– Правило номер одиннадцать. Вход в кабинет Директоров строго воспрещен, – объявила декан Школы Добра, – равно как и в кабинеты всех учителей…

«Если бы я хотел жить по правилам, то остался бы в Шазабе», – проворчал про себя Аладдин. Он бы уже загадал три желания, заполучил царевну и дворец, и все знали бы его имя. Он похлопал по лампе, лежавшей в кармане сюртука. Ему и секунды не довелось провести в одиночестве с тех пор, как он выиграл ее у Салима. Какой смысл держать при себе лампу, если не будет ни единой возможности ее использовать?

Аладдин посмотрел на никогдашников – на первый взгляд они были одеты так же, как всегдашники, но потом он пригляделся и увидел, что те уже начали тайком вносить в форму изменения: резали рукава, прорывали дырки в рубашках, хвастались шрамами, татуировками и оружием, которое удалось тайком пронести.

«Нарушители правил», – подумал Аладдин.

Вот эти люди ему по нраву.

Он снова повернулся к девочке с фиолетовыми лентами.

– Хочешь, покажу тебе кое-что?

Девочка не обратила на него внимание, по-прежнему не сводя глаз со сцены.

– Правило номер двенадцать, – тем временем произнесла Мэйберри. – Вам запрещено покидать спальни после девяти вечера…

– Смотри, смотри, – настойчиво проговорил Аладдин и сунул руку в карман. – У меня волшебная лампа.

– Ну да, конечно, – фыркнула девочка, даже не посмотрев в его сторону.

Высокий светлокожий мальчик с рыжими волосами, сидевший рядом с Аладдином, усмехнулся.

– Удачи тебе. Это Кима, принцесса Мейденвейла. Все парни хотят пригласить ее на Снежный бал, включая Гефеста.

Он кивком показал на дальнюю часть скамейки, где сидел мускулистый смуглый парень с бритой головой и ярко-зелеными глазами. Остальные мальчики-всегдашники осторожно косились на него, мечтая снискать одобрение, хотя сам Гефест вообще не подозревал об их существовании.

– А это значит, что у тебя нет ни единого шанса, – предупредил Аладдина рыжий мальчик.

В этом он был неправ, потому что теперь, когда у Аладдина была волшебная лампа, он мог пожелать все, что угодно, – в том числе победить Гефеста в борцовском поединке или пойти на Снежный бал с принцессой Кимой. Но, с другой стороны, это казалось еще более неправильным: теперь, когда Аладдин мог завоевать принцессу с помощью лампы, он твердо решил сделать это без ее помощи.

Он снова повернулся к Киме.

– Клянусь, это волшебная лампа. Прямо из Пещеры Желаний.

Кима вздохнула.

– Нет, это не она, потому что Пещеру Желаний пытались найти все, включая моего отца, но найти ее невозможно. Так что можешь врать сколько угодно, но меня ты не обманешь, потому что у лжи есть особый запах, а у тебя изо рта начинает вонять.

Аладдин залился краской и стиснул зубы.

– Значит, придется на самом деле тебе показать.

Он поднес руку к лампе, чтобы потереть ее…

– Эй, ты! – послышался резкий голос со сцены.

Все – и всегдашники, и никогдашники – повернулись к Аладдину.

Мальчик замер, словно кот в попытке слиться с землей.

Кима ухмыльнулась.

– Ты хотел чем-то с нами поделиться? – хмуро спросила профессор Мэйберри.

– Нет, – ответил Аладдин.

– Он говорит, что у него волшебная лампа! – крикнул рыжий мальчик, сидевший справа.

– Лампа из Пещеры Желаний! – засмеялся другой мальчик, слева, который подслушивал их разговор.

Ученики обеих школ смеялись и улюлюкали.

Гефест посмотрел на Аладдина с жалостью.

– У меня есть лампа! И в ней джинн! – гневно воскликнул Аладдин и высоко поднял лампу, но смех лишь усилился. Всех новичков объединило одно желание: посмеяться над дурачком. Аладдин вскочил на ноги и повысил голос. – И когда я загадаю первое желание, я превращу вас всех в лягушек! Вот тогда вы попляшете!

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – послышался мужской голос.

Все в театре замерли, даже оба декана.

