– Зачем вообще учиться в школе, где тебя могут превратить в лемура или в сосну?

– Или в слизня, или в траву-вонючку – если учишься особенно плохо, – добавил Руфиус. – Такой уж в этой школе риск: либо ты добиваешься славы, либо вечно живешь в позоре. И лучше бы тебе получить хорошую оценку в испытании золотых рыбок. Оно только для всегдашников. И оценка за него очень важна.

К счастью, испытание золотых рыбок казалось довольно простым.

Оно проходило на берегу пруда за школой, вел его учитель по общению с животными, золотистый, мускулистый кентавр с темно-рыжими волосами по имени Максим. Кентавр объяснил, что все ученики по очереди должны опустить в пруд палец и представить себе самое заветное свое желание – и тогда тысячи крохотных золотых рыбок, белых как снег, всплывут на поверхность и изобразят его собою. Если ученику удастся загадать желание с добрым намерением, то он пройдет испытание.

– Интересно, что покажет твое желание, – сказала Кима, стоявшая возле Аладдина. – Новые поддельные лампы?

– Наверное, – вздохнул Аладдин.

Кима хмуро глянула на него.

– Это не шутка. Если ты провалишь и это испытание, у тебя будет третий подряд незачет. Тебя тогда точно сделают могрифом.

– Посмотри на Максима, – возразил Аладдин, указывая кивком на статного, могучего кентавра, освещенного солнцем. – Он могриф, и с ним все в порядке.

Кима закатила глаза.

– Он не могриф. Максим – урожденный кентавр, и, скорее всего, был лучшим учеником в классе, раз уж сейчас преподает. А вот муха, которая летает возле его крупа, – как раз могриф.

Горло Аладдина сжалось.

Первым пошел Руфиус. Он сунул кончик указательного пальца в пруд, и рыбки тут же закружились в воде, изобразив мальчика возле лавки под названием «Пекарня Руфиуса», в витринах которой красовались багеты, булочки и шоколадки.

– И это все добро, на которое способна твоя душа? – резко спросил Максим у Руфиуса, нахмурив бровь. – Пожелал собственную пекарню?

– Я буду в ней каждое утро раздавать бесплатные круассаны бедным детям, живущим в деревне, – начал оправдываться Руфиус.

– Не вижу никаких детей, – возразил Максим.

– Они спят, – сказал Руфиус.

– Незачет, – ответил Максим. – Следующий.

Аладдин напрягся еще сильнее. Если уж добрый, услужливый Руфиус, который сварил для Гефеста шоколадки, не сумел сдать зачет, как он тогда его сдаст?

Когда настала очередь Кимы, золотые рыбки изобразили ее отца, танцующего с ней у нее на свадьбе после многих лет страданий из-за больной ноги.

– Чистая доброта, – похвалил ее Максим.

Ну конечно, подумал Аладдин. Не только красивая и умная, но еще и добродетельная.

Следующим пошел Гефест. Он пожелал, чтобы в школу вместо него пошел его брат-близнец.

– Он заслуживал этого больше, чем я, – признался Гефест.

Кима взглянула на него влюбленными глазами.

– Если честно, я думал, что его желанием будет очередной дурацкий подарок, – пошутил Аладдин. Принцесса свирепо повернулась к нему.

– Золотые рыбки находят самые сокровенные желания, спрятанные в глубине души. А не фальшивые, подброшенные второсортной порчей.

Аладдин вздрогнул.

– Почему ты тогда на меня не донесла? – спросил он.

– Потому что ты вполне способен и сам выкопать себе могилу, – ответила Кима.

– Аладдин, ты следующий, – вызвал Максим.

Мальчик сглотнул.

Он медленно подошел к воде. Рыбки поблескивали под поверхностью пруда, словно алмазы, которые предстоит добыть. Аладдин почувствовал, как взгляды всех всегдашников устремились на него. Им не терпелось увидеть, как он провалится.

«Пожелай что-нибудь доброе, – уговаривал он себя. – Что-нибудь, что могла бы пожелать Кима. Или Гефест. Или кто угодно, но не я…»

Он сунул палец в воду.

