«Что… Нет… НЕ НАДО!»

— НЕТ! — пытался закричать Горро, но из-за маски доносились разве что мычания.

«Что же мне делать? Я… я ничего не могу. Но… Мне стоять и смотреть?». Мальчик боялся Богота до безумия. Боялся его взгляда, его лица. Большие крепкие руки способны придушить тонкое горло лишь одними пальцами. Сердце стучало, как у испуганного кролика. Тут тишина лопнула в ушах у мальчика: Элодия начала кричать. Горро посмотрел на Богота не как на человека, который внушает страх, а как на того, кого он ненавидит. Мальчик ненавидел себя, ненавидел испуг, опутывающий его сердце. Ненавидел свое бессилие. Ему показалось, что где-то далеко в толпе он увидел Лину. Буквально недавно янтарные глаза отдающие весельем и теплом, стали другими. Безжизненными. Безразличными ко всему, что не касалось её. Она стояла с широко открытыми глазами, а затем исчезла в толпе.

«Лучше бы это была ты!» — ужаснулся он от своих мыслей. Неужели он действительно так считает?

— Нет!— зарычал мальчик. Всё уже было не важно. Всё потеряло смысл.

— Видите! Они проникают вам в головы! Слабые подчиняются, как ваш дед. Но вы не он! Вы сильные! Вам не по чем их мерзкая Хагния!

— Кидайте деда в костер!

— Дааа!! Туда его!

Горро рванулся на Богота и пытался хоть как-то сделать ему больно в порыве слепой ярости. Богот не сдвинулся с места и коротким движением ударил мальчика в живот. Когда мальчик упал, то потянул к себе за цепь так сильно, что Горро показалось, что ему оторвало руки из плеч. Присев рядом, произнёс:

— Прости меня Горро. Но я не могу по-другому. У меня нет выбора. Возможно, в следующей жизни ты меня поймёшь. — затем он встал и повернулся к толпе — Смотрите! Видите, как бес показывает своё истинное нутро! Перед Огнём очищения! Перед защитниками слабых! Да славится имя Рас’зака!

Костёр начал гореть мадским пламенем, освещающим всё вокруг. Даже на большом расстоянии можно было почувствовать, насколько она горячая и насколько ещё пламя накроет собой всех своим огненным одеялом. Элодия буквально визжала, теряясь в огнище, разрезающим своими кинжалами небосвод.

Этот крик… он сломал что-то внутри Горро.

Все, что происходило было неправильным. Всё было элодией…

Словно кто-то за мгновение поменял небо и землю местами. Или если бы ему сказали, что Глаза Соллэса и Лэнноса на самом деле не вечны и могут погаснуть.

«Как? Что с этим миром не так? Почему он такой неправильный? Как такое может происходить? Как боги могут допускать такой ужас? И не давать силы, чтобы с этим справляться⁈»

Элодия… её крики стали прерывистыми и хриплыми. Горро встал, чувствуя, как его руки и разум снова наполняет всепоглощающий гнев. Снова изо всех сил потянул за цепь, на этот раз пытаясь вырвать её из рук Богота. Руки тянули за собой и маску. Тут его ударили ногой в бок. Мальчик упал и пока он лежал, его били по всем частям тела. Кто-то наступил ему на ногу, отчего показалось, что в лодыжке сломались все кости. Горро кричал, но это был скорее гул, как из бочки. Он посмотрел на нападавшего—им оказался солдат, который был в комнате.

— Эхот! Хватит! — Богот смотрел на обезумевшего сына, который отчаянно пытался заслужить доверие отца и показать, как он хорошо справляется со своей работой. Но Богот хотел, чтобы сын был не слепым и послушным.

«Весь в мать. Ничего от меня нет», — подумал командир.

— Сжечь! — ревела толпа. Огонь разгорелся во всю свою мощь. Горро смотрел на оранжево-красное, всепоглощающее пламя, которого никто не сможет остановить. Он ощущал лишь жар на лице, который будто обжигал и его дух внутри тела. В толпе избивали деда Бродерика. Единственного, кто решился пойти против толпы. Против всех. Чтобы защитить их.

«Почему? Почему я так слаб… Я ничего не могу сделать. Я беспомощен».

— Да! Сжечь ведьму!!!

— Сразу было видно, что она ненормальная!

— Сжечь!

«Сжечь… и… Я следующий…?» думал Горро.

