В то утро я проснулась больной. Температура, кашель, насморк – все признаки простуды по списку были в наличии. Приняв таблетки и завернувшись в одеяло с большой кружкой чаю с медом и лимоном, я обдумывала то, как сильно зациклилась на этих картинах и себе на них в последнее время. Все эти сны… Как будто мое подсознание увлеклось идеей сделать меня каким-то объектом вместо живого человека. Надо было отвлечься.
К счастью, через пару дней от простуды и мрачных мыслей не осталось и следа. Сны, кажется, тоже оставили меня в покое. Но идею занять себя чем-то более системным, чем прогулки, кофе, онлайн-покупки и редкие заметки в дневнике, я обдумывала всерьез. Покрутив голове разные варианты онлайн курсов без учителя, фриланс без необходимости лично общаться с заказчиком и домашние занятия спортом, я вернулась к идее книги. Правда, йогой по утрам тоже стала заниматься, скачав для этого специальное приложение на телефон.
Идея для книги сформировалась у меня давно. В ней я представляла себя постарше, лет пятидесяти с небольшим, чуть раньше срока вышедшим на пенсию профессором института магических наук. Да-да, мне все же хотелось, чтобы в созданном мной мире была магия. Так вот, моя героиня представляла себе пенсию эдаким курортом на дому с вином, прогулками, театрами, болтовней с соседками и прочими тихими-мирными развлечениями уставшего от тяжелой многолетней работы человека. Но мозг, привыкший к жесткому распорядку и упорному труду, вписываться в эту самозаведенную богадельню отказывается и бунтует. Героиня начинает сталкиваться с внутренними демонами – тревогами, сомнениями, размышлениями о правильности пройденного пути. Но так как мирок у меня вырисовывался необычный, героиня должна была столкнуться со своими демонами во плоти – в нескольких обличьях, в том числе и человеческом. Ну и всякое там про новую жизнь, смену установок, поиски себя и так далее.
Кажется, я перечитала книг из серии “психология для чайников”, но идея мне нравилась. Не нравилась реализация. Мои прошлые заметки никуда не годились, поэтому я прошерстила онлайн-книжный на тему учебников по писательству. Заказала Чака Паланика “На затравку”, Уильяма Зинсера “Как писать хорошо”, Стивена Кинга «Как писать книги» и Джозефа Кэмпбелла «Тысячеликий герой». Надо было подтянуть теорию.
К концу марта я перечитала Паланика, Зинсера и Кинга, забросила Кэмпбелла и написала тридцать две страницы текста одиннадцатым шрифтом, который пару раз в неделю распечатывала на специально купленном для этого принтере, и правила карандашом, чтобы потом перенести правки в компьютер. Процесс меня затягивал, а про результат я пока особенно не думала.
Пробивающееся через мои узкие окошки свежее весеннее солнышко снова потянуло меня на улицу, зимой я редко выходила из дома. Не веря обманчиво яркому солнцу и одевшись потеплее, я вышла из дома. У калитки по наитию обернувшись на окна второго этажа, я уловила движение шторы. Может совпадение, конечно. В конце концов я давно не выбиралась из дома и подгадать было невозможно, но какой-то неприятных холодок все же пробежал по моему телу.
Прогулка по тающему, журчащему и наполненному весной городу выветрила неприятные мысли из моей головы, и я даже решилась сесть в кафе, когда на глаза мне попалась красивая застекленная веранда с уединенным, обставленным с обеих сторон высокими растениями, свободным столиком. По дороге я как раз купила одну книгу, которую давно хотела прочесть – “Кракена” Чайны Мьевиля – и намеревалась приятно провести часок-другой в тишине за кофе и завтраком с видом на пока еще практически пустую утром выходного дня улицу.
Завтрак вышел потрясающим. Я заказала яйцо бенедикт на тосте с лососем, капучино на кокосовом молоке и малину в шоколаде, к которой мне бесплатно принести бокал игристого. Снова воспользовавшись приемом с больным горлом, я при этом не произнесла ни слова. Когда завтрак и пара десятков страниц книги были позади, я, допивая кофе, стала просто рассматривать в окно редких прохожих. Напротив кафе был небольшой сквер, где несколько человек выгуливали кто детишек, кто мелких собачек. И тут я заметила его – Татуировщика. Сомнений не было – он смотрел на меня, а значит следил за мной. Как только я заметила его, он развернулся и быстро пошел через сквер в другую сторону от кафе. Я закрыла книгу, отставила недопитый кофе и жестом попросила счет.
