Мир вокруг меня наполнен запахом мужчины. Он слишком яркий, тяжёлый. От него непривычно покалывает в носу, а рот наполняется вязкой слюной. А может, это вовсе не имеет отношения к этому запаху, и я просто испытываю жажду.

Я веду взглядом по интерьеру – холостяцкому и довольно обыкновенному – и натыкаюсь на внимательные глаза.

– Очнулась? Ну слава богу! – Мужчина пересекает комнату и замирает передо мной. – Три дня температура под сорок стояла.

– А сейчас? – хрипло спрашиваю.

– Держится, – недовольно цокает он. – В районе тридцати восьми градусов стоит, зараза, и никак не сбивается. Спадёт на пару часов после укола и тут же начинает снова расти ввысь.

– Вы… уколы мне делаете? – удивляюсь я.

Ни разу в жизни не болела, и вот, нате вам! Неужели он прав, и у меня началось какое-то заражение из-за укуса собаки?

– Ну, конечно, Мила. Не бросать же тебя на произвол судьбы было? – он кривовато усмехается, но его взгляд при этом остаётся серьёзным.

– Спасибо, только… – я хочу попросить, чтобы он не называл меня так. Мила. Имя звучит непривычно, мило. Я не милая. Наверно. Откуда мне знать, если круг моего общения был скуден и ограничен, да ещё и сокращался из года в год? Но неожиданно я понимаю, что мне нравится.

– Только – что? – торопит меня мужчина.

– Вы не могли бы дать мне попить? – говорю вместо протеста.

– И попить, и поесть, – говорит загадкой Егор и скрывается из вида.

Возвращается с кружкой чего-то горячего и ароматного в одной руке и пиалой – в другой.

– Куриный бульон – лучшее лекарство от всех болезней, – поясняет он. – Сухарики тоже погрызи с бульоном. Тяжёлого пока есть не стоит, а вот жиденького надо.

В этот момент с улицы доносится громкий лай, и мужчина вручает мне кружку, ставит на кровать пиалу и снова выходит из комнаты.

Я делаю мелкие глотки, обжигая язык. Не берусь думать о причинах такой заботы со стороны незнакомца. Моя первоочередная задача – встать на ноги. И не попасть в плохую историю до этого момента. Потом я непременно разберусь, что делать дальше. Потом я решу, могу ли доверять Егору настолько, чтобы попросить его вернуться в мой дом за вещами и документами, или нет. А сейчас я просто расслабляюсь и попиваю бульон, отогреваясь внутри и излечиваясь снаружи.

Пол за дверью скрипит, и я приглаживаю волосы, готовясь к возвращению хозяина дома. Но вместо него входит незнакомец.

Крупный мужчина. Светловолосый. Гладковыбритый. Наверное, его можно назвать красивым. Холодной, пугающей меня красотой.

Он окидывает меня взглядом и ухмыляется:

– Очнулась, голубушка? Вот и славненько. Откинь-ка в сторону одеяло…

И надвигается прямо на меня.

Я пячусь по кровати к изголовью, к самой стене, подтягивая одеяло выше. Не понимаю, чего и зачем добивается этот мужчина и куда делся хозяин этого дома. Почему Егор так просто позволил незнакомцу войти в дом, войти ко мне в комнату?

– Не подходите! – выкрикиваю я, но получается лишь какой-то жалобный писк.

– Что? – притормаживает он наконец.

Его внимательный взгляд наполнен непониманием.

– Не подходите, – повторяю я мужчине уже спокойнее. – Не подходите ко мне.

– Та-а-ак! – протягивает тот и кричит: – Егор!

И на зов приходит хозяин.

– Случилось чего?

– Да вот, девушка твоя не хочет мне раны боевые показывать. Видимо, кто-то забыл предупредить больную о визите врача!

Егор переводит взгляд на меня:

– Слава, это Николай Владимирович, доктор с материка, он должен осмотреть тебя. Будь умницей, ладно? У меня телефонный разговор, я закончу и сразу приду.

– Хорошо, – выдыхаю я.

От животного ужаса, сковавшего внутренности, кажется, и не дышала вовсе. В голове яркой вспышкой пронеслась картина нависшего надо мной мародёра, одного из тех ублюдков, от рук которых погиб мой дедушка, но я заставляю себя успокоиться, перестать паниковать. Егор не даст меня в обиду, верно?

