Наблюдаю, и ни разу не окликнул, не предложил подняться ко мне и поговорить, хотя вижу, как ему плохо! Заметил, что и для всех, кто даже знает его с детства, Митя после возвращения стал изгоем. Его, мягко говоря, недолюбливают бабушки, которым он вот так каждое воскресенье не даёт посидеть на лавочке. Место там есть, он всегда садится на самый краешек, но чтобы пристроиться с ним рядом – они, видимо, и представить боятся. Пытались занять раньше – так он всё равно садился, их не замечая, а они со злобой отступали и расходились по своим «клетушкам».

Как на прокажённого смотрели на него и остальные, встречаясь в подъезде или в магазине, а некоторые, кто сохранил коронавирусную привычку носить с собой маску, спешили щёлкнуть за ушами резинкой. Думали, раз с зоны – значит, наверняка туберкулёз, или ещё чего… Мамочки при виде его спешно подзывали, а то и вовсе уводили малышей с площадки, а если встречались с ним на узкой тропинке, прятали за юбкой и сжимали ладошки детишек, словно он собирался их украсть…

Митю не принимали даже наши прожжённые гаражные мужики, которым, казалось бы, и не должно быть преградой то, что он сидел в тюрьме. Тем более, среди них тоже такие были! Но, видимо, брезговали из-за статьи, по которой он угодил туда. Потому никогда и не подзывали, когда на капоте «Жигуля» делили по стаканам свои крепкие радости. Да и он к ним не стремился. Ни к ним, ни к кому бы другому.

Да что других осуждать, если я сам с ним только здоровался! И порой вот так наблюдал. Он вроде бы куда-то устроился на работу. В пятницу возвращался усталый, понурый, в субботу вообще не выходил, а в воскресенье уезжал с цветами. И возвращался – хмурым. И баллончик был при нём. Из недели в неделю так…

Увязать всё это в логичную историю у меня не получалось. К кому же ездил? Само собой, к женщине. Роковая, нездоровая, изматывающая любовь? Возможно, к даме, которая старше его, или вовсе замужняя. Я перебирал, немного стыдясь, что начинаю гадать, как наши недолюбливающие «лавочного оккупанта» бабушки. Но ясно было, что эти встречи угнетают его всё больше.

Что же, так и буду смотреть? Перевёл глаза на холодильник, где под магнитиком с куполами синели цифры номера батюшки. Я – христианин? Что-то не очень-то похоже, если рядом страдает человек, а я поглядываю и перебираю себе догадки, как в бирюльки играюсь.

– Митя! – я открыл окно, и на меня ещё крепче дохнуло сладостью липы. – Мить!

Он поднял глаза – не на меня, а посмотрел ввысь сквозь неподвижные ветви, словно его позвали из облаков. Когда же я окликнул ещё раз, он нашёл взглядом моё окно на первом этаже. Осмотрелся и спешно тронул карман, баллончик звякнул там шариком.

– Давай чаю попьём!

Он по-прежнему был напряжён и, похоже, не доверял мне. Так обычно ведёт себя косматый незнакомый пёс, которому дружелюбно посвистишь. Похоже, что откажется, надо как-то разрядить обстановку…

– Просто, знаешь… Я тут чаёк купил, как его, с бегемотом! – пачка стояла у меня на подоконнике, и я взмахнул ей. – А, с бергамотом, во!

– С бегемотом? – он улыбнулся. – Ладно, давай. Только за сушками сгоняю!

***

Пока Митя ходил к себе, меня загрызла мысль – а стоило ли? Да и он, видимо, сушки эти придумал для того, чтобы обдумать: идти ли? Двор, узнав, что он побывал у меня, осудит меня и может тоже сделать изгоем. Сделает! Я же нарушу общее негласное правило – не общаться с Митей. Но что мне до всех этих мнений! Что ж все, такие чистые и непорочные мы, что ли?