Пару часов я прокружила по улицам города, не разбирая дороги, в раздумьях о том, как относиться к этому новому повороту событий, но так ни к чему и не пришла, замерзла и вернулась домой в надежде что-то решить позже. На пороге меня ждала еще одна картина, на этот раз, видимо, из-за сырой погоды, завернутая в пленку.
Настроения для медитативной распаковки не было, поэтому я быстро сбросила ботинки и пальто, и сорвала пленку. Картина изменилась. Теперь ее заполняли озлобленные лица и полупрорисованные зыбкие фигуры из теней. Сама же я теперь была подвешена на перекрестии железнодорожных рельс и оплетена проводами. Платье из белого стало черным. Сохранилось только лицо – с последней версии картины с животными – и стилистика изображений татуировок. Лица резко напомнили мне давний сон про меня-статую, колонны и город. Какое-то жуткое совпадение. Может я что-то такое написала в том письме? Или он читал мой дневник, когда я уходила в город?
Переодевшись, выпив чаю и успокоившись, я решила, что, по сути, ничего страшного не увидела. То, что Татуировщик следил за мной – это факт, но увидел, как я выхожу, он скорее всего, случайно, и решил получить дополнительный материал для картин. В конце концов, он же не имеет возможности писать меня с натуры. На самой же картине я, по размышлении, ничего угрожающего тоже не нашла. Это новое видение вполне могло быть его визуальной интерпретацией моего рассказа о своем отношении к миру, хотя, насколько я помнила, о том, что я воспринимаю его агрессивным, не говорила. Мне пришло в голову, что пора бы навестить его галерею. Помнится, он предлагал мне эксклюзивную экскурсию без сопровождения. Возможно, общая тематика его работ что-то прояснит и про эту картину. Сегодня я была вымотана, поэтому письмо решила написать завтра.
Еще пару дней я провела в сомнениях по поводу обоснованности своих подозрений. Я прожила в этом доме уже полгода, за которые Татуировщик ни разу не нарушил установленных мной границ молчания. Он не пытался увидеться со мной, не старался столкнуться во дворе и, возможно, даже следил за тем, чтобы мы не встретились и случайно, так как живя в одном с ним доме и довольно часто выходя из него, я за эти полгода ни разу его не встретила. Он просто пишет картины. А я, кажется, боюсь призраков.
На следующий день на моем пороге стояли сразу две картины. Они не были замотаны в пленку, и краска успела немного потечь. Я занесла их в дом и поставила рядом с первой. Порядок определить было нетрудно. Если предыдущая серия улучшалась и уточнялась от работы к работе, то эта явно шла по ниспадающей. Лица теряли четкие контуры, становились из злых безумными, моя фигура к третьей картине стала одним лишь очертанием поверх креста из рельсов. Тревога вновь захватила мои мысли, и я села писать письмо. Через пятнадцать минут, конверт, завернутый для надежности в пленку, был приклеен к главной двери дома. Вечером – я проверила – его там уже не было. Стараясь не слишком накручивать себя тревожными фантазиями, я легла спать.
Ночью мне снова снились сны. Они были короткие, беспорядочные и тревожные. Лица с татуировок на моем собственном теле вопили на меня и раздирали меня на части. Я пыталась убежать от них – как бы выбежать из того слоя собственной кожи, на котором они были изображены, но получалось плохо – они нагоняли меня и накладывались вновь. Разбудил меня стук в дверь. Солнце давно светило в окно. Несмотря на жуткие сны, проспала я почти до полудня.
К двери, также в пленке, был приклеен мой собственный конверт. В нем обнаружилось письмо, написанное знакомым почерком Татуировщика и ключ. Письмо коротко сообщало, что хозяина не будет дома с того момента, как он оставит конверт на моей двери, и до утра. В любое время я могу воспользоваться ключом, чтобы посмотреть его работы, которые расставлены в холле второго этажа.