В зал вошли Директора-близнецы. Злой брат – с торчащими белыми волосами и молочно-бледной кожей, добрый – с теплым взглядом и взъерошенными волосами, оба в одинаковых синих мантиях. До Аладдина доходили слухи о бессмертных подростках, которые правили школой и защищали Сториана – перо, писавшее сказки Бескрайних лесов. Но сейчас, в их присутствии, он чувствовал силу их светлых глаз. Глаз, направленных прямо на него.

– Отдай ее мне, – приказал добрый брат.

Аладдин не посмел отказать, хотя и почувствовал себя ужасно, расставаясь с лампой. Он отдал свое сокровище.

Добрый Директор осмотрел ее, затем посмотрел на брата-близнеца и протянул лампу обратно Аладдину.

– Подделка. Не стоит и сомневаться.

Злой Директор глянул на лампу через его плечо, тоже совершенно без интереса… но затем вдруг изменился в лице. Его глаза блеснули, словно лед пошел трещинами.

– Не согласен с тобой, брат, – сказал он и забрал лампу, не дав Аладдину до нее даже дотронуться.

Добрый Директор удивленно посмотрел на злого, но брат уже прошел вниз по проходу, протянул лампу декану Хамбургу и довольно громко прошептал:

– Заприте ее в своем кабинете, там, где никто не сможет до нее добраться.

Декан Хамбург сердито взглянул на Аладдина.

– Слушаюсь, директор Рафал.

Доброго брата эта сцена, похоже, сбила с толку. Он спросил близнеца:

– Что теперь – произнесем наши приветственные речи, или же будем досматривать вещи и других учеников на случай, если кто-то из них протащил в школу Святой Грааль?

– Безусловно. Говори первым, – ответил Рафал. – Ну, знаешь, раз уж Сториан на твоей стороне.

Райен сжал губы.

– С таким отношением – может быть, он и прав.

Оба Директора уставились друг на друга, затем посмотрели на учеников.

На одного из учеников.

Но Аладдин не заметил их взглядов – мысли мальчика занимал только один вопрос.

Как пробраться в кабинет декана Хамбурга?

И Злой Директор, похоже, обрадовался этой мысли, потому что улыбнулся Аладдину именно в тот момент, когда тот задумал план.

Дразнить вора – это в принципе не очень хорошая идея, особенно вора, который считает, что ты у него что-то украл.

Раз профессор Хамбург – декан Школы Зла, это значит, что его кабинет находится в западном крыле особняка, а это значит, что Аладдин должен выбраться из комнаты, тайком добраться до крыла, занимаемого Школой Зла, найти логово Хамбурга, украсть у него лампу и при этом не попасться. Задача казалась почти невыполнимой даже такому нахальному оптимисту, как Аладдин. К счастью, спальни Школы Добра после отбоя не охранялись, – учителя верили в добродетельность своих учеников. Так что вскоре после полуночи Аладдин на цыпочках прошел мимо спящих соседей по комнате, вышел в коридор и направился к лестнице…

И остановился.

Гефест и Кима сидели на ступеньках примерно на середине лестничного пролета и играли в карты. Гефест был одет в обтягивающую майку без рукавов, а Кима – в фиолетовую пижаму такого же цвета, как и ленты в волосах. Они не говорили и вообще не издавали ни звука, но судя по тому, какими взглядами они обменивались после каждой разыгранной карты – торжествующими, улыбающимися, – все выглядело даже романтичнее, чем если бы он застал их за поцелуем.

Аладдин гневно фыркнул, и двое всегдашников вытянули шеи, но Аладдин, сжимая кулаки, уже спешил к задней лестнице. Он хотел ворваться в кабинет профессора Мэйберри и наябедничать на нарушителей правил; он хотел, чтобы этих высокомерных голубков наказали. Но, поскольку он тоже тайком выбрался из спальни, причем замышлял куда худший проступок, оставалось лишь проглотить обиду и придерживаться изначального плана.

Как она могла выбрать этого напыщенного придурка с мертвыми глазами вместо него? Как можно быть такой предсказуемой? Аладдин резко вдохнул. Кима – такая же, как все в Шазабе. Тоже не ценит ни его, ни его достоинств.

Неважно.