Постепенно из пустого корпуса корабль превратился в мечту любого корсара – элегантного и эффективного убийцу, и Нико стал понимать, почему Леонардус гордится своими творениями. В первый день их знакомства мальчик отказался спуститься в трюм новой галеры и даже с трудом мог заставить себя смотреть, как там ведутся работы. Из этих трюмов еще не воняло, но воспоминания о времени, проведенном в трюме, тогда были еще слишком свежи, а вот теперь его отношение изменилось. Я больше не ребенок! Я сбегу отсюда и однажды сам стану капитаном такого корабля! Наконец спустившись в трюм, он вдохнул запах свежего кедра и не увидел там призраков. Шагая по палубе судна, он одновременно ненавидел Леонардуса и восхищался им, использовавшим свой талант для построения смертоносного оружия, а еще мечтал стать капитаном такого корабля, повелителем матросов и рыцарей, готовым ринуться в бой. Размечтавшись, он стал думать о том, что снова увидит Марию, вернется в Биргу, вернется домой. Нико радовала даже мысль о том, что отец наверняка его выпорет. У его нетерпения появилась и другая причина: со дня на день ожидалось возвращение Эль-Хаджи Фарука. Если они с Леонардусом скоро отплывут, то, возможно, день встречи с Фаруком, которого так боялся Нико, просто не настанет. Он постоянно ждал от Леонардуса какого-то тайного знака, какого-то сигнала, что все готово, но мастер и виду не подавал, что помнит об их разговоре. Оставаясь с ним наедине, Нико никогда не поднимал эту тему, чтобы доказать Леонардусу свою надежность и умение молчать.
Теперь же его охватил страх. Он подумал о рассказе Иби, видевшего Мехмеда у писца. Если Иби прав и Мехмед хочет навредить ему, то его козни могут положить конец всем планам на побег. Эти мысли не давали Нико покоя. Выглядит ли Мехмед последнее время более зловеще, чем обычно, или менее? Стали ли его интриги более тонкими? Больше всего Нико волновало то, что с ним уже целую неделю не случалось ничего плохого. Мехмед наверняка замышляет что-то особенное.
Нико должен раздобыть это письмо! Что бы в нем ни было написано, находится оно либо у Мехмеда, либо его вообще не найти. Мехмед жил в комнатушке недалеко от входа, за пределами внутреннего двора. Как и прочие комнаты, ее было видно почти со всех точек двора. Дверью в комнату служила занавеска. Нико наблюдал за тем, как приходила и уходила челядь. Обычно во дворе все время кто-нибудь был, да и передвижения Мехмеда были непредсказуемы. В любой момент он мог возникнуть из ниоткуда. Уходил из дому только утром по средам, два раза в месяц, когда отправлялся в бани.
Конечно. Другого шанса не будет.
Вечером вторника Нико рассказал Иби о своем плане.
– Будь осторожен! – предостерег его садовник. – Если тебя кто-нибудь увидит, всю следующую неделю буду сажать в саду части твоего тела…
Наутро, вернувшись из пекарни, Нико увидел, что Мехмед ушел с отрезом чистой ткани под мышкой, и, как только железные ворота захлопнулись за ним, кинулся на кухню. Повар дал ему теплое молоко, Нико поставил молоко и лепешки на поднос, предназначавшийся Амире. Она была все так же добра к нему, но их утренний ритуал изменился. Она больше не просила кормить ее и давала ему скорее практические указания, чем чувственные.
В то утро она пожелала, чтобы Нико переставил мебель в ее покоях. Беззвучно застонав, он постарался сделать все поскорее, переставил все табуреты и подушки и переложил коврики, куда пожелала хозяйка, нетерпеливо двигая их то туда, то сюда.
– Ты чем-то обеспокоен, Нико, – сказала она.
– Прошу прощения, госпожа. Просто много дел навалилось, – тут же отозвался он.
Закончив перестановку, Нико постоял немного во дворе, стараясь отвести от себя подозрения.
Один из слуг подметал мраморные полы. Повар, как назло, решил отдохнуть и уселся курить трубку неподалеку от кухни. Наконец Нико показалось, что все чисто, и он прокрался в комнату Мехмеда. Ладони сильно вспотели, во рту пересохло. Комната было очень простая, довольно темная из-за отсутствия окон. Из мебели здесь был низкий столик, деревянный сундук, циновка и легкое шерстяное одеяло. Нико пошарил рукой под циновкой, пытаясь успокоиться – его сердце бешено колотилось при малейшем шорохе снаружи, – потом открыл сундук, в котором оказались аккуратно сложенные стопки одежды. Порывшись, он ничего не нашел, вынул всю одежду, прощупал стенки сундука в поиске тайника – пусто.
