Annotation
Кое-что о драконоборчестве, безответственности и волшебстве.
Глава 1
Сожги!
Глава 1
С Л. у нас отделы у нас разные. Кроме офиса, пересекались только в баре у Томмазо. Знаете, как это бывает? Большая компания, собранная двумя-тремя самыми компанейскими парнями, дополненная комплект коллегами или кем-нибудь подцепленным прямо в заведении. Никто ни с кем не знаком, но всем весело. Иногда весело, но это максимум. Другое дело Питер. С ним я в одном кабинете работаю. На перекуры ходим. Я не курю, нет, но Питер такой человек, что самые интересные вещи ему в голову приходят, если во рту сигарета. Стоит, дымит, говорит сквозь сжатые губы, так что порой ни черта не разберешь, но мысли красивые, дельные. Жаль, что парень пропал. Очень жаль.
Вообще-то все началось с сущей глупости. Л. заболела чем-то. То ли гоблины опять тоннельный хрип притащили и по всему офису разнесли, то ли сезонное что-то. Вроде, никто не болел, но Л. умудрилась. В самый неподходящий момент. Тогда большой проект сдавали.
Архитектура как таковая и архитектура человеческих отношений очень похожи. Копаем котлован, готовим фундамент, бетон привозим, мешаем, ставим арматуру. Кто-то гибнет уже на этом этапе. Недавно гоблина по неосторожности с головой залили. Пришлось семье кругленькую сумму отстегнуть. А нигготианские жрецы сказали, что это к добру. Жертва в фундаменте все здание держит.
Все, как в любви, говорю же.
Тот многоквартирник сдали без жертв, зато обнаружили недостачу. Кто-то утащил материалов на двадцать золотых краммов, а то и больше, и два отдела заставили проверять. Л. — от снабженцев, а Питера — от безопасников. За день до отчета Л. позвонила в офис. Не знаю, как они там с Питером что сводили, но ничем толковым это не кончилось. А дальше вы и сами можете догадаться.
— А приезжай ко мне. Посидим. Обмозгуем.
— Конечно, приеду.
Вежливость коллег в неудобной ситуации. По шапке получать не хотелось ни ей, ни ему, а главное — не хотелось этого главам их отделов.
Зачем вы опять спрашиваете?
Ничего я не додумал. В конце концов, вы тут все знаете, чем я в конторе занимаюсь. Да и вообще.
А если будете перебивать, не буду даже начинать эту повесть...
Или, все-таки, стоит?
На всем этаже звонка не было только у Л. Так она объяснила. Бульвар Павших Драконоборцев, дом двадцать шесть под литерой «А», этаж третий (лучше на лифте, потолки высокие), квартира та, что без лампочки и звонка. На стук в дверь Л. откликнулась сразу.
— Иду, иду!
Дверь была паскудно-тонкая, шарканье тапочек слышалось из-за нее так же отчетливо, как если бы ее не было вовсе. Дома строили давно, в голодные годы, чтобы расселить новоиспеченных горожан, хлынувших в Кранкенбург из обнищавших деревень и поселков. Тогда было не до личной жизни. Теперь же многие поменяли двери, чтобы не смущать соседей. Но только не Л.
Она встретила Питера в запахнутом халате, штанах, шерстяных носках и тех самых тапочках на толстой подошве, шуршавших по каменным квадратикам пола.
— Только не разувайся, холодно.
Питер повесил пальто на кривой гвоздь, побрызгал на руки кипяточной водой из древнего, плевавшегося и кашлявшего крана, оставил на кухонном столе купленную по дороге коробку шоколадных конфет, прошел в комнату — и замер.
Драконий череп занимал глухую стену целиком. В каждой из пустых глазниц уместился бы ребенок-десятилетка, свернись он клубочком. От самого кончика заостренного рыла тянулся нарост, похожий на огромную костяную пилу. Клыки висели рядом. Их аккуратно вытащили из пасти и распределили по стене в виде узора-оберега.
— Сюда попал Аднан, — сказала Л.
Ее палец обвел отверстие под левой глазницей.
— Он снайпером служит. Раньше тут еще винтовка висела.
Питер кивнул.
— Где твой муж теперь?
— Уехал. Драконов не становится меньше.
— Уверен, что все будет хорошо.
— Два года назад уехал.
— И ни весточки?
— Раз в полгода смена. Драконоборцы возвращаются, говорят, знаем такого, жив, здоров. А ты сидишь и думаешь, сколько всего могло произойти с того момента, когда они последний раз Аднана видели...
