Альфред побуждал приезжать в страну образованных людей из Европы и даже из Уэльса и уже в зрелом возрасте выучился сам читать и писать по-английски и по-латыни – подвиг, который Карл Великий так и не смог совершить. Он с жадностью усваивал самые передовые знания, которые давала эпоха, и если бы ему довелось жить в более просвещенное время, то он, вероятно, обладал бы подлинно научным мировоззрением. Слабый здоровьем и никогда не знавший длительного мира, он тем не менее проделал громадную работу, важность и основательность которой подтверждается долгим периодом мирного развития после его смерти. Его преемники – Эдвард, Ательстан, Эдмунд и Эдгарвсе – были талантливыми воинами и руководителями, так что период с 900 до 975 г. знаменуется отвоеванием области Денло, которая, впрочем, продолжала сохранять свой скандинавский характер, хотя и признала превосходство английских королей. Англосаксы и скандинавы были достаточно близки между собой по языку и организации, чтобы сохранять добрососедские отношения, и в X в. многие черты различий между ними постепенно стерлись.

До сих пор мы подчеркивали исключительно разрушительные аспекты датского вторжения, но их влияние на историю этим не исчерпывается. В некоторых отношениях датчане обладали более высокой культурой, чем англосаксы. Мы уже упоминали о широком использовании ими железа и о том, что они ввели в употребление в Англии большой топор. Мы видели, что ранние англосаксонские поселения были ограничены пределами густых лесов, которые покрывали самые богатые для сельского хозяйства земли. Когда «Книга Страшного суда»[5] дает нам картину английской сельской жизни, мы узнаем, что вся страна была усеяна деревнями и городками. Большинство существующих деревень можно проследить до этого времени (в поселениях, упомянутых в «Книге Страшного суда», можно видеть Памятную табличку). Разумно предположить, что появление датского большого топора послужило решающим импульсом развитию лесного хозяйства и сделало возможным более полное использование самых богатых сельскохозяйственных угодий Англии.

Более того, по сравнению с домоседами саксами датчане были торговым и городским людом. Еще до того, как они вторглись в Англию, они уже совершали далекие морские путешествия. У людей, пересекавших Средиземное море и видевших великий Константинополь, не оставалось места суеверному страху, с которым англосаксы все еще относились к римлянам и их творениям. Датчане были как торговцами, так и пиратами, и торговля считалась среди них делом почетным. «Если купец преуспел и трижды переправился через море своими силами, тогда он отныне считается по праву достойным», – доносит до нас ранний закон (это был саксонский закон, но скандинавы ценили торговлю даже выше, чем саксонцы), напоминающий, что классы среди скандинавов, как и среди англичан, основывались скорее на богатстве и социальном положении, чем на крови или унаследованных правах. Датское нашествие привело к повсеместному строительству городов и росту торговли, и ко времени нормандского завоевания города и торговля в Англии достигли уже значительного развития.

Три поколения после смерти Альфреда Великого отчетливо демонстрируют вырождение культуры и институтов Англии. Благодаря движению к феодализму произошел практически полный распад родового строя, но английское общество казалось неспособным своими собственными силами пойти дальше определенной точки. Возможно, остановка была лишь временной, но рассуждения на эту тему бесполезны, поскольку промежуток между двумя нашествиями на Англию, сначала датчан при королях Свене и Кнуде, а затем нормандцев, оказался слишком короток, чтобы дать стране время оправиться.

На всем протяжении X в. объединение Англии в единое королевство идет рука об руку с созданием шайр (графств), нередко возникающих вокруг построенных Альфредом или датчанами укрепленных городов. Если более мелкими ранними королевствами могли управлять из единого центра, то административного аппарата, способного охватить всю страну, не существовало, и, хотя шериф (шайра-рив) теоретически нес ответственность перед королем за управление шайрой, фактический надзор из центра на практике был весьма незначительным. Над шерифом стоял олдермен, который управлял группой шайр, нередко примерно соответствовавших какому-нибудь из прежних королевств. И если шериф продолжал оставаться чиновником и впоследствии стал главным звеном в государственной организации, то олдермен, подобно европейскому графу или герцогу, вскоре превратился в слабо зависимого от центра местного магната. Власть олдермена особенно возросла во время непродолжительного существования империи Кнуда, когда Англия являлась лишь частью гораздо большего государства. Усиление власти олдермена совпало с принятием им датского титула графа.

