Варя слушала Аню, повесив голову. Было видно, что она не оспаривает право Ани говорить первой. Но когда та наконец выговорилась, Варя спокойно произнесла:

– Все это правильно. Юра такой, как ты говоришь. Но помимо этого, в нем есть и хорошие качества.

– Это какие же?

– Ну… например, когда я заболела, Юрка сидел возле меня дни и ночи. С Толиком никуда не ходил, никуда. И чай мне готовил, и врачей вызывал, и за таблетками бегал, и даже бульон варил.

– Ты о нашем Юре говоришь? – недоверчиво переспросила у нее Аня.

– Конечно! Просто он от вас с матерью ничего, кроме агрессии, не видел. Вот и ощетинился против вас.

– А ты, значит, такая из себя к нему вся добренькая и сладенькая? – обозлилась Аня. – Юрочка у тебя хороший, заботливый весь такой, да?

– Да. Ко мне Юра всегда был добр.

– А я тебе так скажу! Ты у нас девушка небедная. По всему видно, что деньги у тебя имеются.

– Да. Деньги у меня есть, – спокойно согласилась с ней Варя.

– Вот Юрка к тебе и подлизывается! Небось задумал на тебе жениться, чтобы потом тебя вокруг пальца обвести да денежки твои прикарманить! Что я, Юрку не знаю?

– Может, и так! Только Юра не убийца! Если кто тут и убийца, то это ты – Аня!

Подруги ожидали, что Аня сейчас кинется на обидчицу с кулаками. Но та неожиданно мирно предложила:

– Ладно тебе, Варька, ерунду‑то болтать. Говори, что ты там про дядю Пашу надумала?

Но Варя не умела так быстро отходить после свары. У Ани имелась многолетняя закалка. Живя со сварливой и острой на язык Лидией Никаноровной, Аня научилась быстро восстанавливать эмоциональный фон после скандала. А вот Варе требовалось на это больше времени. Аня уже успокоилась и заговорила разумно, без накала страстей, а Варвара еще «бурлила».

Только минут через десять, уже пройдя в дом, выпив залпом большую кружку холодной воды из чайника, Варя обрела способность внятно изъясняться. Пока она приходила в себя, подруги даром времени не теряли. Они оглядывались по сторонам и приходили к выводу, что в таком замечательном домике и сами бы не отказались пожить месяцок-другой.

Как и говорила Аня, у Вари в доме было всего две комнаты, что верно, то верно. Но зато вода текла непосредственно из крана, горячая и холодная. Туалет был в доме, самый настоящий городской санузел. И душевая кабинка тут имелась. Но самое главное – весь дом радовал глаз множеством картин. Сюжеты в них были просты: природа, море, работающие или отдыхающие люди.

И была одна картина, указав на которую Кира воскликнула:

– Это же наш Барс! Ну надо же! Это он!

– Узнала Барсика? – улыбнулась Варвара, явно довольная реакцией Киры. – Как тебе? Удалось мне передать душу этого животного?

Кира медленно кивнула головой. Да, Барс на картине Варвары был совсем другим, нежели в жизни. Голова была куда больше и вся угловатая. Глаза располагались не там, где им полагалось. Клыки были просто чудовищные, но при этом морду пса перекашивала какая-то гримаса, похожая на добрую ухмылку, сразу превращающая чудовище просто в большую и славную собаку.

Но Кира задержалась перед картиной вовсе не потому, что ее так уж привлекло мастерство Вари. Сыщица думала совсем о другом. Если Варвара так хорошо знала Барса, что даже изобразила его на одном из своих полотен, значит, она тоже бывала на острове у Багра. Видимо, Юра возил Варвару на остров. Чтобы в качестве своей невесты познакомить со своим отцом. И конечно, Багор познакомил Барса с Варварой, велев считать ее «своей».

Вот о чем думала Кира. Прогулка по Гакково не была бесполезной. Круг подозреваемых постепенно расширялся. Конечно, пока что с места в карьер Кира не могла придумать мотива, побудившего Варю прикончить Лидию Никаноровну, да еще сделать это таким образом, что под подозрение попал сам Юра. Но все же Варя могла быть той злополучной ночью на острове. И Барсик отнесся к ее появлению совершенно спокойно. Ведь она была для него тоже «своей».

