И что бы ни случилось с этого момента, я сделаю все возможное, чтобы не возвращаться к этому.

24

ИЗАБЕЛЛА

Я чувствую, что мое сердце разрывается. Прошлой ночью я всего на мгновение подумала, что, возможно, он передумал. Что, возможно, то, что мы спали вместе, то, что мы делали, означало, что мы все-таки попытаемся.

Он сразу сказал мне другое.

Мы тихо разведемся. Эти слова разрывают мое сердце, заставляя меня молчать весь час, который мы проводим в ратуше, возвращаясь к мотоциклу Найла. Я не говорю ни слова, пока мы наскоро завтракаем, и чувствую на себе его взгляд, но он тоже ничего не говорит. Между нами океаны пространства. Совсем как прошлой ночью, хотя в крошечной кровати не было и полдюйма.

Я смотрю, как он запихивает сложенное свадебное платье в седельную сумку, прикасаясь к золотому кольцу на моем пальце. У меня есть все, что, как я думала, я хотела, и я собираюсь это потерять. Прошлая ночь не стала началом, всего лишь прелюдией к концу.

Все, кроме моего…нашего-ребенка.

Все, что я могу сделать, это сосредоточиться на этом сейчас, заботясь о безопасности ребенка. Слушаться Найла, чтобы он мог помочь мне сделать именно это. Когда он заводит мотоцикл, я сажусь позади него, на этот раз шлем надежно пристегнут, и мое сердце сжимается от боли. Я смотрю на пустынную дорогу впереди нас, и мне хочется, чтобы мы могли остаться здесь, спрятавшись навсегда. Я хочу остаться с Найлом, и в глубине души я не хочу ехать в Бостон. Несколько недель назад я почти не выходила из дома своей семьи, а теперь собираюсь впервые покинуть страну. Это пугает меня, но я не хочу говорить об этом вслух.

Я не хочу показаться неблагодарной после всего, что Найл уже сделал.

За день мы проехали столько, сколько смогли. Трудно вспомнить, почему я когда-либо боялась сидеть сзади на мотоцикле Найла. Здесь чувствуешь себя намного свободнее, чем в автомобилях с пуленепробиваемыми стеклами, которыми владеет моя семья. Даже в шлеме я чувствую ветер в своих волосах, проносящийся мимо нас. Найл просто одет в рубашку с закатанными рукавами, его кожаная куртка убрана в седельную сумку для защиты от дневной жары. Я могу чувствовать его намного лучше вот так, обхватив его руками, прижимаясь щекой к его спине и вдыхая его аромат.

Я хочу запомнить каждый момент, который у нас остался.

Когда почти стемнело, Найл съезжает с шоссе в сторону следующего города, который мы видим.

— Мы остановимся здесь, — говорит он мне, когда мы сбавляем скорость настолько, что я могу слышать его сквозь рев двигателя мотоцикла.

Мое сердце немного подпрыгивает, потому что это означает еще одну ночь с ним, еще одну ночь, возможно, в одной постели. Он сказал, что мы остановимся перед отъездом этим утром, но я подумала, может быть, он решит просто проехать весь путь до конца, чтобы больше не быть так близко ко мне.

Вчера вечером он сказал, что жить со мной в одной комнате не составляет труда, но сегодня утром сказал мне, что, как только мы окажемся в Штатах, он разведется со мной. Поспешный развод, положивший конец почти фиктивному браку. Это заставляет меня задуматься, что он чувствует на самом деле.

— Давай что-нибудь перекусим. — Найл останавливается перед первым рестораном на главной улице, и у меня урчит в животе. Мы не останавливались на ланч, и сэндвич с яйцом, который я съела утром, когда мы уходили, уже давно переварился. Ресторан, который он выбрал, маленькая такерия, и он открывает мне дверь, когда мы заходим внутрь.

— На что похож Бостон? — Я осторожно спрашиваю его, пока мы сидим там в ожидании заказа еды, перед каждым из нас бутылка воды, а перед ним текила. — Там холодно?

Найл посмеивается.

— Иногда, — признается он. — Зимой бывает очень холодно. Много идет снега. Тебе это может понравиться, — добавляет он. — Немного новизны после всей этой пустыни.

— Тебе не нравится пустыня?

Он смотрит на меня, по его лицу пробегает какая-то не поддающаяся описанию эмоция.