Л. осеклась, как будто наговорила лишнего. Питер стоял, не зная, куда деть руки. Но молчание нарушил именно он. Единственно верным вопросом.
— Не сложно было череп заносить?
— Еле в дверь влез, — улыбнулась Л., и Питер вдруг осознал, что трудности подъема на третий этаж драконьего черепа занимают его куда больше, чем пропавшие цемент с паркетом.
Спартанская обстановка в квартире Л. объяснялась не отсутствием денег. Драконоборцы получали солидное жалование — а как иначе! — вдов и детей не оставляли без поддержки. Дело было в том, что без мужа Л. обходилась минимальными удобствами, а к поломавшемуся крану и другим мелочам, легко исправляемым мужскими руками, привыкла. Стол, за который она усадила Питера, служил и обеденным, и рабочим, и (два года назад) местом страстных прощальных соитий. С каждым ударом по клавишам печатной машинки он содрогался и поскрипывал.
Пустели папка за папкой, количество листов в отчете увеличивалось, но цифры в накладных и расходных документах упорно не желали сходиться, и Л. предложила сначала травяной чай, затем настоящий, бодрящий, из высушенного черепашьего листа, и, наконец, брауни-джин. Питер не стал отказываться.
Ошибку обнаружили сразу после второго стаканчика. Она закралась в один из промежуточных отчетов Л.
— Вообще-то мне не так просто с цифрами справляться, — оправдывалась она. — Когда Аднан был тут, вообще запрещал работать. Кюхен-кирхе-киндер, у него такое представление было. Хотя киндер... сам понимаешь.
Питер кивнул. Драконью кровь может погасить только драконья кровь. Ящеры, такие как Аднан, не производят потомства с людьми.
— Не думали об усыновлении?
— Могли бы подумать, но женаты мы всего четыре года, два из которых Аднан сражается с драконами.
Л. подумала, покрутила опустевший стакан.
— Может, еще?
В бутылке оставалось глотка на два каждому, так что отказываться было глупо.
Потом как-то так случилось, что мы собрались у Томмазо компанией без лишних людей. Питер сел рядом с Л., и болтали они, в основном, друг с другом, лишь изредка отвечая смехом на шутки, не понятные посторонним, редко приедающиеся и возбуждающие то самое желание продолжать пить, веселиться и тянуть руки, полусерьезно приглашая нравящихся женщин на медленные танцы. Бармен-брауни ходил вдоль стойки, состригал с маленьких энтов листочки и цветы, смешивал их с джином, добавлял разноцветные ликеры и запускал полные стаканы по блестящему отполированному дереву. Пойманные стаканы тут же поднимались и сталкивались друг с другом. Нерасторопные посетители раскошеливались за разбитую посуду и ждали новых коктейлей — либо слишком трезвые, либо слишком пьяные, чтобы относиться к собственной неуклюжести без юмора. За пультом бесновался диджей, на его фиолетовой в свете дерганых лампочек футболке плясали два рогатых демона, вытащенных из Инферно в проекцию. Когда бит учащался, то один, то другой демон совершал неловкое движение, падал с футболки и долго взбирался назад, цепляясь двухмерными когтями за ткань.
Звучало, естественно, то, что нравится мне.
Но Л. тоже нравилось. Она улыбалась, склоняла голову на бок, так, что пряди черных (фиолетовых благодаря освещению) волос касались плеча Питера, щекотали его шею. Пили они что-то пенное и слоистое, заточенное в высокий бокал для игристого. Один коктейль на двоих. По напиткам легко определить симпатию.
Бывает такое, что мужчина спрашивает: «Что пьешь?», заказывает выбранный женщиной напиток, а себе — дежурный виски со льдом или, скажем, крепленое вино с яблоками на закуску. Так обычно поступают либо очень уверенные в себе, либо отстраненные, безразличные ко всему, что не касается их личных удовольствий, мужчины. Бывает и наоборот во всех смыслах: женщина слишком хорошо знает, что нравится ей и нравится спутнику, и общается с барменом сама, но такие пары обречены на быстрый распад или долгую семейную матриархальную жизнь. Есть еще несколько вариантов, но все они уже не настолько примечательны. Питер и Л. выбрали самый коварный: крепкий коктейль на двоих. Такие заказы делают свежевлюбленные: не просто тот же самый коктейль, но один на двоих — уникальный, вещь в себе, постоянный, как нравственные принципы консерватора, тот самый заветный напиток, который разгоняет кровь в одном темпе, одинаково пьянит и учащает сердцебиение; и две трубочки, погруженные в бокал, становятся первым по-настоящему интимным соприкосновением.
