Гефест вздохнул.

– Он так хотел стать всегдашником.

– Есть разница – можно хотеть стать хорошим, а можно им быть, – ответил Аладдин. – Наверное, поэтому сюда попал ты, а не он.

– Ты лучше нас обоих, – ответил Гефест, выкладывая стрит-флеш[5]. – Ты готов пойти со мной на Снежный бал, хотя на самом деле хочешь позвать туда принцессу Киму.

Аладдин фыркнул.

– Ты хочешь пойти со мной на Снежный бал только потому, что не в своем уме.

– Ну нет, у меня мозги нормально работают.

Аладдин снова фыркнул и перетасовал колоду.

– Кима ни за что со мной не пойдет.

– Почему?

– Потому что она видит меня таким, какой я на самом деле есть. Эгоистичным гадом, – ответил Аладдин. – А ты видишь во мне человека достойного того, чтобы его знали. Человека, которым я хотел бы стать. Это большая разница.

Он посмотрел на Гефеста. Но на этот раз во взгляде Гефеста не было никакой одурманености. Словно проклятие развеялось, и они просто сидели вместе – два мальчика, которые впервые друг друга увидели по-настоящему, хотя раньше не понимали друг друга. Аладдин заерзал на месте, чувствуя себя беззащитным и уязвимым – словно рядом с ним уже не заколдованный Гефест, а настоящий, и они сидят вместе, потому что сами так решили, а не потому, что их заставила магия. И это чувство его не пугало. Оно было приятным и теплым.

– Еще разок сыграем? – спросил Аладдин.

– С удовольствием. Я готов обыгрывать тебя хоть всю ночь, – усмехнулся Гефест.

Аладдин снова раздал карты.

Кима, стоявшая за углом, улыбнулась и на цыпочках ушла обратно в комнату.

Может быть, и она неверно смотрела на вещи.

Ее глаза выбрали Гефеста, а вот ее сердце слишком рано закрылось для другого.

Она легла спать со странной улыбкой на лице…

А на следующее утро учеников Школы Добра разбудила гроза – с черными тучами, молниями и громом.

Ливень застучал в окна, а затем ветер принес записки, которые врезались в каждое окно, – эдикты на пергаменте, украшенные колючками. Приказ Директора школы.

Снежный бал.

Его перенесли на более раннее время.

Он состоится сегодня вечером.

Полуодетый Райен ворвался в кабинет.

– Ты не можешь просто взять и перенести бал!

– Уже поздно, – отрезал Рафал, наблюдая, как Сториан рисует его брата, раскрасневшегося и промокшего. – А в чем дело? Мои никогдашники готовы. Неужели твои ученики настолько плохо подготовлены и слабы, что не смогут справиться с простыми танцами?

Добрый Директор взорвался.

– Не прикидывайся дурачком, Рафал! Снежный бал всегда, каждый год, устраивают в один и тот же день, а всегдашникам нужно время выбрать, кого пригласить, танцы порепетировать… Они едва учебу начали! Почти не знают друг друга! Да и вообще, твои никогдашники даже не ходят на Снежный бал. Они только устраивают розыгрыши, хулиганят и действуют всем на нервы. Они вообще не должны получать приглашений!

– Они приглашены, потому что они – неотъемлемая часть этой школы, равно как и я, как бы трудно ни было тебе это признать, – ответил Рафал. – Я решил, что дату нужно изменить, а ты был слишком занят – плавал в пруду…

– Я всегда плаваю в это время…

– …а мне не хотелось ждать, так что я издал эдикт на правах Директора школы – я ведь до сих пор Директор школы, правильно?

Райен шумно вдохнул.

– Ты сделал это только потому, что Аладдин заставил эту девочку снова обратить на него внимание, и, если дать ему больше времени, он заслужит ее любовь и разрушит заклинание. А это значит, ты знаешь, что сказка Сториана закончится тем, что Добро победит, а ты останешься в дураках, какие бы идиотские поступки ты ни совершал, пытаясь испортить историю.

