Тамурэл замолчал, но похоже из-за дискомфорта своей фантазии захотел поменять тему.

— А вы знаете почему трехглавого?— не упустил он так же возможность показать свои познания ученый.

— Для эффекта. Какой-то сумасшедший писатель решил, что одноглавый-слишком скучно и пресно.

— Ха! Возможно и так. Но по легендам, каждая голова отвечает за разные части жизни. За разум. Сердце. И дух.

— А кто отвечает за трехглавую лису?

— Никогда об этом не размышлял, честно признаться. Как думаете вы, дарон Бо?

— Хм…— я задумался над вопросом, который создал мой воспаленный сарказмом мозг. — Думаю, только смерть на это способна.

Тамурэль задумался и замолчал. Его крючковатый длинный нос и длинный подбородок смотрелись неестественно: худое лицо в купе с маленькими черными глазами над острыми скулами, создавали настоящий образ затворника, который видел жизнь через призму книг и свитков. Острые черты лица никак не совпадали с мягким характером Тамурэля. Особенно с его весёлыми и любознательными карими глазами. Все это сильно контрастировала с длинными тонкими губами раскрывающимися в большую добродушную улыбку.

* * *

Тамурэль улыбнулся, вспоминая своё детство. Как воровали с друзьями фрукты у соседей. Как он играл с отцом. Это случалось редко. Да и играми это весьма натянуто считать. Отец старался учить письму, грамоте и математике. Но Тамурэль воспринимал это как забаву. Как возможность побыть с отцом, поговорить и сблизится с ним. Получить от него признания. А сейчас, когда ему столько лет… что он надеется найти здесь?

Что если отец окажется не прав?

Найдет ли он то, что ищет?

Станет ли ему спокойно?

Наверняка знал одно: он не почувствует умиротворения, пока не увидит всё своими глазами. Не уснет мирным сном, пока не доведет до конца дело всей своей жизни и жизни своего отца. Каждую ночь папа рассказывал о нависшей угрозе и необходимости её остановить. В глазах таился мрак. В диких глазах читалась спешка, будто мир вот-вот рухнет. И Тамурэль, после смерти отца, решил бороться за его упокой. Решил остановить зло, убившее его деда и сведшее с ума отца, который не смог уснуть крепким, здоровым и спокойным сном. Тамурэль хотел расселить тот мрак, терзавший душу отца, а от того, и терзавший душу маленького сына. Возможно, отец назвал его своим же именем, потому что верил, что именно родная кровь разрешит судьбу, которую не смог исполнить Тамурэль из рода Индория. Сын самого Гарлийского Героя.

Тамурэль захотел смягчить нависшее молчание. Избавить себя от гнетущих мыслей. И решил рассказать вспомнившуюся загадку.

— Мне отец загадывал часто загадки. Я как раз вспомнил одну. «Я моря и реки без воды. Города и страны без людей. Горы и скалы без камней. Кто Я?»

Тамурэль думал сказать, что подсказку можно было заметить, если Бо был внимателен. Он набирал в легкие воздух, чтобы это сказать, но его опередили:

— Карта. Или Книга, —так же не двинув шеей высказался Бо.

— Верно! Загадка простая, признаю — Тамурэль пытался сгладить углы, чувствуя, что возможно его загадка показалась неуместной. Вспомнив, что в детстве потратил на разгадку целый день и ночь, он ещё и расстроился.

За изгибами, появилась ровная хорошая дорога, прямая как луч солнца ведущая к воротам храма Великих Хронов.

Тамурэль Старший говорил, что храм прозвали «Проклятьем Повешенного». И на то были причины, которые он решил не рассказывать родному сыну, даже будучи на смертном одре. Тамурэль смотрел на Бо, и хотел уловить реакцию. Любую. Но Бо лишь холодно глядел вперед, немного сузив глаза. Тамурэль пытался набраться храбрости, но каждый раз, когда он смотрел на ворота, в его памяти прорисовывался рассказ отца. «Там истинный демона меж деревьев! Дрожь по-твоему телу пронесется холодным касанием. Все внутренности сожмутся в тиски от ужаса. Такого существа не должно быть в этом мире».

Отец часто просыпался от кошмаров, а ещё чаще вовсе не ложился, чтобы избежать ночного ужаса. Пока что всё так, как и рассказывал отец, только Храм оказался более величественным, чем Тамурэль себе представлял в мечтах.

