Город действительно был прекрасен. Север уже пропитался августовским теплом, но до первых признаков увядания было ещё далеко. Беззаботные девушки щеголяли в лёгких летних платьицах, и это, пожалуй, было единственным, что немного напрягало Кузю. Впрочем, совсем чуть-чуть.

Друзья перекусили в открытом кафе на Невском. Макар достал телефон, бегло пролистал местные порталы и предложил:

— Тут недалеко появилась новая городская достопримечательность, может, посмотрим?

— Пойдём пешком? — спросила Кузя.

— Конечно, — ответил Николай. — Это же Питер. Город, созданный для пеших прогулок.

Друзья свернули на Литейный. По пути Макар пересказывал прочитанное.

— Это новая инсталляция, называется «Тень Бродского». Недавно уличные художники нарисовали портрет поэта на стене старого дома. Коммунальщики тут же его закрасили. Художники повторили акцию, коммунальщики тоже повторили. Так они до сих пор и бодаются — одни рисуют, другие закрашивают.

— Делать вашим коммунальщикам нечего, — прокомментировала рассказ Кузя, — задержали бы этих художников, если уж они так всем мешают.

— Зачем их задерживать? — удивился Макар. — Они же нужное дело делают, позволяют бюджет пилить. Акционисты каждый раз начинают священную войну, чувствуют себя героями. А муниципалы списывают очередной бюджетный кусочек на борьбу с вандализмом. Все при деле, все довольны. Вот, кстати, мы и пришли. Нам в эту подворотню.

Друзья зашли во двор-колодец. Вечернее солнце отражалось в окнах верхних этажей, нижние тонули в тени. У одной из стен лежали две сломанные гвоздики, уже изрядно пожухлые. Над ними темнело расплывчатое пятно, в котором смутно угадывались контуры человека. Николай посмотрел на стену и недоумённо пожал плечами.

— Какая же это достопримечательность? Обычная история, к тому же не очень красивая. В чём тут прикол?

— Пишут, что если всмотреться в это пятно, в нём начинают проявляться черты…

Договорить Макар не успел. Тёмное пятно зашевелилось и вспучилось, картина на глазах стала превращаться в чёрный барельеф. Кузя охнула и прижалась к Николаю. Ещё секунда — и чертовка вылезла из стены, стряхивая с шёрстки прилипшие кусочки штукатурки. Макар шумно выдохнул.

— А ты не могла бы появляться не столь эффектно? — спросил он. — Так ведь и кондратий можно словить.

В ответ чертовка только хмыкнула.

— Ничего с вами не случится. Вы в каких только передрягах не побывали — и как-то ведь выжили. Вам ли бояться призраков из стен.

— Я и сам удивляюсь, почему мы всё ещё живы, — сказал Николай. — Если есть параллельные вселенные, наши двойники должны гибнуть там пачками.

— Точно, — кивнула чертовка, — и этот ваш Бродский тоже всё время удивлялся.

— «Странно думать, что выжил — но это случилось», — продекламировала она нараспев.

— А у тебя есть ответ? — заинтересовалась Кузя. — Ты знаешь, почему все мы до сих пор живы?

— Потому что, как сказал другой ваш великий, биография не имеет сослагательного наклонения.

— Он сказал это про историю, — поправил Николай.

— Да без разницы! — отмахнулась чертовка. — Биография — та же история, только личная. Там действует антропный принцип.

— А что это? — спросила Кузя.

Чертовка крутанулась на пятке, и на носу у неё появились большие квадратные очки. Она подняла вверх палец с накрашенным когтем и начала вещать лекторским голосом.

— Мы воспринимаем как должное, что живём в трёхмерном мире, в котором физические законы постоянны. И материя здесь постоянна, то есть все элементарные частицы имеют строго заданные параметры — массу, заряд, спин и прочие, о которых вы ещё понятия не имеете. Но что характерно — отклонение любого из этих параметров на самую незначительную величину привело бы к невозможности возникновения жизни в изменённой вселенной. Иными словами, мы видим вселенную такой, какая она есть, именно потому, что будь она другой, нас бы в ней не было. Сложно?

Кузя молча кивнула.

