— Ну же, — скрипнул зубами Аднан.

Треугольная голова дракона мотнулась из стороны в сторону, блеснул на мгновение небесно-голубой глаз — и тут же затерялся среди рубинов, сапфиров и изумрудов всех цветов, размеров и форм. Шанс упущен — да и был ли он?

Голодный дракон ползет, пока не найдет сородича поменьше. Тогда он душит его, пожирает, раздирая панцирь, плоть и раскалывая кости, и залегает в краткую, но крепкую спячку. Другой живности в Сожженной Стране не водится, а драконоборцы — слишком мелкая добыча, чтобы насытить даже молодого ползучего дракона. Драгоценные камни со шкуры растерзанного дракона валяются рядом со спящим, так что кажется, будто тот охраняет свои сокровища. На самом деле это не так. Ничего дорогого, любимого и вызывающего привязанность у бездумных жестоких созданий нет. Природа наделила их незабываемой внешней красотой, но высушила изнутри. Аднан слышал истории о разумных драконах, но всегда считал их сказками.

Аднан вполголоса выругался, когда дракон поднялся на четыре кривые крокодильи лапы и пополз. Тяжелый хвост и раздутое брюхо оставляли в земле борозду. По ней Аднан и пошел, когда чудовище скрылось из вида. Преследовать дракона, будучи в зоне его видимости, слишком опасно.

Он шел долго. Заводил часы на ночевках, и те в назначенное время поражали чешую на руке легким разрядом электричества. Так Аднан просыпался. На каждый день у него были припасены пакетики, пронумерованные и подписанные именами богов-покровителей недели. В пакетиках лежали дегидрированные водоросли и мясо, а еще порошок, который превращался в воду, если произнести нужные слова. Аднан наполнял кружку, сидел, свесив ноги в траншею, и думал о хорошем. Воду он выпивал за семь с половиной минут — именно столько было отведено на хорошие мысли. Оставшуюся часть дня он шагал, уставал, ставил палатку, заводил часы, спал, справлял нужду, ухаживал за винтовкой и определял, куда пополз дракон, если видел, что его борозда пересекается с другой.

К уничтоженному городу Аднан вышел в сумерках. От предместий и ремесленных кварталов остались одни руины, населенные воющими призраками и подземными червями, но крепость сохранилась в целости. Внешняя стена не пострадала, ее башни выглядели так же грозно, как и сотни лет назад, когда Сожженная Страна еще не называлась так. Сокрушить город не смогла ни одна армия, но летающие драконы справились с этим с видимой легкостью.

Дракон прополз по мосту через наполненный цветущей жижей ров и скрылся в лабиринтах улиц где-то между кольцом внешней стены и центральной крепостью. Засыпанные пеплом и заваленные обломками деревянных укреплений улицы хранили следы тяжелой туши. Ползущий дракон разбрасывал хлам, крушил ветхие здания и чертил в каменной мостовой длинные царапины. Аднан обнаружил несколько сорванных чешуек-изумрудов и спрятал их в сумку, чтобы потом продать. Изумруды хуже всего держатся в драконьем панцире, а почему — никто не знает, даже серпентологи из университета в Кранкенбурге.

Ночевал Аднан в казармах стражи, где еще стояли пирамидки примитивных ружей и длинные копья древнего ордена драконоборцев, которыми одинаково легко срывать с панцирей драгоценные камни и колоть в образовавшиеся бреши. Мумифицированные часовые, судя по всему, держали оборону до последнего и погибли не от пламени, а от яда, который растворил их чешую и превратил кожу и мышцы в подобие резины. Аднан помолился за павших, хотя наверняка не угадал с богом.

Утром он пил воду из порошка и думал о хорошем. Об Л. О том, как будет стучать в дверь.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Пять.

Шесть.

Семь.

Восемь.

Девять.

Десять.

Подождет немного.

И еще один раз.

Дождется ли Л. этого последнего раза? Не отворит ли дверь раньше? Аднану хотелось бы, чтобы Л. услышала и паузу, и стук за летающего дракона. Слова имеют высший смысл, если произносишь их серьезно, а Аднан был серьезнее некуда, когда говорил, что лишь условный знак — отсчет всех убитых им чудовищ — окончательно свяжет их с Л. судьбы. Что если кто-то постучит шесть плюс один по чистой случайности? Магия непредсказуема, но теория вероятности, которую изучает каждый драконоборец, гласит, что произойти подобное может лишь в одном случае из семнадцати миллиардов. Аднан высчитывал.