* * *

Мы двигались все ближе, а железный забор окружающий строение становился всё чётче. Ветки обвили металлические прутья своими деревянными когтями и будто вот-вот потянут землю, в самое пекло мада. В центре тропы нависали две каменные колонны высотой три-четыре метра, которые отчетливо указывали на вход. Я заметил, как на колоннах связаны края, крест на крест. Напоминая букву «Х». Погода была спокойной, безветренной, я отчетливо видел, как это конструкция задергалась и двигалась словно там привязанное животное. На мгновение, лишь на одно мгновение, мне померещилось, что в центре человек, вниз головой. Он дергался и извивался в агонии. В ушах прозвучал пронзительный крик боли и отчаяния. Я моргнул и видение пропало. Стояли голые две колонны. И больше ни души, ни веревок, ни тела.

— Иззи? Что с тобой? — Колколн начал разговаривать со своей собакой. Только этого мне не хватало.

Остановившись, Иззи гавкала и прижав хвост. Колколн слез с лошади и хотел потащить за ошейник, но она не унималась. Ловка уворачиваясь, собака отбегала и просто садилась на задние лапы. Принюхиваясь и высунув свой язык Иззира похожа больше на лису, нежели собаку. Только черную с белой полоской от нижней челюсти, по животу и до кончика пушистого хвоста.

Сам храм смотрелся не как нечто построенное человеком, а становилось частью природы. Лишь острые углы, и местами сохранившийся цвет белого камня, ещё напоминало о былом величии.

«Я слаб, но я всё ещё жив» — твердил Храм своим холодным мертвым голосом.

Я подумал, что это чем-то похоже на спящего медведя. Казалось, он не представляет опасности и просто спит. Но ты чувствуешь его мощь.

Слева в кустах лежало что-то неестественное. Как кусок березовой кары, но цвет светлее и словно отполированная. Я остановил Ромашку и слез с неё. Она фыркнула, не желая оставлять меня или оставаться одна. Я погладил её по шее.

— Тише девочка. Я скоро.

Убрав листья, я понял, что это кости. Стопа. Лет тридцать. Дальше ничего. Я сделал ещё шаг. Чуть дальше лежал кусок ржавого железа. Я поднял его, и не смог понять, какую часть тела он мог защитить. Но металл оказался хороший, дорогой. Можно продать кузнецу, возможно даже сэкономим на подковы. На следящей остановке надо будет почистить копыта.

— Что там? — спросил Тамурэль. Я решил, что ему будет неинтересно, а возможно и слишком волнительно, если он узнает про кости человека.

— Кусок металла. Может пригодится. Поехали дальше.

Чем ближе мы подъезжали, тем меньше стали слышны разговоров за спиной. Я остановил наш отряд, оглянулся и показал Нори свойственное круговое движение. Он ответил кивком и слез с лошади. Покопавшись в седельных сумках, достал пращу и заранее заготовленные камни. На стоянках он часто собирал свои снаряды, а в свободное время осваивал это необычное метательное орудие. В отличии от лука, направление стрел, которые более управляемое, в зависимости от опыта конечно, праща зависела от формы снаряда. Идеальных круглых камней не найти, единственный выход только изготовить из глины, что уменьшало её вес, и соответственно, и силу удара, но зато, при одинаковых формах, позволяла целится точнее. Как говорит Зур: «лучше один точный удар, чем десять неточных».

Выбрав пару самых кривых снарядов, Нори двинулся в авангард и пустил камень в каменную стену храма. Прождав мгновение, пустил ещё один. Птицы взмыли вверх. Не могу сказать, что именно это за птицы, но кричали они громко. После повисла полная тишина.

— А зачем это, дарон Бо? — шепнул мне Тамурэль — А если там разбойники? Вы их так только предупредите.

— Не думаю, что здесь будут разбойники. Они слишком суеверны для такого кощунства. А вот звери, хищники, волки или может даже медведь, может там оказаться. И услышав стук стрел, скорее всего зашевелится или зарычит. На крайний случай, если там люди, бандиты, то мы их предупредили, и они знают, что мы вооружены. Для них мы не будем неожиданностью, а следовательно, и опасностью. Человек способен на глупости, когда не ожидает. И я считаю, что всегда можно договориться.