— Я ничего о тебе не знаю, Эстель. Ты не хочешь говорить о том, откуда ты и кто ты. Ты ничего не рассказываешь. Но теперь это наша жизнь. Мы не знаем, как долго здесь пробудем. И мне до смерти надоело лежать ночью в постели, чертовски сильно желая тебя и не зная, как обстоят дела.
Его английский акцент. Его слова. Они проникали в мою кровь, словно морфий, блокируя опасения.
Мой нрав взбунтовал.
— Я ничего тебе не рассказываю? А ты? Каждый раз, когда я задаю простой вопрос, ты отшиваешь меня. Не будь лицемерным, Гэллоуэй, тебе это не к лицу.
Я бы никогда не сказала ему, что понимаю его патологическую потребность в секретах. Мне было неприятно рассказывать даже малую часть о себе, делиться историями и добровольно раскрывать свой мир для чужой критики. Я уважала его потребность в пространстве, потому что сама требовала того же.
Кроме того, я знаю больше, чем он думает.
— Лицемерным? Ты хочешь так, да? — Он оскалил зубы. — Отлично. Давай поговорим о том, кто настоящий лицемер, хорошо?
У меня отвисла челюсть.
— Ты же не имеешь в виду меня?
— В яблочко с первой попытки.
— Что?
Его глаза сузились.
— Ты первая поцеловала меня, помнишь? Ты все это начала.
— Тот поцелуй был ошибкой. Мы только пережили крушение и хотели пить, находились на краю смерти. Извини, если я поддалась внезапному порыву испытать немного счастья перед смертью.
— И это был потрясающий поцелуй. — Его руки крепко сжали копье. — Ты будешь отрицать это?
Я стиснула зубы. Да, я хотела все отрицать. Это положило бы конец нелепому разговору. Но я не была лгуньей. Да, я убегала, пряталась. Из кожи вон лезла, чтобы избежать конфликтов с кем бы то ни было. Но никогда не была лгуньей.
Я опустила голову.
— Поцелуй был хорош. Я не отрицаю этого.
— И на днях, когда я заставил тебя кончить. Разве это были не потрясающие ощущения?
Самодовольство в его тоне раздражало меня.
Его слова заставили меня насторожиться.
— Не в этом дело.
— Нет, именно в этом. Ответь на вопрос. Тебе понравилось или нет то, что я с тобой сделал?
Как он посмел поставить меня в неловкое положение? Что, если Пиппа и Коннор нас услышат?
— Гэллоуэй, прекрати…
— Нет, не прекращу. Пока ты не избавишь меня от проклятых страданий.
Я тяжело задышала.
— Как?
— Скажи мне правду.
— Что ты хочешь знать?
— Получу я тебя или нет? Позволишь ли ты мне отвести тебя в постель? Уступишь тому, что связывает нас, и избавишь нас от боли, или будешь упрямиться и продолжать избегать меня?
О том, чтобы сохранить блокнот в тайне, пришлось забыть, прижала его к груди и обняла. Крепко сжала, словно ответы, которые требовал Гэллоуэй, можно обнаружить в линованном папирусе.
— Я… я не знаю, что сказать.
— Ты хочешь меня или нет? Простой вопрос. Простой ответ.
Я глубоко вздохнула.
В этом не было ничего простого. Это было связано с целеустремленностью и силой, с которой я поставила на кон свое сердце, не зная, что нас ждёт в будущем.
— Не знаю, — тихо ответила я.
— Да. Да, ты знаешь, Эстель. — Гэллоуэй выпрямился, схватил костыль и, прихрамывая, подошел ближе. — Скажи мне. Прямо сейчас. Да или нет.
— Что ты подразумеваешь, под да или нет?
— Нас, черт возьми!
Я посмотрела на пляж, освещенный луной, опасаясь возвращения Коннора и Пиппы.
— Я не могу ответить на этот вопрос.
И не спрашивай меня, почему, потому что я не знаю.
Я хотела его. Боялась, что могу влюбиться в него. Но я не могу позволить себе быть слабее, чем уже была. Если я позволю ему поглотить меня, как мне выжить, если он умрет? Как справиться, если он заболеет, а я не смогу его вылечить? Как бы я продолжила жить здесь (в одиночестве и уединении), если бы с ним что-то случилось?
Нет. Это слишком. Я должна оставаться на безопасном расстоянии.