Хотя и понятно, почему к нему такое отношение. Сидел десять лет, и за что! Такие сроки, сопоставимые с убийством, дают за сбыт наркотиков и всё, что связано с этой грязной темой. Слышал, что в тюрьмах сегодня уже больше половины сидельцев – это те, кто имел связь с наркотиками. В большинстве своём это глупые неоперившиеся ребята, вовсе ещё и не успевшие начать жить, но поверившие обещаниям иметь стабильно высокий заработок, при этом не трудясь. Им никто ничего вовремя не объяснил. Поэтому нашлись те, кто взял их в оборот с такой лёгкостью. И циничной жестокостью…

Раздался звонок, и я, не отпуская эти мысли, пошёл открывать. Забыл снять цепочку, и она натянулась, дверь лишь приоткрылась. Митя отступил к лестнице. Оплошность было не исправить – получилось, что встретил я его, как опасного незнакомца, а всё эта привычка с накинутой цепочкой, что осталась ещё с девяностых годов.

– Митя, ты куда! Заходи!

Он прошёл нерешительно, украдкой оглянулся, словно за ним из тёмного подъезда наблюдали сотни недобрых сосредоточенных глаз.

Я принял у него пакет с обломками, вернее даже, с крошевом сушек, и пригласил на кухню. Там он сел почти так же, как на лавочке – на самый краешек кухонного «уголка» и сжал ладони. Так я впервые смог рассмотреть его ближе, в том числе – и все «художества» кольщика, который во всю ширь тюремной фантазии «разрисовал» Митины руки, плечи и грудь. Сюжеты банальны – сердце в колючей проволоке, глаз на раскрытой ладони, ползущая змея из черепа и прочая ерунда. Только вблизи и можно рассмотреть, а чуть отойдёшь – больше похоже на грязь. Впрочем, и со всеми «новомодными» разноцветными наколками, которыми сейчас увлекаются молодые и не очень люди, всегда такой же эффект. С виду – как в грязи извалялись, кто по локти, кто по самые уши. Хотел было спросить Митю – и зачем всё это надо было? Теперь только людей от себя отпугивает. С виду ведь – худой, аж кадык натянут, щёки впалые, бледный, бритый, ну чистый наркоман наркоманом, как мы себе их обычно представляем! Но… не стал ничего говорить.

Разговор у нас не складывался. Митя заметно нервничал, жалел, видимо, что пришёл. Бегал глазами, и я ждал, что он вот-вот найдёт повод, чтобы встать и уйти. Но что-то его всё же держало, и я понимал, что: ему до боли, до метущегося звона в душе нужно было выговориться! Кто знает, но, скорее всего, я вообще был первым, кто с тех пор, как он вышел из тюрьмы, окликнул его!

– Ты с сахаром будешь? – спросил я.

Тот качнулся, замотал и утвердительно, и отрицательно. Он избегал встретиться со мной взглядом. Что же, надо как-то начинать. Издалека – бесполезно, надо «в лоб»:

– Извини, что лезу не в своё дело. Но каждое воскресенье вижу тебя с цветами. У тебя… сложные отношения с кем-то?

Я пододвинул ему чай. Он не поднимал глаз. Показалось, что не ответит. Но тот произнёс:

– Да. С мамой…

Я невольно встрепенулся. Такой версии не было вообще. Пышные букеты цветов, которые могли стоить ему половины или больше зарплаты, предназначались… маме? Всё бы ничего, да только Нина Васильевна, заслуженный педагог, наша добрая хозяйка двора, уже шесть лет как покоилась на центральном городском кладбище. Хозяйкой двора мы звали её, потому что она заботилась о его красоте, высаживая цветы. Даже у гаражей, в этом мужицком логове, она умудрилась из старых покрышек сделать клумбы. Она очень любила цветы, но больше всего, конечно же, любила своего единственного сына. Гордилась им. Называла самым лучшим, честным, ведь все эти качества старалась привить ему, воспитывая с таким трудом одна. Она – учитель математики, дочь героя войны, общественница, её портрет не снимался с городской Доски почёта… И тут Митю задержали с наркотиками. Изъяли при понятых семь пакетиков-«закладок». Такой удар! Как всё это могло произойти… с ним, а значит и с ней?

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.