Семь с половиной минут не успели истечь. Их разорвал пронзительный вопль дракона. Так кричат либо раненые, либо возбужденные чудовища. Аднан схватил винтовку и выбежал из караулки. Крик доносился откуда-то сверху. Задрав голову, Аднан увидел дракона. Его голова на длинной шее высилась над сторожевой башней, когти впились в зубец. Небо вокруг дракона было по-ночному темным: это расправленные крылья затмевали солнце и не давали ни одному лучу приласкать истерзанный город. Чудовище заклекотало, завизжало, захрипело и замахало крыльями, взметнув пепел в воздух и едва не сбив Аднана с ног. Передние лапы оторвались от зубца, и дракон на мгновение завис, потом тяжело опустился; башня содрогнулась и даже как будто просела.

— Что ж ты так рано? — Аднан вскинул винтовку к плечу. — Не должен же был еще взлететь.

Стрелять наугад — последнее для снайпера дело. Какой бы прочной ни была чешуя дракона, попадание пули чудовище чувствует.

Дракон замахал крыльями вновь, и Аднан разглядел несколько черных пятен на его шее и одну под челюстью — именно в этих местах оторвались изумруды. Права на ошибку не было, но задача, как минимум, казалась выполнимой. Аднан затаил дыхание, зажмурил правый глаз, и красная точка в его оптическом прицеле соединилась с темным пятнышком на драконовом горле. Отдача по-дружески толкнула Аднана в плечо, громыхнуло, вспыхнуло, и пуля вонзилась точно в цель. Вопль торжества осознающего свою силу чудовища оборвался, а затем секундная тишина взорвалась криком боли такой силы, что Аднан невольно выпустил оружие и зажал уши руками. Дракон сорвался с башни, взмахнул крыльями и, подобно гигантской ласточке, взмывающей в воздух из-под крыши деревенского дома, набрал высоту. Он сумел пролететь над внешней стеной, затем все еще слабые крылья подвели его, и он скрылся из вида. Землю тряхануло от рухнувшей в пепел туши. Аднан подхватил винтовку и, оставив все остальные пожитки в казармах, побежал по тому маршруту, по которому шел по следу дракона днем ранее.

Рука нащупала на поясе нож. Порезать руку, встретиться с драконом взглядом — и миссия будет выполнена. Аднан выбежал на мост и огляделся. Дракон улетел в эту сторону, но его не было видно. Не мог же он снова взмыть в воздух! Не сейчас. Он слаб, он ранен, он напуган.

Злобное шипение привело Аднана в чувство. И в тот же момент драконоборец понял, какую кошмарную ошибку совершил. Удар лапы не задел Аднана, но обрушил часть моста, отрезав крепость от руин ремесленных районов. Дракон медленно поднял голову над мостом, вперился в Аднана своими невыразимо прекрасными голубыми глазами с круглыми совиными зрачками. Когтистые лапы впились в рассохшееся дерево, и чудовище влезло на мост целиком, свернуло хвост вокруг Аднана, закрыло небо перепонками крыльев. В груди дракона загудело живое пламя, готовое вырваться, сжечь, распылить и растворить дерзкого врага, стереть и плоть, и кости, и душу, и саму память о нем. Аднан зажмурился, и в его ушах зазвучали протяжные духовые, гитара, заглушенная настолько, чтобы не быть навязчивой, серебряная дробь и сухое щелкание малого барабана. Без вокала.

— Что?

Он открыл глаза. Дракон не двигался, но из пасти уже начал течь густой серый дым.

— Это моя история. — Я отставил пустой стакан и позвонил в колокольчик, вызывая официанта. — Но в знак нашей дружбы я остановил ее на этом моменте.

— Аднан погибнет? — спросил Питер.

— Как хочешь. Скажи: сжечь, и дракон сожжет Аднана, и ты будешь об этом знать, и придешь к Л., и оставишь семью ради той любви, которая кажется настоящей, и, возможно, заживешь счастливо. Если Л. подавит скорбь.

— А она подавит?