Эти мысли и эта картина заставили Киру иначе взглянуть на Варю. И теперь, слушая невесту Юры, сыщица невольно искала в словах девушки скрытый подтекст. Впрочем, вторую сыщицу – Лесю – портрет Барса ни на какие мысли не натолкнул. И она с нетерпением ждала того момента, когда Варя окончательно успокоится, сядет и выложит наконец историю о некоем Павле – дяде Паше, которого она отчего‑то подозревала в совершенном преступлении.

Но первой заговорила Аня. Эта девушка просто не умела долго молчать. Нахмурившись, она посмотрела на Варю и с укором спросила:

– Значит, ты хочешь, чтобы все шишки на дядю Пашу повалились? И не жаль тебе убогого?

– Я лишь хочу убедиться, что наказание понесет истинный виновник трагедии на острове.

– Нет, но ты же упомянула имя дяди Паши, – настаивала Аня. – Ты же не случайно о нем вспомнила?

– Я просто подумала… если в семье есть психически больной человек… и он сбежал из‑под надзора… А потом случились эти несчастья, то не мог ли он…

– Все это чушь! – воскликнула Аня. – Дядя Паша у нас смирный. Он и мухи не обидит!

– Но все же он проходил лечение…

– Подумаешь! – легкомысленно отмахнулась Аня. – Папа говорил, Паша с детства странный был. Его мама ветрянкой заразилась, когда беременная ходила. Вот дядя Паша и родился, того… с отклонениями. Но насчет того, чтобы убить кого‑то, ты зря на него думаешь. Дядя Паша у нас совсем смирный. Лично я на него совсем не думаю.

Варя открыла рот, чтобы возразить, но Кира не дала:

– Так! Стоп! Тайм-аут! Объясните сначала, кто такой этот дядя Паша? Ваш родственник?

Обе девушки кивнули. И одновременно ответили:

– Брат.

– Дядя.

– Не поняла. Дядя или брат?

– Дядя Паша – это брат моего папы, – объяснила ей Аня. – Родной. Он младше папы всего на год.

– То есть он уже в возрасте?

– И где он живет?

– Так весной и осенью обычно в психушке обитает. Остальное время с нами жил.

– То есть он не буйный?

– Нет. Правда, иной раз накатит на него, вскочит из‑за стола, шапку на себя нахлобучит и бежать. Не смотрит, дождь ли за окном, вечер ли поздний. Все равно ему. Бежит и мычит себе что‑то под нос. Никого вокруг себя не видит, не слышит, вообще, мне кажется, не понимает, что происходит.

– Просто так вскакивает ни с того ни с сего и бежит?

– Ага. Сидят, к примеру, мама с папой, на хозяйственные темы разговаривают. Ну, там про теплицы новые, где деньги на них взять, если отец Юрке вместо стекол для теплиц велосипед новый купил. Или еще чего‑нибудь между собой обсуждают. А он вскочит и бежать!

Обсуждают – это надо понимать, ссорятся. Иначе ничего обсуждать Лидия Никаноровна не умела. А для душевнобольного человека или просто человека со слабой психикой такие ежедневные скандалы, которые разыгрывались в семье Багра, были крайне тяжелы. Вот Павел и убегал подальше, чтобы не слышать домашних склок.

Но чтобы проверить свою догадку, Кира спросила у Ани:

– А случалось так, чтобы твой дядя Паша один сидел, никого рядом с ним не было, а он бы все равно вскочил и побежал?

Аня пожала плечами:

– Если один сидишь, чего дергаться? Все равно ведь никто внимания не обратит.

– Значит, не было такого? Дядя Паша убегал, лишь когда твои родители ссорились?

– Ну да. Наверное. Да какая разница, почему он убегал? Ему и врачи диагноз поставили. Олиа… олиго… олигарх? Нет, не олигарх – это точно. Как‑то иначе слово звучит. Но у дяди Паши справка была, на учете он состоял и пенсию тоже получал. Папа у него опекуном был. А как дядя Паша в бега подался, а папа умер, так даже и не знаю, что с ним будет. Погибнет теперь, наверное. Если вообще найдется когда‑нибудь.

Слова Ани прозвучали удивительно равнодушно. И Кира укорила ее:

– Это же твой родной дядя. Как ты можешь быть такой бесчувственной?

– А где мне на всех слез взять? – обозлилась Аня. – Вот Варька дядю Пашу и вовсе убийцей считает. Чего вы к ней не придираетесь? Чего ко мне все лезут? Я и так сиротой осталась, и отца, и мать почти одновременно потеряла. А вы меня еще и третируете!