– А ты что, не пытался ее испортить? Ты вмешивался не меньше моего. – Рафал тоже начинал злиться. – Кроме того, как ты и сказал, всегдашники буквально живут ради балов. Так зачем же откладывать? Не вижу никаких причин ждать. Давайте все предадимся духу любви. Ты ведь этого хочешь, да? Чтобы Зло стало больше похоже на Добро. А я – больше похож на тебя.

– Хватит. Дело не в мальчишке и не в бале. Дело в том, что ты попытался доказать, что знаешь больше, чем перо, и тебя проучили. – Райен сердито посмотрел на него, разглаживая на себе рубашку. – Я все отменяю.

Он повернулся к двери…

Оттуда доносился хаос звуков: крики, вопли, раскаты грома.

Братья переглянулись… и стремглав выбежали из кабинета.

Стоя на лестнице, они смотрели, как девочки и мальчики-всегдашники носятся по коридорам, держа в руках стопки тюли, шелка и атласа, врезаясь друг в друга, словно безголовые куры, и крича во все горло:

– Снежный бал! Снежный бал!

Рафал ухмыльнулся брату-близнецу.

– Как я и сказал… уже поздно.

Когда на подготовку к Снежному балу дают всего несколько часов, а не недель или месяцев, приходится идти на жертвы.

Первой жертвой становится мода. Нет времени, как обычно, заказать наряды у знакомых швей; мальчикам и девочкам приходится справляться своими силами, и результат далеко не всегда устраивает профессора Мэйберри. («Это костюм!» – настаивает Руфиус. «Это пижама!» – рявкает Мэйберри.) Страдает и разбиение на пары. Мальчики приглашают не тех девочек, которых хотели бы, потому что девочки начинают паниковать и принимают предложение первой попавшейся особы мужского пола, у которой бьется сердце, поскольку боятся, что их не пригласит больше вообще никто. Слабые и тщедушные мальчики пользуются этой паникой, чтобы заполучить девочек, которые обычно им бы отказали, а более красивые и привлекательные мальчики нервничают, потому что «их» девочек уже разобрали, и уже им приходится приглашать первых попавшихся. В общем и целом выходит, что никто не доволен ни своей парой, ни своей одеждой, ни одеждой партнера, так что парад парочек в направлении танцевального зала – обычно впечатляющее и веселое событие под аккомпанемент оркестра сверчков – на этот раз по настроению больше напоминал групповой поход к зубному.

Но затем двери открываются, и все видят убранство зала – разноцветную Страну Игрушек с огромными оловянными солдатиками, танцующими плюшевыми мишками и украшенный гирляндами рождественский поезд на железной дороге. Волшебный снег падает с крыши и превращается в конфетти на танцполе, а стены поблескивают синим льдом. Поговаривают, что зал украшал лично Добрый Директор, что несколько оживляет обстановку и напоминает всегдашникам, как им повезло оказаться здесь, в школе, где готовят героев, и их долг как знаменосцев Добра – не только выжимать максимум из любой ситуации, но и быть за это благодарными. Их единство лишь крепчает, когда в зал врываются ученики Школы Зла, чтобы устроить традиционный розыгрыш, но он в этот раз выходит слабеньким – они кидают на танцпол стеклянные шарики, но их быстро сметают в сторону зачарованные метлы. Никогдашники убегают – им, как и всегдашникам, явно пришлось планировать буквально на бегу.

А что касается Аладдина и Гефеста… возможно, вы удивились, почему они, эта пара, самая важная для всей истории, еще не были упомянуты, но на самом деле о них сказать еще нечего, потому что они опаздывают.

– С меня штаны сваливаются! – проворчал Аладдин, подтягивая их за пояс в отчаянной попытке поспеть за своим партнером. – Уточнение: твои штаны!

– Как ты вообще поступил в школу без нормальной одежды? – спросил Гефест. Он бежал впереди, одетый в изумрудно-зеленый дублет и идеально подходящие по размеру брюки.

– Меня похитили! Я вообще не должен был тут учиться! – крикнул Аладдин, на ходу застегивая одолженный красный жилет. – Это все глупости. Зачем мы идем на какие-то тупые танцы? Пусть они отплясывают на своем дурацком балу, а в нашем распоряжении будет все остальное здание!

– Говоришь как настоящий никогдашник, – поддразнил его Гефест. – Поторопись!