— Тогда давай по-простому. Если самолёт разобьётся и выживет только один человек, то из всех пассажиров лишь он один сможет задуматься о причинах такого везения. Остальным будет уже не до этого.

Кузя сдвинула брови и наморщила лоб.

— Ты намекаешь, что вопрос «почему мы выжили?» возникает у нас только потому, что мы выжили? Но это же не ответ!

— Подожди-подожди! — прервал её Николай. — Я о другом подумал. Если в нашей вселенной действительно такое маловероятное распределение параметров, делающих возможной возникновение жизни, не значит ли это, что появление жизни заложено в её программу изначально?

— Правильно! — обрадовалась Кузя и торжествующе посмотрела на Макара.

— Шах и мат, пастафарианцы!

Шаман щёлкнул суставами пальцев; в колодце двора звук показался неожиданно громким.

— Всё это очень весело, признаю́. Но, может, хватит придуриваться? Все ведь понимают, что Бестия не появляется в нашем мире без веских причин.

— Да, подруга, — поддержал Шамана Николай, — выкладывай, что случилось. Опять проблемы с равновесием?

— Опять, — кивнула чертовка.

— И кто на этот раз качнул мир?

Бестия посмотрела на Николая долгим взглядом, как будто сомневаясь, стоит ли ему отвечать. Наконец решилась и выдохнула:

— Ты.

Все застыли, словно парализованные. Первой опомнилась Кузя.

— Что?! — заорала она. — Что ты сказала?!

Из окна второго этажа высунулась женская голова. Нанесённая на лицо маска делала женщину похожей на ожившего мертвеца.

— Пошли вон, наркоманы! Сейчас милицию вызову!

— Полицию, — машинально поправил Макар.

— Да мне похер! — взорвалась женщина. — Если через минуту не уберётесь, я звоню в полицию!

— Пошли, — сказал Николай, — нам сейчас только полиции не хватало. Бестия, мы будем ждать тебя в гостинице.

Чертовка вытянулась в струнку.

— Яволь, майн женераль!

Молодцевато отсалютовала, приложив руку к пустой голове, и исчезла. Вновь она появилась, когда друзья вошли в свой номер.

— И что это было?! — сходу налетела на неё Кузя.

— Подожди, — остановил её Николай. — Давайте не пороть горячку. Сядем и поговорим спокойно.

Чертовка села на стул у окна, друзья расположились на диване напротив.

— Давай по порядку, — начал Николай. — Что я испортил? Мне нельзя было срывать посвящение Даймунги?

Чертовка покачала головой.

— Нет, это как раз было просчитано заранее. Ты должен был поступить именно так.

— Что ты несёшь?! Кем просчитано?

— У нас есть аналитический отдел, и в Элизиуме есть такой же. Аналитики просчитывают вероятности всех значимых изменений. И если в будущем назревает что-то опасное, мы стараемся скорректировать ход событий, чтобы нейтрализовать угрозу. Но есть люди, судьбы которых не просчитываются, и Даймунга одна из них. Её линия жизни могла выйти за пределы статистических вероятностей, а это всегда оборачивается социальными потрясениями. Для сохранения стабильности её надо было удалить из срединного мира. Аналитики просчитали все твои действия вплоть до встречи с ороченами. Ты действовал точно по нашему плану — и сорвал возвращение Даймунги из Хэргу буги. Она должна была остаться там; никто и предположить не мог, что тебе удастся её вернуть. От Харги уже пять столетий никто живым не возвращался.

— То есть меня послали в нижний мир на верную смерть?! — возмущённо спросил Николай. — И ты так спокойно говоришь об этом? А я ведь считал тебя другом, верил тебе.

— Не преувеличивай, — ответила чертовка, — твою смерть никто не планировал. Твоё поведение перестали просчитывать после того, как ты выполнил свою задачу — не дал Даймунге вернуться в срединный мир. После этого твоя судьба была только в твоих руках, аналитиков ты больше не интересовал.

— Потому что они считали, что я уже практически мёртв! — Николай всё никак не мог успокоиться. — Если от Харги уже пятьсот лет никто не уходил, какова была вероятность выжить?