– Доброе утро, – хмурюсь я.

Девушка поспешно скатывается на пол, поправляет платье. Я заставляю себя не смотреть на бесконечные стройные ноги с худыми коленками, на крошечные босые ступни, на острые сливочные грудки с чёртовыми вишенками на вершинах, на яремную впадину, на выпирающие ключицы, на плавный изгиб шеи, на мягкие губы. Но снова и снова терплю поражение.

– Я пойду в душ, – ничуть не помогает мне Мила. – Я позову вас на перевязку?

– Хорошо.

– Если хотите, я обработаю ваши ожоги. Уверена, в этом нет ничего сложного, – смущённо произносит она. – Вам необязательно дожидаться эту женщину.

Мне чудится, или в её голосе звучит недовольство? Интересно! Смотрю на неё с лёгкой улыбкой, и она смущается ещё больше.

– Я пойду..? – Слава мнётся на месте.

– Конечно. Ступай.

Ступай. А я приложу все усилия, чтобы не представлять твоё стройное, упругое тело под горячими струями душа.

За завтраком девушка мнётся, явно что-то спросить желает, да не решается. Спешу на выручку, начиная издалека:

– Сегодня буду делать заказ продуктов с материка, чем тебя порадовать? Пока человек по делам поплывёт, надо пользоваться моментом.

– Мне ничего не нужно, – поспешно отвечает Слава. И краснеет. Её румянец поднимает мне давление и ускоряет частоту сердцебиения. – Разве только… – продолжает, окончательно смутившись, и добавляет еле слышно: – Апельсинов?..

– Хорошо, – киваю, сохраняя спокойствие.

Девчонка жила в богом забытом месте на подножном корму, а ты, Егорушка, о ерунде всякой спрашиваешь!

Решено, значит. Нужно заказать побольше свежих овощей и фруктов. А ещё печенье и шоколад – куда же без них воздушным нимфам, вроде Милославы?

– Что-то ещё нужно? – спрашиваю, понимая, что не попросит, даже если нужно. Придётся мозгами пораскинуть самостоятельно.

– Нет, что вы. Мне ничего не нужно. Спасибо.

– Хорошо, – киваю ей. – Я понял, тебе совсем ничего не надо.

– Вообще-то… – решается она, – я хотела подышать свежим воздухом, но мои вещи…

Всё ещё в безобразном состоянии, да. Лежат на крыльце бесформенной кучей, а у меня никак не дойдут руки привести их в божеский вид.

– … я не могу их найти, – заканчивает девушка.

– Справишься с посудой? – Конечно, справится, идиот! Она же не немощная! Аккуратная, хозяйственная… Слишком уютная. До ломоты в зубах. – Давай ты доешь и приберёшь здесь, а я залезу на чердак и достану ещё вещи, идёт? Всё по-честному?

– Конечно, я буду очень вам признательна! – её губы расплываются в улыбке, и Слава накрывает мою руку своей крохотной ладонью. Маленькая льдинка, не иначе, но от места её прикосновения под кожей разливается пламя. – Спасибо, вы так много делаете для меня.

Смотрит огромными сияющими озёрами глаз, выворачивая душу наизнанку. Я слишком хорошо знаю, каково это – остаться один на один с целым миром. Но у меня был и есть брат. А у этой девочки не осталось никого. Наверное. Может, всё-таки и есть кто на просторах Необъятной?

– Я бы могла готовить и прибираться, – тихо говорит Слава, – пока живу в вашем доме.

– Это вовсе не обязательно.

– Да, но… в качестве благодарности. Мне будет совсем не сложно помочь вам в быту. Разве вам не будет приятно, что кто-то немного позаботится о вас?

Тонкие пальцы, нежные, как лепестки роз, мелко дрожат. Вибрации растекаются по венам, шумят в ушах, странным образом волнуют меня. Синие глаза смотрят пытливо, умоляюще. Почему же ей так важно моё согласие?

– Как знаешь, Слава, – решаюсь я. Признайся же, Егор, тебе просто любопытно, что из этого выйдет! – Настаивать не стану, всё же ты моя гостья, но я и не запрещаю, коли тебе от скуки заняться чем-то надобно.

– Спасибо! – выдыхает девчонка, коротко сжимает мою руку и тут же убирает свою.

Неловко поднимается, позабыв доесть завтрак, и я вдруг думаю: что, если ей моя стряпня не по вкусу, вот и упросила допустить до быта? А я уж было решил…

– У меня совсем нет аппетита, – словно читает она мои мысли. – Может, это из-за болезни или из-за того, что я постоянно думаю о доме?

