Дюман только радостно кивнул.

– И что ты на это сказал?

– Сказал: решил лучше узнать Эмину и дать ей шанс узнать меня. Мне показалось, такой ответ им даже понравился. Её мать стала ещё теплее общаться со мной. Думаю, большую роль сыграло знакомство Эмбана с моим отцом. Они сражались в одном отряде в войне с Себом, и, думаю, уже тогда договорились встретиться, когда его дочери подрастут.

На следующий день Эмбан устроил охоту для меня и ещё нескольких дворян-соседей. Здесь есть интересные обычаи. Мясо оленя не приносят в дом, а жарят прямо там, где он был убит. Поэтому женщины присоединяются к охоте. Хотя его жена отказалась.

Вечерами он пару раз устраивал нечто, вроде бала. Только народу было намного меньше. Всего несколько семей.

В последний день нужно было соблюсти ещё один обычай. Жених обязательно должен украсить дом рогами матёрого лося из здешнего леса. Они очень быстрые и умные, а их рога достигают очень большого размаха. Если жених поймает слишком слабого лося, то ему могут даже отказать в сватовстве. К счастью, мне повезло, собаки сразу взяли след очень крупного самца. Вести пришлось долго, но ему некуда было деться.

Примерно так и прошло время. Когда я уезжал, Эмбан сказал, что пошлёт весть о согласии на свадьбу моему отцу.

– После твоего рассказа кажется, что женишься ты на Эмбане, – заметил Акан, глядя в потолок.

Со всех сторон послышалось фырканье. Рассказ об охоте явно не впечатлил сытых такими событиями дворян. Дюману оставалось только понуриться и покраснеть.

– Ты оставался с ней наедине или хотя бы без родителей? – протянул Эндиус.

– Конечно! – возмутился Дюман. – Я говорил с ней! И не раз. Но настырно добиваться её внимания на виду у всей родни – неправильно.

– Тут он прав, – заметил Стам, как самый благоразумный.

Эндиус только фыркнул.

– Ты вообще молчи, когда взрослые разговаривают, – бросил ему Дюман, вызвав смех у остальной компании. И неизвестно, над кем смеялись больше: над Эндиусом, который не понимал всей серьёзности таких ситуаций, или над самим Дюманом, который внезапно стал слишком скромным с девушкой.

Весёлое и легкомысленное настроение завладело всеми. Стало понятно, что рассказывать Дюману либо больше нечего, либо оставалось только личное. Все медленно осмысливали ситуацию, размышляя, как относиться к ставшей такой неожиданной, хоть и ожидаемой, быстрой женитьбе друга.

–Когда тебе нужно возвращаться? – глухо раздался в притихшей комнате голос принца.

– Возвращаться? – растерянно повторил Дюман. – Акан, ты чего? Я не собираюсь ехать домой прямо сейчас. Пока гонец доберётся, пока выкуп наберут, пока она приданое соберёт, времени ещё полгода надо. И потом, это моё последнее путешествие как неженатого, и я не собираюсь его так быстро заканчивать.

Эти слова всех успокоили. Акан расслабленно вытянулся на кровати, а Эндиус даже подскочил к Дюману, обнимая.

– Как будто тебя кто-то отпустит, – ухмыльнулся Шиммел.

Надоедливая мошка летала везде: маячила мелкими чёрными точками перед глазами, лезла в уши, забивалась в нос, и приходилось мотать головой из стороны в сторону, только чтобы она хоть ненадолго отстала. Дело ухудшалось нестерпимой духотой, хотя было не так уж и жарко, но спёртый воздух был слишком тяжёлым, и ветер, слабо овевающий лицо, не давал никакой прохлады. Солёные капли стекали по лицу, рубашка на спине давно полностью намокла, а мошки, садясь на руки и шею, словно прилипали, и приходилось убирать их мерзкую щекотку руками, размазывая пот.

Хас покачивался в седле, понукая лошадь. Кляча передвигалась медленно, часто совсем останавливаясь и выворачивая шею, оглядываясь на всадника. Денег на более выносливого коня не хватило, и оставалось только надеяться, что она не падёт прямо здесь, посреди полузаброшенной дороги. Бока лошади ходили ходуном, подковы давно требовалось заменить, и сама она на вид была хуже любой другой – слишком старая и истощённая. Но сейчас привередничать не приходилось, либо ехать на ней, либо продолжать путь пешком. А на это уже не хватало сил.