«Хочу смерти. Хочу справедливости».—прозвучало в его ушах.

Это были не его мысли. Это был спокойный, бесчувственный и холодный голос. Злой. Бесстрастный.

«Они убили её. Они виноваты. Они все». Толпа ревела, крики агонии смешались с истерией и экстазом. Он не слышал, но видел, что они радуются.

«Все... Все заплатите. МНЕ!»

Горро закрыл глаза и сознание. Лишь ощущал, как горели диким жаром лицо и руки. В голове эхом звучало одно слово:

«Сжечь».

* * *

Боготу нравилось, как он управляет толпой. Нравился страх, который он внушал в души людей. Как бы ему не было жаль, но её глаза, наполненные страхом доставляли извращённое удовольствие! Все его чувства обострились! Возбуждение от истошного вопля усиливалось с каждой секундой. Богот осознавал свой нездоровый интерес, но ничего не мог поделать со своей страстью. И власть… Как же она опьяняла. Богот не воспользовался им в прошлом и теперь превратился лишь в призрака среди своих братьев.

«Но ничего. Я верну всё на свои места. Я перепишу историю! Я заслужил…»

Хрон оглядел толпу и осознал, что в глубине души ненавидел их всех за глупость и наивную веру. Держа мальчика за цепи, Богот смотрел, как горит его огонь очищения. Пламя жадно поедала сухие дрова, поднимая свой язык все выше в небо. Богот смотрел как зачарованный пока он не ощутил, как его руки начало неприятно колоть. Ни то сильный холод, ни то обжигающий жар пронзил пальцы. От неожиданности Хрон подумал, что ему померещилось. Богот посмотрел на руку которой держал цепи: это были необычные цепи из эфирита, которые должны удержать любое появление хагнии. Маска из этого же материала должна перекрыть любое её направление. Такими цепями и намордниками удерживали даже самых сильных и не менее мерзопакостных Эфреметов. Но цепи на мальчике начали краснеть—все звуки исчезли, будто кто-то разрезал воздух. Как тьма, поглощающая комнату после задутой свечи.

Богот хотел отдернуть руку, но не мог шевелиться, даже крикнуть. Позвать на помощь. Двухметровый гигант буквально встал как вкопанный. Богот посмотрел на Горро.

Бесчувственное и безжизненное лицо не выражало ничего. Глаза будто смотрели в пустоту и олицетворяли её. Эфремет смотрел на пламя и не шевелился. Эфиритовач маска на лице окрасилась красным. Настолько сильным был жар от маски, что волосы около ушей мальчика стали гореть. Запах палёных волос и плоти ударил в нос Богота.

У всех присутствующих; всех кто смотрел на казнь-отказал слух.

В полной тишине, дым и огонь смешались в диком танце; будто на них со всех сторон подул сильный ветер. Пламя плясало в беззвучном урагане, пока под лучами Прагалита, из огня, не вышли три существа не поддающихся описанию.

Богот заморгал, не осознавая, что происходит. К нему вернулось тело. Ладонь охватила невыносимая боль от ожогов. Цепь раскаливать и начала плавится в руках. Он закричал от боли, страха и удивления.

«Что за хагнавщина⁈»

* * *

Эхот хотел, чтобы отец посмотрел на него, чтобы гордился им. Богот стоял неподвижно и не шевелился. Тут сын заметил, что рука отца державшая цепи мальчика дернулась. Пропали все звуки и крики, цепь раскалилась почти до жёлтого критического оттенка, после которого металл начинает плавится. Эхот достал меч, ощущая как к горлу поступает паника. Из огня вышли три существа. Слух вернулся, но толпа замолкла. Крики восхищенной ненависти превратились в «охи» и «ахи».

Из огня, переливаясь зелёным, вышел олень, который состоял лишь из дыма. Это был невероятно огромный олень, которого не встретишь нигде в природе. Животное было выше любого человека. Шагало медленно. Грациозно. Невероятно огромные рога, возвышались на добрых два метра и в ширину и в высоту. Внутри его тела пульсировала зелёная молния, словно сердцебиение, каждый раз окрашивая все вокруг. Олень остановился, затем задрожал всем телом, как будто сбрасывал с себя капли дождя.

Люди не верили своим глазам, пока не появились ещё два оленя, на этот раз самки, без рог. Они встали в один ряд—гордые и безумно красивые.