Больше в комнате не было ровным счетом ничего, только в небольшой нише в стене стояла масляная лампа. Приподняв лампу, Нико обнаружил, что она стоит на оловянной подставке, а под ней оказалось то, что он искал: лист бумаги, исписанный аккуратным почерком. Засунув его за пазуху, Нико поставил лампу на место.
На цыпочках он подкрался к двери, остановился у занавески и выглянул, чтобы проверить, свободен ли путь. Повар ушел в кухню. Мимо пробежал слуга с ночной вазой в руках. В дальнем углу сада рядом с фонтаном Иби вскапывал землю. Только Нико собрался выскочить во двор, как всего в паре шагов от него прошел Мехмед.
Спрятаться было негде. Нико понял, что сейчас его поймают, и вжался в стену. Класть письмо на место было уже поздно. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза, как будто пытаясь спрятаться и скрыть преступление.
Со двора донесся громкий шум. Мехмед заорал:
– Ах ты, неуклюжий придурок! Ты за это поплатишься!
Выглянув из-за занавески, Нико увидел, что Мехмед идет к Иби. На мраморном полу рассыпалась земля, цветы и осколки декоративной садовой вазы.
– Тысяча извинений, хозяин! – бормотал Иби, пытаясь защититься от разъяренного Мехмеда, но тот ударил его в висок, а потом наградил еще серией оплеух. Из кухни на шум выскочил повар, но он стоял к Нико спиной, и мальчик быстро выскользнул из комнаты, прополз по галерее и спрятался за колоннаду во дворе, а потом помчался помогать Иби прибираться.
– Так и знал, что ты где-то тут крутишься! Ты за это тоже ответишь! – злобно посмотрел на него Мехмед и ушел к себе.
Нико опустился на колени рядом с Иби и принялся собирать осколки вазы. По щеке Иби текла кровь.
– Спасибо тебе! – прошептал он.
– Нашел?
– Да! Вечером пойду к писцу!
Весь день письмо жгло Нико кожу. Он не сомневался, что Мехмет заметит пропажу прежде, чем Нико вернет письмо на место, и догадается, что Иби поднял неразбериху во дворе, чтобы прикрыть друга. День тянулся невыносимо долго. Обжигающий сирокко дул из бескрайней пустыни за горами, принося с собой пыль и делая солнце кроваво-красным. Близился закат, пора было выходить из дому, но сначала Нико зашел к Леонардусу, чтобы пожелать ему спокойной ночи, пока того не приковали на ночь.
Мастер сидел в кресле, наблюдая за потрясающим закатом на море. Отхлебнув вина из фляжки, он посмотрел на Нико и сказал:
– Уходим в пятницу ночью, парень. Наступает джума, пятничная молитва в мечети. Верфь будет закрыта. Когда они хватятся нас, мы будем уже далеко. С милостью святых и попутным ветром через неделю будем на Майорке.
Писцы работали в небольших отсеках в крытой части рынка. Сидя на скрипучих стульях и склонившись над хлипкими деревянными столиками, они быстро царапали перьями по плотному пергаменту. За несколько асперов они писали письма, готовили бумаги для договоров и закладных. Если клиент знал, что хочет сказать, писцы писали под диктовку, в противном случае сами придумывали нечто сообразное обстоятельствам. Одни славились цветистым слогом, другие – изысканным почерком. Иби сказал Нико, у какого писца он видел Мехмеда, поэтому Нико пошел к другому, сидевшему подальше.
– Прочитай мне это, – попросил Нико.
Писец нахмурился и склонился над пергаментом.
– Это письмо от твоей любимой, – с улыбкой взглянул он на мальчика. – Или от твоего отца?
– Моего брата.
– Ему несказанно повезло!
– Просто скажи, о чем там говорится!
Письмо было адресовано некоему торговцу в Тунисе: «Мне так не хватает тебя, считаю дни до нашей следующей встречи. О любимый, поспеши же, ибо в твое отсутствие время тянется невыносимо долго». Далее шли цветистые заверения в любви и страсти, а затем игривый фрагмент, заставивший Нико покраснеть: «Иначе мне придется искать услады в объятиях раба-мальчишки, о памяти которого писала тебе, ведь скоро его мужественность расцветет. Мальчишка и сейчас доставляет мне великое удовольствие, но мне нужен не он, а ты. А.».