Заботиться о нем.
Испытывать симпатию.
Но не влюбляться в него. Не отдавать ему сердце, потому что это уничтожит меня.
— Да, ты можешь. Это легко. — Он подошел ближе. — Кивни, если согласна, или покачай головой, если не согласна. — Свободной рукой он провел между ног, обхватив эрекцию, видневшуюся в шортах. — Дай знать, хочешь ты этого... хочешь меня. — Его челюсть сжалась, когда он провел пальцем по головке. — Одно слово, Эстель, и ты получишь меня. Я позволю тебе командовать мной каждый чертов день, пока мы будем на этом богом забытом острове, и каждый последующий день. Только... скажи.
У меня перехватило дыхание, словно он украл мои легкие. Я сделала шаг назад, он продолжал наступать. Он приглашал меня на свидание? Это он имел в виду? Он ожидал, что я соглашусь на отношения со свиданиями и годовщинами и... Боже правый, потенциальным браком? Или ему просто нужен был приятель по траху, чтобы валяться в песке, пока нас не найдут или пока мы не умрем?
Мое сердце заныло от боли, предполагая, что он имел ввиду первый вариант.
Мне нужны обязательства и кто-то, кого я могла назвать своим. Но не здесь, где он станет для меня всем и даже больше. Мы бы душили друг друга. Чем больше нам придется терять, тем больше мы будем бояться своего существования.
— Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. — Я покачала головой. — Кроме того, все не должно быть в такой форме.
— Какой?
— Требования и ультиматумы.
— Да, именно так и должно быть. Ты что, не понимаешь? Я не могу продолжать надеяться, что однажды ночью ты проскользнешь в мою постель и снова поцелуешь меня. Я не могу перестать мечтать о твоих губах на моих или о моих пальцах в твоем теле. Я хочу тебя, Эстель. Нет, ты нужна мне. И пока не пойму, на каком этапе мы находимся, я не могу перестать надеяться.
Он смотрел на меня с таким гневом и в то же время с мольбой. Он кричал, но вся власть была в моих руках, потому что, если я не соглашусь, он не сможет заполучить то, что хотел.
Он был взбешен тем, что ему пришлось предоставить мне выбор. Я была удивлена, что он не проигнорировал мои протесты и не заявил на меня права.
Я бы позволила ему.
Меня передернуло от правды. Я бы не только позволила ему — в некотором смысле, хотела этого. Он бы снял с меня ответственность, и у меня не было бы выбора, кроме как падать и падать, и навсегда отдать свою жизнь.
— Я… я…
Сделай это. Перестань бороться. Он тебе нравится. Ты хочешь его. Какого черта ждешь?
Жизнь была слишком коротка для глупостей. Страх, что дети увидят нас, был несущественным — они были достаточно взрослыми, чтобы понять. Страх, что я отдам ему свое сердце, а он умрет и бросит меня, был неприемлем, потому что такая возможность существовала в самом крупном мегаполисе или на самом маленьком острове. А мысль о том, что однажды нас найдут, и мое сердце будет разбито, потому что Гэллоуэй решит, что я не более чем интрижка, была незначительной, чтобы отказаться от временного счастья.
Мы могли бы быть вместе.
Мы могли бы доставить друг другу удовольствие.
Вместе нам могло быть лучше, чем врозь.
Я сделала шаг ближе, мои глаза встретились с его.
Он выпрямился, подпитываясь от меня, пока мое решение становилось все сильнее и сильнее.
Да, я хотела этого.
Да, я хотела его.
Я хотела его поцелуев. Его прикосновений. Его нашептываний. Его ласк.
Хотела, чтобы он был внутри меня. Хотела засыпать в его объятиях. Хотела кричать от удовольствия, когда кончала. И хотела наслаждаться похотью, зная, что могу сделать для него то же самое.
— Гэллоуэй…
Он замер.
— Да или нет, Эстель. Если «Да», то тебе лучше быть готовой, потому что я больше не выдержу.
Мы преодолели пропасть между нами.
Осталось ещё немного.
Сущая мелочь.
Мой живот сжался в предвкушении.
— Я… я хочу тебя.
Он закрыл глаза.
— Спасибо, черт возьми, за это.
Он сделал еще один шаг. Сокращая расстояние между нами.
Моя кожа ожила, умоляя о его прикосновении.