
– Сразу последнюю?
Браун напрягся.
Empty spaces…
В дверь постучали. Не позвонили, а именно постучали. Старик с тревогой взглянул в окно. За стеклом должны было гореть фонари и сгущаться сумерки, но вместе этого стояла серая пыль, словно ветер поднял с земли время и раскидывал взад-вперед по годам и эпохам, и Браун вдруг ощутил, что находится в эпицентре чего-то страшного и великого.
…what are we living for?
– Я открою!
– Е! Е!
– Нет? Почему нет, папа?
Abandoned places…
Щелчок.
Глухой удар.
«Я, Джек Рэндалл Смит, сознаюсь».
Удар. Удар.
Женский визг.
…another mindless crime…
Пыль проникает в уши и глаза. Видят ли его остальные? Мазки красного в сером.
«Ебаные хиппи».
«Женщин изнасиловал».
Рэнди Смит наклоняется самому лицу. Зрачки расширены, радужка цвета пыли.
– But my smile still stays on, – шепчет Рэнди.
Удар.
…must go on.