— Ты носишь моего внука или внучку, Мила. Возможно, я не хочу терять еще одну часть своей кровной линии. Может, мне пора покаяться и исправить все свои ошибки.

Я покачала головой.

— Он не простит вас. Он не подпустит вас к нашему ребенку.

Его челюсть сжалась, в глазах застыло сожаление.

— Может, ты и права, но я должен хотя бы попытаться.

Мои мысли разбегались в сотни разных направлений одновременно. Я пришла сюда в поисках ответов, но вместо этого у меня появилось больше вопросов, чем когда-либо. Но самый главный вопрос заключался в том, можно ли ему доверять. Могу ли я доверять отцу Сэйнта и тому, что он только что сказал?

— Долгие годы ваш сын вел против вас войну. Он делал все возможное, чтобы превратить вашу жизнь в ад, а вы лишь позволяли ему это, прекрасно понимая, что его ненависть к вам основана на лжи.

— Как я уже говорил, он ненавидит меня, потому что я смог жить дальше. Он все еще торчит в этой проклятой комнате со своей матерью, не в силах смириться с правдой.

— Которая заключается в том, что она покончила с собой?

Он потер висок указательным пальцем.

— Он не хочет принимать правду, потому что не может смириться с мыслью, что мать оставила его одного в этом мире по собственной воле. — Его щеки раскраснелись, а голубые глаза вспыхнули от пережитых мучений. — Он все время кричал, кричал и набрасывался на меня, пытаясь причинить мне боль. Его глаза были темными от ненависти, он проклинал меня, называя убийцей.

— А вы?

— Убийца? — Он выглядел шокированным тем, что я вообще спросила. — Я не святой, Мила, и мои руки запятнаны кровью других. Но уверяю тебя, моя мертвая жена не из их числа.

— Тогда почему Святой так уверен, что это убийство?

Он пожал плечами и поблагодарил бармена за то, что тот наполнил его бокал.

— Как я уже сказал, ему легче смириться с мыслью, что кто-то забрал у него мать, чем жить с тем, что она бросила его намеренно.

— Нет. — Я покачала головой и прикусила губу. — Этого не может быть. Сэйнт много чего умеет, и он не наивен. Должно было быть что-то, что убедило бы его. Очевидно, он знал, что у вас есть мотив, раз решил, что у вас роман. Но это должно быть нечто большее. — Я погрызла ноготь большого пальца, пытаясь понять, что же это может быть. Сэйнт был сильным человеком. Смелым и умным. Чтобы обвинить отца в убийстве, должны были быть какие-то признаки нечестной игры, которые бы его убедили. Я думала, что сегодня найду последний кусочек головоломки, но теперь мне казалось, что не хватает еще больше кусочков, чем раньше.

Я откинулась на спинку кресла и уставилась перед собой, пытаясь представить себе подростка Сэйнта, переполненного горем и охваченного ненавистью. Я не могла представить, насколько он был сломлен после потери матери. От одной мысли об этом у меня на глаза навернулись слезы, ведь он так долго носил в себе эту боль.

— Потеря матери сломила его, — пробормотала я, скорее для себя, чем для кого-то еще. — И последние двадцать лет он направлял эту боль в свою ненависть к вам. — Я взглянула на мистера Руссо. — И вы ему это позволяли.

— Да, но… после того, как я увидел, как он рассыпался в ту ночь, кричал, что таблетки не ее, судорожно искал в комнате чертов ключ…

— Подождите. — Я села прямо. — Какой ключ?

Он провел рукой по волосам цвета соли и перца, его острая вдовья пика выдавала его возраст.

— Марчелло и Джеймс выломали дверь, потому что, по его словам, она была заперта. Но в замке не было ключа, а значит…

— Она была заперта снаружи. — Я смотрела перед собой, пока головоломка идеально складывалась. — Кто-то запер ее снаружи.

— Марчелло обыскал всю комнату, перевернув ее вверх дном, пытаясь найти ключ. Но мы так и не нашли его.

Я потянулась и схватила его за руку, сердце готово было выскочить из горла.

— Как выглядел ключ?

Его седые брови сошлись, когда он перевел взгляд с места моего прикосновения на мое лицо.

— Я не уверен. Это было очень давно.

— Это был старинный латунный ключ?

— Я не могу вспомнить, Мила. А что?

— Черт. Мне нужно идти. — Я схватила свою сумочку, когда услышала голос позади себя.

— Что, во имя Христа, здесь происходит?