Николай Владимирович подходит ко мне под бдительным взглядом Егора. Хозяин убеждается, что я иду на контакт и только потом снова покидает спальню.

Врач снимает пластыри, фиксирующие бинт, осматривает раны и хмурится.

– Всё плохо? – спрашиваю у него.

– Нет, – качает он головой. – В пределах нормы. Мне не нравится, как срастаются края тканей. Останутся сильные неровности на коже. Когда начнут подсыхать и заживать, рубцеваться, нужно будет накладывать мазь, чтобы шрамы истончились. Название я Егору запишу, уверен, он сможет достать.

Врач усмехается, но я не понимаю, почему. Смотрю на него во все глаза, пока он снова накладывает повязку.

– Вы были тут? Ставили мне уколы?

– Я осмотрел в первый день после того, как тебя покусала собака. Ты была в лихорадке, и Егор переполошил всех, чтобы меня доставили к нему.

Сюда тяжело добираться? Мы пришли пешком, но я не помню дорог. Да и машин не видела. Но все вопросы я держу в голове, не торопясь озвучивать.

– Открой рот, – просит врач, и я послушно выполняю.

Он светит мне на горло небольшим фонариком, заглядывая внутрь. Именно так нас и застаёт хмурый хозяин.

Застывает в дверях, смущая меня своим пронизывающим взглядом. Хочется прикрыться одеялом, но оно слишком далеко в ногах. Не дотянуться. Так и сижу в трусах и тельняшке в комнате с двумя мужчинами. Кошмар.

Николай Владимирович заканчивает смотреть, велит закрыть рот, щупает мою шею. Снова недовольно поджимает губы.

– Миндалины воспалены. Температура, скорее всего, из-за этого. Может, и не связана она с укусами, – говорит он, глядя на меня, но я понимаю, что каждое слово предназначено для хозяина.

– Под повязкой всё нормально? – спрашивает Егор.

– Да, в достаточной степени.

– Отлично.

Врач протягивает мне что-то. Я смотрю на диковинную штучку, не решаясь взять в руки. Эта вещь напоминает по форме градусник, но на ней есть небольшое окошко и кнопочка, на которую тут же нажимает палец врача. Раздаётся писк. И он проворно подносит эту вещицу к моим губам.

Я интуитивно понимаю, чего от меня требуется, и беру кончик в рот. Но мои глаза, вероятно, распахиваются в немом изумлении, и Николай Владимирович поясняет:

– Это электронный термометр. Куда удобнее возить по городам и весям. – Он усмехается и бросает за спину: – Такая дикарка! И где ты такую откопал, дружище?

Егор сжимает губы, поигрывая желваками, но никак не комментирует эту фразу.

Через несколько секунд раздаётся новый писк, и доктор тянет на себя градусник.

– Тридцать восемь и семь. Пока без изменений.

– Понял.

На этом визит врача закончен. Мужчины оставляют меня в одиночестве, и я устраиваюсь поудобнее на подушках. Но вдруг понимаю, что очень хочу в туалет.

Где-то в памяти всплывает воспоминание, что здесь есть уборная. Прямо в доме. Настоящий туалет. И я там уже была. Если, конечно, мне это не приснилось. И тут же по телу проходит волна дрожи. Если я там была, значит, кто-то меня туда водил. Помогал. Ведь сама я была попросту не в состоянии. Какой ужас! Просто стыдобища!

Я выползаю из кровати и иду по памяти. Как мне кажется. Или не кажется.

Но застываю в коридоре в нерешительности пойти дальше.

– Я тебя ещё раз спрашиваю, – тихо говорит Егор где-то совсем близко, – Коль, когда ты сможешь забрать её в больницу? Сколько мне ещё терпеть её в своём доме?

Рассеянно озираюсь по сторонам. И что мне теперь делать?! Словно я напрашивалась к нему в приживалки! Горечь разливается внутри меня, и я пожёвываю нижнюю губу, совершенно не понимая, как лучше поступить в этой ситуации.

– Тебе полезно, – смеётся Николай Владимирович после короткой паузы. – Что смотришь? Полезно ведь. Давно у тебя не было хорошей встряски, а тут такое милое приключеньице.

– Я не нуждаюсь ни в каких приключениях, Коль, – спокойно возражает Егор. – Ты же знаешь, всё, что мне нужно, это тишина, покой и уединение. А не вот это вот всё.