Олег твёрдо решил участвовать в нынешних ежегодных соревнованиях кинологов МВД.

Соревнования эти престижные и почётные. В тот или иной город съезжаются кинологи со всей России, демонстрируют судейской коллегии своих питомцев, их умение выполнять команды, находить закладки с оружием или боеприпасами, оценивается также и внешний вид собаки, экстерьер.

Линда в своё время принесла Олегу первое место на региональных соревнованиях кинологов в Ростове-на-Дону; награждена вместе со своим наставником дипломом первой степени на испытаниях по общему курсу дрессировки в Придонске; здесь же получила оценку «отлично» за свой экстерьер; за второе место во Всероссийских соревнованиях кинологов МВД они с Олегом удостоены Диплома кинологической службы и Почетной грамоты министерства.

Вместе с грамотами и дипломами выдается и медаль с изображением собаки, таких медалей у Линды несколько, и однажды Олег взял да и повесил их ей на шею, вывел на прогулку во дворе питомника.

День был солнечный, весенний, зима кончалась, явился март, пока ещё прохладный, скупой на тепло, но уже с капелью, просохшими дорожками у вольеров и практически сухой дрессировочной площадкой.

Выгуливали своих подопечных и другие кинологи: Рискин — Альфонса, Марина Проскурина — молоденького, со смышлеными глазами кобелька-овчарку, который со временем должен был стать розыскником не хуже погибшего Гарсона, Литвинов — Джоя…

— Чего это ты? — спросил Рискин Олега, глазами показывая на медали Линды.

— День рождения у неё. Пусть пощеголяет. Собачий век короток, сам знаешь. Да и мне приятно.

Рискин весело переглянулся с Мариной, подмигнул — что с него, мол, наивного душой человека возьмешь?! Как дитя, радуется собачьим медалям.

Проскурина настроя Рискина не разделяла. Гарсон её тоже был заслуженным псом, тоже имел медали, и то, что Олег не забыл про день рождения своей собаки, тронуло её. Гарсона она, между прочим, тоже так или иначе отмечала в его день рождения. Медали, правда, не вешала, а подкормить каким-либо лакомством не забывала.

Нет, Олег молодец, зря Рискин над ним потешается.

— Я слышал, ты снова на соревнования собираешься? — спросил тот Александрова, наблюдая, как Альфонс охаживает Линду. Пёс обнюхал её медали, гавкнул неодобрительно — чего, дескать, нацепила эти побрякушки, хвастаешь ими!? Залаяли и другие псы — медали их раздражали.

— Собрался, — односложно отвечал Олег, с удивлением отметив себе, что коллегам по службе тоже не нравится этот его жест с медалями. А почему бы не порадоваться вместе за успехи Линды? Да, собаки разные, одна лучше работает, другая похуже. И чемпионов среди них единицы, так же, как и у людей, тех же спортсменов. Но тут, ведь, многое от людей зависит, от тренеров и инструкторов, от их умения и желания добиться более высокого результата вместе со своим воспитанником. В принципе, и Линду можно было обучить элементарным вещам, и она бы работала, приносила пользу, оправдывала своё содержание. Но если чувствуешь, что собака может больше, если и самому наставнику хочется достичь большего, иной высоты, если в душе азарт и дерзкая мысль стать чемпионом!? Что в этом плохого? Зачем жить, прячась за других, стремясь не выделяться, быть «как все» — серым и незаметным — чтобы когда-нибудь эти серые сказали одобрительное о тебе: скромный, молодец. Вперёд не лезет, сзади не отстаёт… А если в душе огонь, если можешь лучше и результативнее других?!

Работа с собаками, вообще, с животными, — терпеливый специфический труд. Линду Олег начал дрессировать трехмесячным щенком. Ещё доживал в квартире Александровых Дик, колли, может быть, он уже и тяготил хозяев своей собачьей старостью, требовал теперь ухода и забот наравне со щенком…

Нина Алексеевна нервничала, выговорила как-то Олегу — ну, сколько можно?! Собаки в городской квартире, беспомощная старая и щенок-несмышлёныш, испачканный ковер на полу, погрызенный веник, запах и шерсть…

Потом мама успокоилась и даже просила у Олега прощения, увидев на его глазах слёзы. Поняла, что это не просто прихоть, что это профессия, выбранная раз и навсегда, что любовь сына к братьям нашим меньшим глубока и искренна, что он никогда не изменит ни Дику, ни Линде, и, наверно, это у них взаимно. Собаки тоже ведь хорошо чувствуют людей, знают, кто их настоящий друг, а кто враг, и ведут себя соответственно.

Ладно, пусть. Родители обязаны быть снисходительными по отношению к детям и их увлечениям.

Спущенные с поводков собаки носились по прогулочному двору, радуясь свободе, солнечному дню, тому, что могут общаться, бегать друг за другом и играть. Над питомником стоял жизнерадостный громкий лай.

Марина, наблюдая за собаками, спросила Олега:

— Как самочувствие? Не устаёшь?

Он поморщился.

— Марина, ну что вы все заладили: как себя чувствуешь? Как настроение?… Хорошо я себя чувствую, даже отлично! Не инвалид я и всё тут! Служу как все, ты же видишь. Шагаю с Линдой по подвалам, по лестничным маршам… Можно нас в чем-то упрекнуть?

Проскурина заметно смутилась.

— Успокойся, пожалуйста, Олег. Я не собиралась тебя в чем-то упрекать или обижать. Просто посочувствовала. Ты, конечно, молодец, мы все это понимаем… Но я невольно вспоминаю, думаю, когда тебя вижу…

— А ты не вспоминай и не думай! Если бы я хотел быть инвалидом, я бы им был. Пошел бы на пенсию, сидел дома. Или в тёплом кабинете. Мне предлагали, я отказался. Потому что — вот мой кабинет, тут моя работа.

Марина пережидала его тираду. А Олег взял себя в руки, говорил спокойнее:

— Я знаю, кое-кто не хочет, чтобы я тут работал. И прямо в глаза мне говорили, и за спиной, видно, кости моют.

— Я к ним не отношусь, Олег. Ты — сильный человек, тобой можно гордиться.

В глазах его жила боль.

— «Можно»… «гордиться»… А что же ты…

Не договорил, отвернулся. Знал, что не имеет права упрекать Марину ни в чём, сердцу, в самом деле, не прикажешь, заставить себя любить невозможно. Знал и то, что чувству своему не изменит, просто не в силах этого сделать, что всегда будет любить эту кареглазую красивую женщину. И слабым для него утешением станет лишь то, что он сможет видеть её практически каждый день, но в служебной, деловой обстановке…