— У меня смешанные чувства, — говорит он наконец, и мое сердце сжимается в груди. Я знаю, что он имеет в виду, и он говорит не о климате Мексики.

— Тебе нравится Бостон?

Найл кивает.

— Я там родился, вырос. У меня никогда не было желания уезжать. Я работаю в той же организации, что и мой отец, на Ирландских Королей, только в более высоком качестве. Ими руководит мой лучший друг вместе со своим братом. Это хорошая жизнь, и у меня никогда не было желания ее покидать.

— Но жестокая, — тихо говорю я. — Ты сам так сказал.

— Это так. — Челюсть Найла напрягается. — Я не собираюсь извиняться за то, кто я есть, Изабелла. Я боец до мозга костей, человек, умеющий применять насилие к тем, кто этого заслуживает. Черт возьми, я провожу значительную часть своего свободного времени на боксерском ринге. Таким человеком я всегда буду, и это одна из причин, почему я не хотел иметь жену или семью. Моя жизнь не из тех, которые подходят для того, чтобы нести ответственность за других, но сейчас я несу ответственность.

— Извини. — Я беспомощно опускаю взгляд на свои руки. Официант приносит еду, и тут же исчезает, но у меня пропал аппетит. — Тебе не обязательно оставаться, Найл. Я могу сделать это одна.

— Ты не можешь, — говорит он беззлобно. — Не только потому, что я этого не хочу, но и потому, что ты не можешь. Я не могу оставить тебя здесь. Это вернет тебя в руки Диего или того хуже. Я не могу вернуть тебя твоему отцу. Единственное, что можно сделать, это перевезти тебя через границу, как можно дальше от влияния Диего. И что после родов? Тебе было бы трудно сделать это самостоятельно, Изабелла. Ты не готова выйти в мир, найти работу или быть бедной матерью-одиночкой. И даже если бы каким-то чудом ты смогла разобраться в этом самостоятельно, без денег и поддержки семьи, я бы тебе никогда не позволил. Ты мать моего ребенка, и чего бы я ни хотел от своей жизни раньше, теперь это не имеет значения.

— У меня должно получиться — шепчу я.

— Это не так, — твердо говорит Найл. — Теперь ешь.

Еда вкусная, но у меня застревает в горле. Найл пьет еще немного, допивая две текилы и потягивая третью, и к тому времени, как мы уходим, я могу сказать, что он немного навеселе. Его рука ненадолго ложится на мою поясницу, когда мы выходим из ресторана, и я говорю себе не придавать этому большого значения. Это ничего не значит, повторяю я снова и снова в своей голове, пока мы едем в отель.

Комок в моем горле становится еще больше, когда Найл просит в отеле номер с двумя кроватями.

— Извините, — говорит женщина за стойкой регистрации. — У меня остался только один свободный номер с двуспальной кроватью. Есть еще один отель выше по улице, но я думаю, что там тоже занято.

— Все в порядке, — говорит Найл, его челюсть напрягается. — Мы займем комнату.

Я чувствую, как, то же напряжение проходит сквозь него, когда мы поднимаемся по лестнице. Я могу сказать, что он немного пьян после ресторана, не настолько, чтобы кто-то еще заметил. Тем не менее, теперь я знаю его достаточно хорошо, чтобы заметить легкую заминку в его походке, смягчение по краям его слов.

Он запирает за нами дверь, и я снова прекрасно осознаю тот факт, что там только одна кровать. На этот раз королевских размеров, так что немного больше места для нас двоих, но все равно… одна кровать.

Кровать, в которой я хочу сделать с ним так много всего.

— Я иду в душ, — хрипло говорит Найл, и я киваю, не доверяя себе, чтобы заговорить. Я боюсь, что буду умолять его поцеловать меня снова, как он делал прошлой ночью, и этим утром, что я буду умолять его и обо всем остальном, чего я хочу от него сегодня вечером. Завтра мы летим самолетом в Штаты, и где-то глубоко внутри я знаю, что как только мы окажемся там, как только он устроит меня в моем собственном доме, он больше не прикоснется ко мне.

Он исчезает в ванной, не сказав больше ни слова, и мгновение спустя я слышу, как включается вода. Я сжимаю руки перед собой, зная, что не должна делать то, что сейчас крутится у меня в голове, зная, что не должна идти к нему.