Греческие города Киренаики приняли персидское господство после падения Египта, так что Персидская империя простиралась до современной Ливии; Карфаген, как и другие финикийские города, похоже, с симпатией относился к персидским успехам. Это не значит, что персы стремились установить средиземноморское господство. Греки внушали своим собратьям на Сицилии, что их остров тоже находится под угрозой. Однако в Европе персов больше всего беспокоила не Греция, а обширные земли на территории нынешней Украины, населенные кочевыми скифами, которых и греки, и персы считали дикими варварами; персидский царь Дарий предпринял против них кампанию в 513 году. Несколько греков и других народов доставляли персам неприятности в северной части Эгейского моря, и персы ответили жестокостью, заняв Лемнос в 509 году и истребив многих жителей. Персы жадно стремились контролировать Эвбею, известную своими природными ресурсами.6 Начиная с 499 г. в Ионии происходили волнения, иногда поддерживаемые городами самой Греции, что приводило к жестоким репрессиям, когда финикийские моряки кровью и грабежами погашали свои обиды на греческих соперников. Однако, когда ионийское восстание сошло на нет, персы проявили удивительную заботу, приняв демократические правительства и попытавшись устранить источник напряженности между городами, потребовав от них заключить торговые соглашения друг с другом. Великий персидский царь осознавал свою ответственность перед своим богом Ахура Маздой за милосердие по отношению к своим подданным и за стабильность. Однако процветание Ионии так и не восстановилось.7
II
С приходом к власти Ксеркса в 485 году персидская политика перешла от жесткого умиротворения диссидентов к решительному подавлению врагов Персии; великий царь намеревался наказать греков за поддержку ионийских повстанцев. Финикийцы и египтяне получили заказ на массивные канаты, из которых можно было построить пару лодочных мостов через Геллеспонт; эти канаты должны были быть очень прочными, чтобы выдержать сильные течения. Поскольку предыдущий флот потерпел серьезные повреждения у великого мыса горы Афон, царь приказал прорыть канал через горную вершину; так и было сделано. Вдоль маршрута, по которому армия должна была пройти через Фракию, были устроены продовольственные склады. Греки прекрасно понимали, что эта война будет вестись как на море, так и на суше, и спартанцам было поручено верховное командование военно-морскими силами - еще одно доказательство того, что морскую мощь Спарты никогда не следует недооценивать. Неудивительно, что многие греки поддались искушению "медизировать", покориться медам и персам, прежде чем армии Ксеркса уничтожат их города и поработят граждан. Пифийский оракул в Дельфах велел афинянам покинуть родину и переселиться на запад; в ответ она сделала несколько туманных намеков на деревянные стены, которые выдержат персидский натиск, и намекнула, что нечто ужасное произойдет в Саламине, немного западнее Афин.
Сухопутная кампания достигла своего самого драматического момента на узком Фермопильском перевале в 480 году до н. э., когда 300 храбрых спартанцев сражались насмерть с превосходящими силами; после этого персы ворвались в северную и восточную Грецию, а Афины, теперь уже пустые, были разграблены, включая древние храмы на Акрополе.8 Морская кампания давала больше возможностей для греческого успеха, поскольку персидский флот состоял в основном из финикийских трирем, быстроходных и легких, против которых греки надеялись мобилизовать свои более тяжелые триремы. Возможно, финикийцы имели преимущество в численности, но греки знали эти воды гораздо лучше.9 Задержав персидский флот у Саламиса в 480 году до н. э., греческие союзники смогли отсрочить то, что казалось почти неизбежным - полномасштабное персидское вторжение в Пелопоннес. Саламин - это остров, отделенный от материковой части Аттики узким проливом на востоке, где флоты столкнулись друг с другом, и более широким проливом за заливом, обращенным к Элевсису на западе. Имея более 200 морских судов (по некоторым оценкам, 380), греки, в основном афиняне, столкнулись с 800-1200 вражескими кораблями; поэтому грекам нужно было заманить финикийцев в узкий пролив между Саламином и греческим материком и поймать их там в ловушку.10 Это удалось сделать с помощью одиссеевской хитрости: афинский шпион сообщил персам, что греки планируют под покровом темноты уйти на запад. Финикийцы были посланы патрулировать западный выход. Но греки не шевелились, и когда наступило утро, патрули, посланные перекрыть греческий выход, были озадачены тишиной. Тем временем греки вступили в бой с той частью финикийского флота, которая оставалась в восточных проливах. Коринфское судно подняло парус и, казалось, бежало по проливу на запад, в сторону Элевсиса, притягивая к себе врага, который оказался не в состоянии маневрировать в узком проходе. В это время царь Ксеркс восседал на золотом троне на высотах над Саламинским заливом, ожидая, что персидский флот будет наблюдать за приятным днем преследования и победы. Вместо этого 200 финикийских и других персидских кораблей были потоплены или захвачены, а греки потеряли около сорока судов.11 Ионические греки, находившиеся на персидской службе, избежали столкновения со своими материковыми родственниками и поспешно уплыли. Это была любопытная победа: персидский флот не был разгромлен - возможно, 1000 кораблей разных типов все еще оставались на плаву, а персидская армия стояла неподалеку. Но Саламис доказал, что Ксеркс не сможет продолжить завоевание южной Греции. Спартанцы и афиняне удерживали Эгейское море. Они не позволили ему стать персидским морем. Победа на суше при Платее в следующем году подтвердила неприступность греческого союза. После некоторой корректировки календаря вскоре стало известно, что в тот же день, что и победа при Саламине, сиракузяне под командованием Гелона нанесли решительное поражение карфагенскому вторжению в Сицилию. Возможно, это вторжение было предпринято в попытке создать второй фронт для Персии и ее финикийских союзников. Идея о том, что персы потерпели поражение и на востоке, и на западе, имела очевидную привлекательность.
Персидская война подтвердила моральное превосходство Спарты, героически проигравшей при Фермопилах, и Афин, которые, пожертвовав самим городом, оставив его персам, одержали победу в водах Аттики. И Афины, и Спарта смогли добиться дальнейших морских успехов, в частности, на Самосе, который они освободили от персидского владычества, и на близлежащем мысе Микале, где им удалось поджечь персидский флот в 479 году, и помогли поднять восстание в Ионии. Таким образом, Ксеркс остался с меньшим, чем начал; Эсхил представил его как трагическую фигуру, которая перестаралась, бросив вызов греческим богам, и тем самым навлекла беду и на персов, и на греков. Эсхил настаивал на том, что существует основополагающий принцип, свобода, за которую боролись греки:
Правое крыло возглавлял фургон, в порядке очереди,
За ним - весь флот, нос за носом,
И тогда раздался великий крик: "Теперь, сыны Эллады, теперь!
Освободите Элладу, освободите своих жен, свои дома,
Жертвенники ваших богов и гробницы ваших отцов.
Теперь все поставлено на карту!12
III
Афины, впечатляюще отстроенные, стали ярым защитником демократии (демократии, которая распространялась только на свободных мужчин-граждан, исключая многочисленных метисов, или иностранцев). Он также стал центром региональной империи, используя свой флот для установления господства над островами Эгейского моря.13 Спарта сосредоточилась на поддержании власти в южном Пелопоннесе, где небольшая элита высококвалифицированных спартанских солдат (гоплитов) контролировала гораздо более многочисленное население, состоявшее из порабощенных иждивенцев (гелотов) и подчиненных союзников (периоиков). Спарта была "просто собранием деревень", как заметил Фукидид, без грандиозных памятников, в то время как Афины, по его мнению, производили впечатление своими памятниками вдвое более могущественными, чем были на самом деле.14