– Ну, ничего. Скоро появится.

– Вот я и решила немного погулять, – признаётся она. – Развеяться.

– Аппетит нагулять, – поддакиваю ей. Пусть уж лучше приходит в себя скорее. Нечего предаваться самобичеванию.

– Хотя бы просто на некоторое время отключить поток мыслей в моей голове. Никак не могу перестать думать о дедушке…

Я поднимаюсь, не зная, как она воспримет новость. Не хотел давать ей ложных обещаний, не будучи уверенным на все сто, но сейчас понимаю: глупо держать её в неведении.

– Кстати, о дедушке, – тихо говорю ей. – Я договорился со знакомыми спасателями, чтобы его тело доставили сюда для похорон. Там этим заниматься некому, да и сюда с материка тебе будет проще добираться… когда ты уедешь. Прости, что решил без твоего ведома, но…

Слава не даёт мне договорить. Бросается на шею. Повисает, отрывая ноги от деревянных половиц. Утыкается лицом куда-то в бороду и плачет.

Нерешительно обхватываю руками талию, контролируя себя с особой тщательностью. Не время для моих дурных мыслей. Не сейчас. И никогда.

***

Нерешительно стучу в дверь костяшками пальцев. Всё ли перемерила? Подошло ли что-то?

– Заходите!

Заглядываю внутрь и осматриваю девушку. Спортивные брючки и толстовка из утеплённого мягкого трикотажа сели идеально. На кровати лежат ровными стопочками и другие шмотки моей жены, кажется, приобретшие новую хозяйку. Конечно, на Славе вещи смотрятся несколько иначе, но… Тем не менее она не будет стеснена первое время, а там видно будет.

Первое время? Эк тебя, Егорушка, понесло не в те дебри. Уж не решил ли себе оставить?..

– Кажется, нормально, – девушка крутится у зеркала, показывая мне свой выбор. – После прогулки посмотрю дальше. Не хочу вас задерживать.

– Не торопись. Я никуда не опаздываю.

Но Слава подхватывает из другой коробки меховые угги, берёт с кровати парку и идёт в мою сторону.

Зря я это затеял. Чую, сейчас пойдут судачить направо и налево, кого это выгуливает Егорушка.

– Я уже готова. – улыбается она.

Лицо, опухшее от слёз. Смущённый румянец. Мне остаётся только взирать со стороны, как она обувается, натягивает и застёгивает куртку и нетерпеливо оборачивается ко мне.

Мы одновременно тянемся к ручке двери, и наши руки врезаются.

– Ой, – Слава резко убирает руку. – Простите!

– Ничего страшного. – заверяю её.

Касаться оголённой прохладной кожи всё равно, что касаться шелковистых лепестков розы. Нежная, хрупкая… Того и гляди, сожмёшь неловко пальцы, переломается, пойдёт трещинами. Не для таких мужланов вылеплена, одним словом.

Стоит ступить на порог, как Дик заходится лаем.

– Придётся взять его с собой, не испугаешься?

Внимательно смотрю на её лицо, пытаясь уловить хоть малейшие нотки страха, но ничего такого нет и в помине.

– Я не боюсь собак, – говорит Слава.

Да, только темноты.

Подхватываю Дика на поводок, и он сразу кидается к девушке. Она вздрагивает, вызывая у меня добрую усмешку.

– Дик, нельзя! Не пугай Славу, – подтягиваю поводок на себя.

Но девчонка смело шагает вперёд, беспечно кладёт ладонь на мохнатую голову и гладит. Я застываю в напряжении, готовый в любой момент оттянуть пса. Но этот предатель только подставляет свой влажный нос для внезапной ласки.

– У нас тоже раньше была собака. Не очень крупная дворняга. Всегда бегал со мной на рыбалку, за грибами и ягодами. – рассказывает Слава, начёсывая моего пса. – Рексу очень нравилось, когда я вот так его чухала! Вот и вашему красавцу очень нравится, да, Дикуля? Нравится тебе, хороший мальчик?

Смотрю на продажного защитничка, растёкшегося лужицей у её ног. Вспышка злости разгорается внутри. Яркая. Неконтролируемая. Не поддающаяся ни логике, ни здравому смыслу. Я же не ревную своего пса к чужому человеку, правильно? А что со мной тогда? Зависть?