Им навстречу вышел Великий визирь Ибрагим-паша, главный советник падишаха и распорядитель Топкапы. Даже не зная местных обычаев, Владимир догадался, что высокий прямоугольный тюрбан, украшенный золотой тесьмой наискосок и по всей высоте, носят лишь вельможи. Да и джуббе, отороченный чёрной лисой, – это недешёвый наряд. Восточные торговцы брали у русских купцов меха, расплачиваясь специями и заморской парчой. Такой мен был предназначен только для богатых иностранцев: русские простолюдины не позволяли себе купить к столу корицу или перец, османский инсалар не мог носить меха даже бобра. Размышляя об этом, путники молча подошли к Дивану.

Снаружи здание походило на торговую галерею с арочными сводами и крышей из золотого кружева. Античные колонны из незнакомого Владимиру зелёного, жёлтого и серого камня, отшлифованные до блеска, подпирали свод. Не удержавшись, кузнец погладил одну из них и задрал голову, разглядывая золочёные сетки на окнах и рисунки на мраморе над ними.

– Камень тёплый, как живой, – пробормотал он, закрыв глаза и прислушиваясь, не заговорит ли с ним кристалл.

Внутри строение открывалось огромным холлом, разделённым арочными перегородками на три зала. Трудно передать словами всё великолепие Дивана. Мозаика и золото, от пола до потолка, дерево и бархат, огромный прозрачный купол. На родине Владимир видел лишь красоты Псковского кремля. Покои в домах некоторых богатых купцов, к которым он приходил за заказами, выглядели рядом с Диваном пустыми и бедными. Восточная мозаика повергла кузнеца пасть на колени. Мастеровой человек смотрел на золотую вязь на стенах, на ковёр под ногами, искусный, словно нарисованный, на полы из керамики, похожие на соты. Он глубоко вдыхал сладкие запахи ванили под высокими сводами. Он не мог оторвать глаз от каменного панно, представляя, что это волшебная птица в полёте нарисовала крылом на камне дворец султана и море, и землю под собой.

Дав безбородому юнцу насладиться красотой, визирь повелительным жестом попросил его подняться. Их повели в соседний с холлом зал, где вдоль стен стояли низкие мягкие топчаны – диваны, кои и дали название месту. И здесь, где заседал высший орган управления империи и куда приглашали высокопоставленных гостей, всё было совершенно диковинным. Многочисленные узоры и сочетания мозаик, красных, голубых, зелёных, переплетались золотыми орнаментами. Аляповатыми и излишне насаженными они могли показаться, когда бы русский юноша уже не видел местные базары, сочные и многоцветные, множественные оттенки тёплого моря, щедрости красок южной природы, не слышал эмоциональные переливы восточной речи. Свет от оконных витражей лился так мирно, что Владимир закрыл глаза и снова стал прислушиваться и принюхиваться. Перед ним пролетали годы и столетия, запечатлённые в каждом витке арабской вязи, в любом из узоров камня, во всяком повороте архитектуры.

Главный визирь остановил церемонию и осматривал очарованного гостя, довольно прищурившись и то и дело поглядывая в сторону окна в стене за золотой решёткой. Стефан и толмач склонили головы и степенно ждали.

– Ты впечатлён, пришелец? – наконец спросил Ибрагим-паша.

– Будь благословенны те, кто создали эту красоту! – ответил кузнец с неподдельным восторгом.

– Как твоё имя? – поинтересовался вельможа, впервые улыбнувшись. Когда Владимир назвался, распорядитель спросил, кто он и зачем просит аудиенции у падишаха.

– Достопочтенный, я приехал к вам научиться, как ваши мастера, сочетать камень и металл так, чтобы свет одного не затмевал блеск другого.

Стефан позволил себе вмешаться и добавил:

– Прошу Вас, уважаемый Ибрагим-паша, передать Вашему повелителю, что мы привезли с собой очень важную вещь. Угодно ли будет Сулейману Великолепному на неё посмотреть? – едва заметно молдаванин поклонился в сторону решётки.

Распорядитель молчал. Только ему было видно, как окно за решёткой закрылось. В зал зашёл янычар. Подойдя к вельможе с поклоном, он произнёс «хаммам» после чего попятился к двери, всё так же, не разгибаясь.

– Запомни, как нужно входить и выходить во дворце, обращаясь с почтением, – посоветовал переводчик, указывая взглядом на слугу.

