— То есть открывать стихии каждый день нельзя? — вздохнул я.

— Ну почему же нельзя? — усмехнулся тренер. — Можно. Дня на два тебя хватит, а потом пышные княжеские похороны и закрытый гроб.

Я недовольно цокнул.

— Ты, наверное, думаешь, что жизнь несправедлива, — проговорил Разумовский, успев между фразами нашего диалога рявкнуть на Ивана. — И что с таким магическим потенциалом у тебя должна быть вся колода на руках. Но природа всегда стремится к равновесию, Мирный. Архимаг с полным набором стихий — это не равновесие, это заряженное оружие массового поражения. Поэтому у таких, как ты, существуют естественные ограничения.

— Я не очень понимаю эту логику, — нахмурился я.

— Спросил бы у Ольги, — пожал плечами тренер.

— Не догадался.

— Не догадался, — посмеялся Разумовский. — Молодежь, все-то вы опаздываете, все-то вам бежать куда-то надо.

Сам бы посидел под ее приборами, посмотрел бы я, куда бы ты убежал из этого белого кабинета.

— Ну вот представь вековой дуб, — продолжил он. — Огромный ствол в несколько охватов, мощная корневая система, крепкие ветви, что не может сломать никакой ветер. Невероятная сила, если так посмотреть. Да?

— Угу, — отозвался я.

— А ведь когда-то этот дуб был тонким, гибким деревцем. Слабым, молодым, но очень перспективным. Но года сделали свое дело — дерево выросло, превратилось в исполина, ставшего сосредоточением мощи, несгибаемым во всех смыслах. Представь, что ты — это юное деревце. И с каждой новой открытой стихией твоя мощь растет, ты становишься все выше, сильнее, прочнее. Но теряешь при этом способность к адаптации. У людей есть инстинкт самосохранения, который не позволяет им прыгать с крыш без дара воздуха, чтобы проверить как оно летается. В какой-то момент у тебя сработает магическое самосохранение, и оно закроет все прочие стихии, чтобы твое тело выдержало дар. Как правило, перспективные студенты пять стихий открывают к концу первого — началу второго курса. Еще две до конца второго курса. Средний разряд откроет пять к концу второго, некоторые — началу третьего. Остальное можно даже не рассматривать, это не интересно. Мысль уловил?

— Угу, — вздохнул я.

Мы еще немного посмотрели, как ребята упражняются, и я мрачно произнес:

— Мне не хватит пяти стихий, чтобы его поддержать. Не говоря уже о титуле.

Разумовский усмехнулся, наблюдая, как Иван возводит миниатюрную копию Кремля на полигоне.

— Ты, Мирный, вроде иногда кажешься таким умным парнем, но как что-нибудь ляпнешь… Давай, я покажу тебе на пальцах, что количество стихий ничто по сравнению с техниками их управления.

— М? — я оторвался от любования Василисой и посмотрел на тренера.

— Пошли на спарринг, Мирный. Я хоть разомнусь, а то надоело уже в куличики играть с вами.

— О… — только и сказал я.

Мы отошли от ребят на приличное расстояние, Разумовский щелкнул пальцами, очерчивая площадь нашего боя.

— Ну, правила как обычно — бой пока кто-то держится на ногах и в состоянии сопротивляться. Так, что там у тебя, первая пятерка?.. — тренер задумчиво потер подбородок. — Давай посмотрим, смогу ли я уложить тебя двумя первыми.

Ну просто «я угадаю эту песню с одной ноты».

— Может, не надо? — с сомнением спросил я.

— Надо, надо, посмотришь, как настоящие боевые маги работают, — в глазах Разумовского полыхнул азарт. — Готов?

Я отошел на положенное расстояние, сделал несколько глубоких вдохов и кивнул.

Отмашки «бой» не было. Разумовский просто уронил плотный туман на нашу площадку. Звуки приглушились, сразу стало душно.

«Смешанная техника», — догадался я.

Сдуть туман тренера оказалось легко, но когда пространство очистилось, и я огляделся, Разумовского нигде не было.

За мгновение до того, как меня пришпилило к промерзлой земле ледяными шпилями, я метнулся в сторону, на ходу поднимая голову: тренер висел в воздухе, бомбардируя меня ледяной техникой.

Преимущество у того, кто сверху, да?

