Каждое лето в мои обязанности входило пасти гусей. Сначала этим занимался мой средний брат, а мне эта обязанность досталась как бы по наследству, как самому младшему из троих сыновей.
Вообще же у меня два брата и две сестры. Я – четвёртый, младше меня только сестра.
Мой сезон ухода за гусями ознаменовывал появление поздней осенью новой огромной подушки из их перьев. Стало быть, сейчас на кровати находилось два года моего детского труда.
Справа от входа стоял огромный старинный сервант с открытыми дверцами. Я заглянул в него. Внутри в беспорядке были разбросаны кухонные принадлежности.
От серванта, до угла комнаты с иконами, над окном висели картины с вышитыми яркими цветами на ткани моей мамой много лет назад. Дверь в следующую комнату была открыта, как бы приглашая меня войти.
Убранство следующей комнаты походило на предыдущую. Та же печка, только намного меньше размером, вместо серванта – шкаф для одежды; кровать, два дивана и целых три стола, два из которых стояли вдоль стены и один, круглый, посреди комнаты.
На столе, между двух окон, когда-то стоял телевизор, а на втором, под иконами, – огромный радиоприёмник, который приходил слушать Денис Иваныч. Поскольку такой роскоши у него не было.
Вспомнив про своего соседа, я выглянул в окно, которое выходило во двор. Пёс по-прежнему сидел и терпеливо меня ожидал. Очень захотелось, чтобы то самое радио оказалось на прежнем месте.
Я быстро вышел в коридор, из которого можно было попасть на чердак. Отсутствие лестницы не помешало мне быстро там оказаться. Меня не покидала уверенность, что радиоприёмник будет именно там. Просто потому, что родители не могли его выбросить.
Несмотря на то что на чердаке почти ничего не было видно, вследствие чего я несколько раз споткнулся о какие-то предметы, но всё же нашёл его в самом дальнем углу. Тут же обозначилась проблема – как его спустить вниз? Лестницы ведь нет. Сам-то я спущусь, а вот этот огромный ящик… Верёвка, которую я задел ногой, помогла мне решить возникшую проблему.
Приёмник оказался на прежнем месте, и ничего, что нет электричества. Выглядываю в окно и кричу:
– Денис Иваныч, давай последние известия слушать! Заходи в дом.
Именно про прослушивание последних известий говорил тот всякий раз, когда приходил слушать радио. Прикладывал своё ухо к динамику приёмника той стороной головы, с которой ухо его шапки торчало вверх, поскольку был немного глуховат.
Однако сегодня в дом он не зашёл, лишь только повернул голову в сторону окна, из которого его позвали. Взяв стул, которых было несколько штук в каждой комнате, я присел к радиоприёмнику точно так же, как когда-то сидел он – лицом к окну во двор.
Справа от меня стоял шкаф для одежды, который я стал внимательно изучать. Было ясно, что на нём не хватает очень важной детали. Сколько себя помню, на нём, в дальнем углу, у стенки, стоял макет танка Т-34. Этим танком наградили моего дядю по материнской линии, который подростком всю войну проработал на Урале, где и изготавливал эти самые танки.
Макет был пластмассовый, чёрного цвета, с поворачивающейся башней. При повороте её на сорок пять градусов башня снималась. Внутри танка была пустота, которую моя мама заполнила нитками с иголками, превратив его в место хранения изделий для рукоделия. Все в нашей большой семье знали, где именно они находятся.
На передней стороне танка, возле люка, была закреплена табличка с указанием того, кому, когда и за что он был вручён. Гусеницы у него были из резины. Танк когда-то даже ездил, но ровно до тех пор, пока не заржавели его колёса. И вот теперь его… не было на прежнем месте.
Я посчитал – зимой, при использовании двух печек, спальных мест хватало всем. Но вот летом печки не использовались, и тогда либо я, либо средний брат перебирались на сеновал. Там мне спать нравилось больше, чем в доме.
Первым покинул родительский дом старший брат, и стало чуть свободнее. Немного погодя сестра уехала на Урал. Она работала на том же танковом заводе, где и проработал всю жизнь мой дядя.