Услышав незнакомую речь, визирь насторожился и заставил румына повторить, что он сказал. Переводу Ибрагим-паша улыбнулся:

– Ты прав, толмач, что объясняешь чужестранцам наши традиции. Великий султан просит своих гостей ознакомиться с одной из них. Не стоит вести долгие речи, будучи уставшими. Хаммам освежит вас. Скажи своему господину, что я доволен тобой, – добавил он для молдаванина и, дождавшись от Стефана кивка, коротко махнул рукой на выход.

Встреча с Сулейманом состоялась только на следующий день. Весь вечер накануне гости провели в восточной бане и за ужином. В хаммаме эндеруна, внутреннего двора, где жил султан, их натирали сильно пахнущим тёмным мылом евнухи с белой кожей. Только им было позволено прислуживать во дворце мужчинам. В гареме, устроенном довольно далеко от покоев султана, там, где заканчивался сад и стоял Собор Святой Софии, одалисок, наложниц и фавориток обслуживали и воспитывали чёрные евнухи. Ужин был также совершенно необычным для русского питания. Привыкший есть мало, Владимир быстро насытился мясом гуся под гранатовым соусом, запил его щербетом из абрикоса, заел сушёной айвой. Ночь путники провели в разных комнатах дворца и под охраной. Наутро их пригласили в третий двор.

Сулейман Великий принимал их в своих покоях в зале переговоров. Помимо гостей в зале находились несколько визирей в белых кавуках с намотанными поверх огромными волнистыми чалмами-зефир из белой ткани, в халатах до пят из дорогого бархата или парчи, у кого с с длинными, у кого с короткими рукавами. Их повелитель сидел на золотой лавке императорского кресла в золотом парчовом халате, а голову его венчала белая фетровая шапка юсуфи, расшитая золотой тесьмой и с приколотой золотой брошью, возвеличенной каменьями и плюмажем. Глядя на роскошь этих нарядов, путники должны были понимать, почему Сулеймана зовут Великолепным.

Троих чужеземцев заставили встать перед султаном на колени. Первым падишах обратился к Стефану:

– Мне сказали, что ты привёз мне вещь, которую я должен видеть.

Молдаванин осторожно осмотрелся:

– Великий Сулейман, я хотел бы показать её только тебе.

Словно не слыша ответа, падишах сделал жест. Янычар встал перед Стефаном и протянул руку. Приезжему ничего не оставалось, как вынуть из-за пазухи свиток с рисунком. Рассмотрев, Сулейман вернул его Стефану:

– Чей это крест?

– Мой. И это копия креста Стефана Великого, моего прадеда.

– Ты позволил привезти мне рисунок? Зачем?

– Прости, Великий Сулейман, но об этом я хочу рассказать только тебе.

– Хорошо, я удостою тебя чести говорить с глазу на глаз. Скажи мне лишь, кто пришёл с тобой?

Кузнец из Опочки ещё ниже склонил голову, не поднимая, как ему советовали, век. Услыхав, что он хочет учиться ювелирному делу, падишах посмотрел на Владимира:

– Я люблю твою страну, русский, и считаю твой народ сильным и умным. Только покорствуя вашему великому князю вы можете быть уверенными в его благоволении. В этом русские люди схожи с подданными османской Империи. Ты впервые в моей стране? – Владимир кивнул: – Что ты думаешь о ней? Говори, не бойся!

Кузнец из Опочки осмелился посмотреть на грозного султана. Толмач толкнул его в спину, приказывая не молчать.

– Я благодарю Вас, Великий повелитель, за честь быть у ваших ног, – юноша приложил руку к груди и поклонился. Султан повелевал продолжать. Светлые глаза этого гостя и его непосредственность напомнили Сулейману поведение любимой Хюррем, бывшей православной одалиски, всегда искренней в своих признаниях: – Диковинная у вас страна. Много я увидал здесь чудес. Прекрасен Ваш дворец! – говорил меж тем Владимир: – Ваша еда дурманит быстрее браги. Но чем больше я гляжу по сторонам, тем больше подмечаю схожестей с моей родиной. Верхушки арок Топкапы изображены, как край сердца всякого русского человека. Сами арки похожи на своды покоев наших знатных людей. В минарете я смотрел на золото стен, как на родной иконостас. Арабская вязь напоминает мне узоры нашего мороза на стекле. Наши культуры разные, но это лишь помогает понять, как прекрасен мир. Мне нравится, что хлеб вы почтенно отламываете руками. Мне приятно ходить по дорожкам из камня и гравия. Меня пьянят ароматы ваших садов. Спасибо Вам, падишах, за гостеприимство.