Метаться по ограниченному пространству было малопродуктивно, и я применил технику Дерева. Из плотно утоптанного снега пробился зеленый росток, стремительно набиравший высоту и толщину, и вот уже вокруг ноги Разумовского обвилась толстенная лиана, чтобы дернуть мужчину вниз.

Ну дернуть-то она, конечно, дернула, но ожидаемого эффекта не было. Разумовский извернулся прямо в полете, в руках у него возникли ледяные клинки, и он одним четким сильным ударом перерубил лозу. Кувырок в воздухе, и Разумовский приземлился на ноги напротив меня, мягко спружинив.

Был бы он лет на двадцать помоложе, сейчас бы все девицы университета были его.

Я скомпоновал огонь и ветер, швырнув в противника огненный шторм. Воздух горел, горел, но вокруг Разумовского предательски гас. Мужчина ухмыльнулся, увидев мое удивление, а затем моя огненная техника и вовсе погасла.

— Мирный, ну что ты на меня глазками хлопаешь? Физику в школе изучал?

Охренеть. Разумовский только что создал контролируемую бескислородную зону, что ли?

— Припадаю к знаниям, — хмыкнул я в ответ, качнув землю под ногами у противника.

Мужчина на мгновение потерял равновесие, и я покрыл льдом площадь вокруг него. Падая, чтобы сгруппироваться, Разумовский выпустил ледяные клинки, рассеявшиеся в воздухе голубыми снежинками.

Лед тут же пополз с земли на ноги мужчины, пытаясь его заковать, но несколько точных ударов горячим паром раскололи мою технику, и тренер снова оказался на ногах напротив меня.

— Чем лучше знаешь стихию, Мирный, тем ты опаснее, — произнес мужчина, и в пространстве вокруг меня снова начали откачивать воздух.

Я попытался сдвинуться — но тут уже мои ноги оказались скованы льдом.

Вот не люблю, когда мне перекрывают воздух, так что мелочиться не стал. Шарахнул на всю мощь смешанной техникой горячего пара, огня и воздуха, в попытке достать противника, но пока я соображал, что воздух выключили, тренер оказался у меня за спиной.

Горла коснулся холодный ледяной клинок.

— Ну что, Мирный, засчитаем тебе техническое поражение? — с усмешкой спросил тренер.

Я недовольно зашипел — говорить воздуха не хватало.

— Технику ты сейчас не сможешь сломать, навыков нет, — продолжил он. — Ну, можешь пырнуть меня в бок, но исход боя все равно будет неопределенным. Может быть, не успеешь, а может быть, пока я буду умирать, ты задохнешься. Мысль понял?

Я дернул головой, и Разумовский убрал клинок, развеивая технику и отходя от меня.

— Две стихии, изученные в совершенстве, Мирный, и даже самый сверходаренный противник окажется на лопатках. Государь вообще одной пользуется и, поверь, это не делает его слабым противником.

— Мысль понял, — ответил я.

Мужчина кивнул и посмотрел на меня серьезно, без своего типичного ехидства:

— Надеюсь, ты не додумаешься открывать стихии по вечерам без нужды. Угрозу жизни в расчет не берем.

— Я же обещал, — усмехнулся я в ответ.

— Ладно, — вздохнул тренер, и мне показалось, что он не до конца мне поверил, но раздражать новыми нотациями лишний раз не стал. — Тогда на сегодня все.

Нельзя сказать, что демонстрация Разумовского меня прямо убедила, что можно убить и магической зубочисткой, но помимо обещания не убиваться в погоне за магией, которое я давал тренеру, был еще один довод.

Кирпичу, упавшему на голову, все равно, какая это голова — магически одаренная, венценосная или обычная. Он одинаково эффективно размозжит любую из них.

Бойцовский клуб, Александр Мирный

Владение бизнесом, недвижимостью и движимостью простолюдином и князем — это два разных владения. Так что я ехал в свой клуб, чтобы посмотреть, как там у нас дела, и заодно раздать ценные поручения Афине, чтобы готовила документики.

Аристократы иначе платили налоги, иначе оплачивали труд своих людей, иначе выбирали поставщиков и подрядчиков. Короче, головняк прибавлялся, и одно меня в этом радовало — бороться с ним я буду не в одиночестве.