В сфере правосудия также были достигнуты значительные успехи в направлении феодализма, путем делегирования королевских судебных прав влиятельным лицам. Прежняя система судов шайры, сотни и тауншипа действовала успешно только до тех пор, пока какой-нибудь землевладелец данного округа не оказывался настолько могущественным, чтобы оспорить их решения. С появлением влиятельных полуфеодальных лордов авторитет традиционных судов ослаб, и они были дополнены и частично вытеснены предоставлением этим самым лордам права держать собственные суды. Таких прав настойчиво добивались для получения прибыли, которую приносили штрафы. Новый суд по-прежнему использовал старые суровые методы (ордалии) испытания огнем или водой наряду с более новым, но не менее уважаемым методом компургии, или очищения клятвой, в соответствии с которым обвиняемый должен был привести на суд несколько своих односельчан, в количестве, зависимом от тяжести предъявленного обвинения, готовых клятвенно удостоверить суд в его невиновности. Частные суды, всегда являвшиеся одним из наиболее характерных признаков феодального строя, прочно укоренились в Англии к моменту нормандского завоевания.

Другая характерная особенность феодального поместья – это закрепощение крестьян, что становится обычным явлением, за исключением области Денло Данелаг. Датское вторжение имело весьма курьезные двойственные последствия. В самой области датского права вторжение замедлило процесс закрепощения земледельца, тогда как в саксонской части Англии оно его ускорило. Свидетельства «Коллоквиума Эльфрика» (Alfrec’s Colloquy) – серии диалогов, написанных незадолго до 1000 г. в виде учебного пособия по изучению латыни для учеников монастырских школ Винчестера, – поражают своим предположением, что типичный земледелец не был в то время свободным.

«Скажи, землепашец, как ты работаешь?» – спрашивает учитель.

«О, сударь, я тружусь не покладая рук. Встаю с рассветом, выгоняю волов в поле и запрягаю их в плуг; как ни сурова зима, я не смею остаться дома из боязни перед моим господином; закрепив лемех и резак плуга, каждый день я должен вспахать не меньше акра, а то и более».

«А что еще ты должен сделать в течение дня?»

«Дел очень много. Надо наполнить кормушки волов, напоить их и убрать навоз».

«О, тяжела твоя работа».

«Да, тяжела, ибо я несвободен».

Термины «фримен» (свободный) и «серв» (крепостной) могут привести в замешательство современного человека, поскольку в феодальную эпоху они употреблялись в своеобразном значении. Их можно понять только в связи с владением землей. Человек, не владеющий землей, не был ни свободным, ни несвободным, он не принимался в расчет. (Он, конечно, мог бы быть рабом, но тогда он считался бы своего рода собственностью, а не личностью.) Свободным считался тот, кто имел землю на условиях несения военной службы или какой-либо другой почетной обязанности, или же тот, кто платил денежную ренту. Сервом, или вилланом, считался тот, кто держал землю на условиях выполнения сельскохозяйственных работ на земле своего господина. Он был прикреплен к своему наделу, тогда как фримен мог оставить свою землю и перебраться в другое место или даже в некоторых случаях «забрать свою землю», как тогда говорилось, и напроситься к другому господину. Серв пользовался некоторыми правами, четко определенными обычаем, даже если не всегда юридически защищенными. Одним из следствий нормандского завоевания являлось то, что линия раздела между сервом и фрименом – очень слабо намеченная в саксонской Англии – проводилась теперь по более высокой социальной шкале, и все, кто оказывался ниже этой линии, низводились до самого низкого уровня рабства.