Долгое путешествие по самым труднопроходимым местам давало о себе знать. Хаса с детства приучали к походной жизни, к преодолению огромных расстояний, но к такому продолжительному преследованию уходящего вдаль и вдаль следа, он оказался не готов.

Слишком нечётким он был, слишком далеко оторвался маг и слишком поздно начал свой путь Хас. Если бы, о, если бы узнать об этом маге немного раньше и следовать за ним немного быстрее! Тогда, возможно, он сейчас не был бы столь сломлен дорогой и предательством, не знал бы разочарования и, кто знает, возможно, никогда бы и не узнал.

Как прежде продолжал бы путь своего клана – гильдии бардов, сочинял бы песни и хвалебные сказания о героях, знал бы свою точную цель и то, что нужно делать в любой ситуации.

А сейчас он лишь заблудившийся нищий. Но даже нищие имеют больше, чем он. Не осталось больше ничего. Всё было ложью, и те, кто верил в неё и приучал его к ней, сами не знали, насколько они теперь ошибаются. Возможно, когда-то давно, во времена Джо, это была самая что ни на есть правда. Но не сейчас. Не сейчас, когда каждый – простой человек или сильнейший маг из Совета, служит только себе и ищет только собственного покоя и выгоды.

Одного только он не понимал, почему остальные из семьи этого не видят. Почему он снова и снова ошибался, доверяясь новым и новым магам, а остальные оставались слепы.

Хас нахмурился, когда лошадь, видимо, переведя дух, неспешно побрела дальше. И тут же остановил её.

Кашель подкрался неожиданно, скрутив тело и мешая сделать вдох. Путешествие по Снежному Королевству не осталось без последствий. Ему очень повезло, когда скрюченного и почти околевшего посреди бескрайнего снежного покрова, полузасыпанного белым крошевом, его нашёл пограничный отряд рыцарей и доставил в первую попавшуюся на его пути деревушку. Болезнь проходила тяжело, первое время все думали, что он не выберется, сочувствующе разглядывая измождённого, чаще находящегося в бреду человека. Но через несколько дней, он смог открыть глаза, ответить на вопросы, а ещё через неделю и встать с постели.

Срок его жизни ещё не вышел, но напоминанием о негостеприимной земле остался кашель, временами накатывающий после холодных ночей, и осипший голос, от которого часто начинали морщиться люди в трактирах, слушая его песни.

А вот след мага ушёл далеко вперёд. Некоторое время Хас действительно обдумывал, не бросить ли ему эту напрасную, как он решил, слежку. Но долг, который с рождения лежал на его плечах, не становился меньше от того, можно выполнить задуманное или нет. Снова стиснув зубы и нагнув голову, пришлось продолжить путь.

Неизвестный маг всё также продолжал метаться, его магия теперь вовсе не оставляла следов, только пару раз за долгие четыре месяца показались отголоски его заклинаний.

Это тоже казалось Хасу странным: судя по силе заклятий, на которую указывал поисковой амулет, маг был не из последних. Даже, возможно, мог претендовать на место в Совете какой-нибудь из стран. Он словно хоронился от чего-то, прятался или боялся. Иногда у Хаса возникали мысли, что преследование замечено, и маг скрывается именно от него. Но амулет подтверждал теорию о том, что маг проходил в местах, где сейчас находится его преследователь, очень давно. Прошли явно не дни, и даже не недели с тех пор, как маг оставил свои следы. Значит, сокрытие сил не имеет никакого отношения к нему, Хасу. Но и в тех странах, где он уже побывал, не было никаких розысков магов или объявлений о награде за их голову. Этот маг не был в розыске и уж точно, насколько знал Хас, не совершал преступлений, по крайней мере, таких, о которых можно было рассказать общественности. Оставалось только принять эту странность и не надеяться на чью-то помощь.

Одна из замучивших своей настырностью мошек залезла в нос, и Хас оглушительно чихнул. Утеревшись рукавом, прогоняя неприятные ощущения, и отмахнувшись от ещё пары десятков маленьких звенящих и жужжащих крапинок, безостановочно мелькавших перед глазами, Хас расхохотался. Смех разнёсся над дорогой, разгоняя наполненную однообразными звуками духоту. Снова закашлявшись и покачав головой, всадник продолжил путь, улыбаясь всплывшему внезапно воспоминанию…