Рыбки тут же пришли в движение и изобразили рубиновый трон, водруженный на гору золота – султанский трон Шазабы. Аладдин сидел в короне, завернутый в шелковую мантию, на всех пальцах были кольца с драгоценными камнями, а у его ног пали ниц тысячи подданных. И мало этого: он что-то сжимал в руках… волшебную лампу… настоящую волшебную лампу…

Максим нахмурился.

Кима сложила руки на груди.

Аладдин съежился и зашептал: «Нет, нет, нет, нет…»

А потом рыбки вдруг превратились в бесформенную массу. Их чешуя снова стала белой, а потом они пришли в движение, изобразив совершенно новую сцену…

Аладдин, облысевший и морщинистый старик, прибирается в уютном доме, потому что ждет в гости старого друга. И на пороге – седовласый, слегка сгорбленный, очень похожий на…

Гефеста.

Аладдин поспешно отдернул руку. Развернувшись, он увидел, что на него таращится весь класс, включая и самого Гефеста – у того глаза были на мокром месте.

– Истинная душа всегдашника, – задумчиво проговорил Максим, глядя на рыбок, которые все еще изображали встречу старых друзей. – Как говорится, старый друг лучше новых двух.

Аладдин замахал руками.

– Подождите минутку. Это желание какое-то бессмысленное… оно не может быть…

А потом он увидел Киму.

Та больше не смотрела на него с ненавистью или презрением.

Она впервые посмотрела на него так, словно он настоящий человек. Заново оценивала его – внутри и снаружи.

– Какое замечательное желание, – послышался знакомый голос.

Всегдашники повернулись и увидели Доброго Директора, который проходил мимо пруда, одетый в свою длинную синюю мантию.

– Рыбы обычно расплываются в стороны, как только вы убираете палец из воды, но даже им захотелось подольше задержаться на душе Аладдина, – сказал Райен на ходу. – Лучшие желания удивляют всех – даже самого желающего. Продолжай, Максим.

К воде позвали следующего всегдашника, но никто не обратил на него внимания. Все смотрели то на Аладдина, то на Гефеста, словно увидели их впервые.

Кима придвинулась ближе к Аладдину и тихо пошутила, что ему удалось избежать вечной жизни в качестве тритона.

Но Аладдин смотрел вслед Райену. Райену, который появился именно в тот момент, когда изменилось желание Аладдина. И едва Аладдин об этом подумал, Добрый Директор обернулся к нему и улыбнулся – точно так же, как его злой брат улыбнулся ему на церемонии Приветствия, еще до того, как все пошло наперекосяк.

Рафал наблюдал за братом, посетившим урок всегдашников, из директорского кабинета. Губы Злого Директора подергивались.

Райен – просто жалкий любитель. Думает, что может просто вот так одним ловким движением изменить душу мальчишки? Неужели он не может просто признать, что перо ошиблось? Что мальчишка – злодей, каких поискать? Да, Райену удалось заставить эту мелкую самодовольную девчонку снова задуматься об Аладдине, но как долго это продлится? Мальчишка все равно продолжит вести себя как вор и эгоист, и на этот раз Райен его уже не спасет. Аладдин докажет, что он злой, это лишь вопрос времени.

И тогда Райену придется подавиться своими словами, всеми этими несправедливыми эпитетами, которыми он наградил Рафала – ненадежный, безрассудный, не подходящий на роль Директора школы. На самом деле это Райен непригоден для должности, потому что верит, что может превратить никогдашников во всегдашников, а священное перо – на его стороне, хотя на самом деле это просто говорит его болезненное самолюбие. Как можно быть Директором школы, если считаешь, что равновесие – на твоей стороне? Сториан явно ошибся с Аладдином, поместив его не в ту школу. И он, и Райен это знали. Но Райен доверял перу, а не собственному брату и даже не себе, и теперь они воюют за душу мальчишки, а еще оба вмешались в ход сказки, хотя их работа как Директоров школы – не лезть в истории, которые они вроде как должны защищать.

Рафал стиснул зубы.

Во всем, что произойдет дальше, будет виноват Райен. Это с него началась вся эта история. Это он злодей.

И, раз уж перо в последних сказках унижает злодеев, Райена тоже унизят. Аладдин доказал, что он злой и что Рафал разбирается в душах лучше, чем перо.