Я замерла, мой позвоночник стал ледяным.

— Святой, — прошептала я и повернулась, только вздрогнув под его гневным взглядом. Синие сапфировые глаза горели адским пламенем, от его сильной фигуры исходила ярость. — Не хочешь просветить меня, что за хрень здесь происходит?

Я взглянула через его плечо на Виктора, который стоял в нескольких футах от нас, похожий на бродячую собаку, которую поймали на краже мяса с черного хода мясника.

— Сэйнт, мы просто разговаривали.

Его смертельный взгляд был устремлен на отца.

— Ты слишком много раз меня обманывал, старик.

19

СВЯТОЙ

В записку я мог поверить. Это был почерк Милы, ее оправдание, что она не хотела беспокоить меня в моем офисе, было правдоподобным. Конечно, тот факт, что она ушла, не спросив разрешения, выводил меня из себя, но потом я вспомнил ночь, которую мы провели на крыше. Ночь, когда я сделал ей предложение. Я поклялся, что сделаю все возможное, чтобы перестать контролировать ее. Что она больше не моя пленница, а моя жена. Моя ровня. Так что после нескольких дыхательных упражнений мне удалось успокоить себя.

Но тут позвонил Виктор и сказал, что Мила просит отвезти ее в какой-то модный бутик в двух кварталах к востоку от нас, в то время как устройство слежения, которое я вложил в каждый из ее чертовых кошельков и сумочек, показало, что моя жена на самом деле находится на другом конце города. Точнее, в итальянском ресторане. Мне потребовалось двенадцать секунд, чтобы выпытать у Виктора правду, и уже через семнадцать минут я был в пределах ресторана.

Как только я увидел Милу, сидящую за барной стойкой рядом с моим отцом, мое сердце заколотилось о ребра, как проклятая бомба замедленного действия, готовая вот-вот взорваться. Горькая желчь ярости подступала к горлу, а мысли метались в голове, перебирая все "что за хрень", вызванные всем этим сценарием. Какого черта она здесь делала?

Я сжал кулаки, а мое зрение сфокусировалось на жене и очевидной лжи, которая привела нас сюда. И тут появился он. Мой отец. Гребаная правая рука самого Сатаны, и я был в двух вдохах от того, чтобы схватить первый попавшийся нож и метнуть его прямо в его гребаную спину с другого конца ресторана. Я понятия не имел, что, блядь, происходит, почему они встретились. Все, что я знал, это то, что мне нужно увезти свою беременную жену как можно дальше от этого чертова демона.

Мои итальянские кожаные туфли пробили борозды в полу, когда я ворвался к ним с огнем на каблуках. Мила торопливо схватила свою сумочку, но, когда услышала мой голос, ее ноги словно прилипли к проклятой земле. Отец, как всегда, притворился невозмутимым, словно мое внезапное появление и враждебное присутствие ничуть его не смутили.

Если бы он только знал, как сильно я хочу вогнать клинок в его проклятый череп.

Мой отец встал с кресла и поправил пиджак, выражение его лица было каменным.

— Я попросил Милу встретиться со мной.

— Какого хрена ты это сделал? — Я выдохнул ядовитые слова сквозь стиснутые зубы, тяжело дыша через нос.

Мила положила руку мне на локоть, но ее прикосновение обожгло так же, как обманчивые слова в записке. Я отпрянул от ее прикосновения и устремил свой смертоносный взгляд на отца, в ярости готовый закончить эту войну прямо здесь и сейчас.

Он расправил плечи — еще один способ дать мне понять, что я его не пугаю.

— У нее будет мой внук. Я счел уместным познакомиться со своей невесткой поближе.

Мой гнев бурлил в венах, в костях, и он хотел вырваться наружу. Он хотел сорвать с меня эту чертову кожу и сожрать все на своем пути.

— Послушай меня, старый ублюдок. — Я стиснул челюсти и шагнул вперед, тыча пальцем прямо в его ублюдочное лицо. — Она для тебя никто. Ты меня слышишь? И не думай, что я хоть на секунду позволю тебе приблизиться к моему ребенку. У тебя никогда не будет привилегии быть дедушкой. — Я придвинулся ближе, чтобы он мог почувствовать ярость в моем горячем дыхании, но отец продолжал стоять на своем. — Если ты еще раз приблизишься к моей жене, я убью тебя. Если ты хоть раз произнесешь ее проклятое имя, я перережу тебе горло, пока ты спишь. Ты понял?