Свободы прибавилось, а вместе с ней и сладостей, которых мы, дети, почти не видели ввиду большой семьи. Ведь трое детей – это значительно меньше, чем пять. Уход среднего брата в армию означал для меня и младшей сестры значительное увеличение вкусненького.
Потом была армия, после которой я уехал в Москву. Через пять лет и младшая сестра покинула родителей.
Тяжёлая ноша в виде пятерых детей свалилась с их плеч. Теперь она превратилась в помощников, которые в течение всего года приезжали к ним помогать по хозяйству.
Большая семья, почти всегда, означает бедность. Которая порой принимает крайние формы.
Моё обучение в первом классе оставило у меня в памяти только один эпизод. Я – в пиджаке с протёртыми на локтях рукавами, который ко мне перешёл от среднего брата. Сразу же можно сказать о его характере – непоседа. За три года обучения в школе, именно на столько я младше него, он оставил на пиджаке две большие дырки. Моя мама, конечно же, их аккуратно зашила. Только вот размер этих дыр не позволял никоим образом их сделать невидимыми. Ничего не помню о первом годе своего обучения. Только одно – эти две заплатки на локтях теперь уже ставшего моим пиджака.
Мои воспоминания прервала собака, подошедшая к самому окну. Я снова взглянул на то место на шкафу, где когда-то стоял танк. Вспомнилось, как Денис Иваныч после прослушивания последних известий говорил мне, пятилетнему:
– Только как подрастёшь немного, мы с тобой поедем на этом танке на охоту.
Мне не совсем было понятно, как же мы вдвоём в нём поместимся? Ведь этот танк был размером сантиметров сорок в длину, не считая ствола его пушки, и сантиметров двадцать в ширину, и столько же в высоту.
Поехать нам на охоту не получилось. И не только потому, что танк был слишком маленьким для нас двоих, но и потому, что моего соседа вскоре не стало…
– Денис Иваныч, – опять обратился я к собаке. – Ну и на чём же мы с тобой поедем на охоту? Ведь наш танк угнали.
Пёс всем своим видом показывал мне, что он ждёт меня на улице.
Уже через минуту мы сидели с ним друг напротив друга. Я на высоких ступеньках веранды, а он предо мной метрах в трёх на примятой траве.
Какое-то время мы молча смотрели друг-другу в глаза. Потом я опять продолжил рассказывать ему про свою жизнь. Только теперь уже с чувством ностальгии, а не скуки.
Хотел начать с того момента, когда он умер. Мне на тот момент было меньше семи лет, и про эти первые годы моей жизни Денис Иваныч всё знает. Но замолчал и снова мысленно вернулся к тому времени, когда мой сосед был ещё жив. Захотелось снова окунуться в самые первые свои детские воспоминания, чтобы испытать те светлые, радостные чувства.
Самое первое событие, которое у меня осталось в памяти, датируется двумя-тремя первыми годами моей жизни. Маленький, стою на скамейке, и меня заворачивают в одеяло, чтобы отнести к бабушке Марфе, жившей через дорогу.
Как только научился ходить, я почти ежедневно приходил к Денису Иванычу в гости. Его жена Ульяна всякий раз угощала меня чем-нибудь вкусным, а чем именно, не помню.
Своих детей у них не было, и она, вероятно, таким образом дарила мне свою нерастраченную материнскую любовь.
Каждый раз я проходил в соседнюю комнату, где с интересом рассматривал два карабина, закреплённых на ковре. Видя моё любопытство, сосед опять начинал говорить про поездку на охоту на танке именно с этими карабинами.
Мой взгляд снова упал на собаку, отвлекая от воспоминаний, и я опять продолжил было жаловаться старому псу на самого себя. Вполне себе упитанный мужчина рассказывает худой, измученной жизнью собаке о том, как борьба со скукой привела его на малую родину. Стало стыдно за себя такого…
После этого я продолжил свой рассказ уже с нейтральным отношением ко всему произошедшему в моей жизни. Как будто я говорю не о себе, а о ком-то постороннем.
В моём рассказе-исповеди Денису Иванычу я снова дошёл до того времени, когда женился в первый раз. Мне казалось, что собака всё понимает и ей хочется знать продолжение. И я продолжил.
