тенант на охоте, Петькой поклялась, что не смотрела на лей тенанта завлекательно, растолковала ему, что изничтожит его полковник, если он с вами и с лейтенантом покончит... Ну, Мишка и присмирел. Видит, дело плохо: ругайся не ругайся, ничем не поправишь. На меня донести, так и ему попадет, как подельнику со мной, да и рука на меня у него не поднимется.

Мишка до утра письма какие-то писал. Напишет, порвет — и опять пишет. Карманы у полковника обшарил... письмишко какое-то нашел и ну крыть полковника матом. Перед утром, как проснуться ему, Мишка услал меня из избы, чтоб я на по ляне посидела, знак подала, если охрана придет. Поболе часу на пеньке сидела, ждала. О чем они там говорили — не слы хала. Потом Мишка позвал меня и велел при полковнике неот ступно быть, пригрозил ему, если скажешь что, письма пока жу. Кому говорить-то тут? Дежурные носы воротят, не знаю как меня благодарят, что я ухаживаю за ним. Пока врачи при едут, до разговоров ли будет ему. Он имя свое забудет, не то, чем ужинал вчера.

— Для кого ты их заранее приготовила?

— Для Мишки. После Кузьмы. Вернулась, когда уговорил он меня, а сама решила: пойдет еще раз Мишка на такое — употчую его. Не пошел он... А то, может, и я с ним... грибков поела, доведись его потчевать. Родной он мне... Раньше люби ла и теперь... Он вчера за меня стоял... Чуть того кобеля не порешил... Я сама себя не пойму: вроде бы на дух Мишку не нужно, а как вспомню... ведь и хорошее промеж нас было...

ходил он за мной, прощал все... родные мы... любит он меня...

ласковый... Петьку любит... легко ли ему безотцовщиной ра сти? Как бьггь-то нам? Научите, доктор!

— Ничего не обещаю, Лиза. Подумаю. Руку ему помасси руй.

— До руки ли...

— Врачу легко определить, что удар нанесен недавно. След от удара наведет на размышления.

— Как же со мной и с Мишкой-то быть?

— Решу. — Любовь Антоновна и Лиза вернулись в комнату, где лежал больной. — Полковник! Вы слышите меня? Пони маете, что я вам говорю? — Гвоздевский утвердительно кив нул головой. — Для краткого анамнеза мне необходимо озна354

комиться с предысторией вашего заболевания. Не имея точ ных данных, я не окажу вам помощь. Вам трудно говорить.

Отвечайте односложно, если не можете словами, то кивком головы. Запомните — за неправильный ответ вы можете по платиться жизнью. Ваше положение очень серьезно, а поэто му будьте предельно внимательны. Возможно, у вас вторичное прободение, язву ушили, но она осталась, и не исключен ре цидив. Вы ощущали кинжальную боль, как в прошлый раз?

— полковник отрицательно покачал головой. — Чем вы зав тракали вчера утром? Мне валено знать именно утром. Где вы были? В дороге?

— Да, — чуть слышно прошептал полковник.

— Что ели? Не трудитесь, я перечислю сама. Мясные кон сервы? Сыр? Овощные блюда?

— Грибы... суп...

— Грибной суп вам не вреден. Когда вы его ели?

— Утром, на сорок первой.

— Сорок первая командировка километрах в тридцати от управления. Кто вас угощал?

— Начальник... командировки... пить...

— Елизавета Петровна! Напоите больного. — Полковник с жадностью проглотил воду.

— И здесь... вечером... у нее. Отравили...

— Y вас неясное сознание... Вы говорите глупости. Если бы отравление наступило после ужина, а это могло бы слу читься только в том случае, когда б вам подали к столу плохо промытые строчки, то, во-первых, сейчас бы вы бредили, а во-вторых, я бы обнаружила желтуху и в ближайшем будущем — летальный исход. Если бы и случилось отравление, то только вчера утром. Но ни о каком отравлении не может идти речь.

Вы грубо нарушили диету. От вас и сейчас разит перегаром — и печальный результат налицо. Советую не скрывать, сколь ко вы выпили.

— Три... или... четыре... стакана...

— Много! Вы должны сказать об этом врачам. Y вас ослаб лен организм, и малейшая ошибка в медикаментах — смерть.

— Вы... спасете?.. Пить..

— Напои его, Лиза... Я никому не даю обещаний. Советы — дело другое. В прошлый раз я посоветовала вам и, кажется, не

355

без пользы. В этот раз советую, учитывая неопытность моло дых врачей, не утаивать выпивку, даже акцентировать на ней.

Можете вспомнрхть вчерашний завтрак, но не ужин. Если хо тите слушать меня — слушайте, не желаете — поступайте по-своему. Если врачи узнают о ваших подозрениях, будто вас отравили вечером, то последует неправильное лечение — и я умываю руки. При вскрытии они поймут свою ошибку, но будет ли вам от этого легче, полковник?

— Вы... не...

— Не обману, полковник. Мы с вами давно знакомы. Вам необходим десятипроцентный физиологический раствор, чер ный кофе, крепкий чай, танин, глюкоза-и легкое снотворное, чтоб отдохнул организм. Да, еще раствор марганца. Чаем вас напоит Елизавета Петровна, марганец тоже, наверно, у нее найдется. Снотворное раскопает где-нибудь капитан. А все остальное — подождем до приезда врачей. Я пойду поговорю по селектору.

— Я вас провожу, — предложила Лиза.

— Не оставляйте, — простонал полковник.

— Полежишь один, ничего не сделается. За чаем и мар ганцовкой пойду, для тебя стараюсь.

— Что будем делать, Лиза? — спросила Любовь Антоновна, когда они снова вошли в красный уголок.

— Решайте, доктор, — покорно ответила Лиза.

Решайте... А как решать?.. Лечить его. Или... Что или?

Быть убийцей? Называйте кошку кошкой, доктор... Я имею полное право отказаться... но тогда погибнет Лиза... Единст венный выход: дать неправильное заключение... Я назначила ему все, что возможно при отравлении... Если он умрет, я не ви новата даже перед собой... Скажу о танине, коллеги догадаются, что он отравлен... Глюкоза, физиологический раствор — не обходимы при прободении... А обильное питье? — противопо казано... Пока не приедут — лечить! Правильный диагноз — ни в коем случае! Спасется — пусть живет, как знает... Лиза...

Сколько сил у этой женщины... Она не остановилась даже пе ред убийством... Глухая тайга... Чего тут только не увидишь!

Самый изощренный ум не выдумает того, что творится наяву...

Она убила его ради своего Миши и меня... Мать... Жена... По-своему дерется за семью... По-своему благодарит меня... Но

356

я! Зачем мне такая благодарность! Лучше бы ничего не знать!

Ни в коем случае не упоминать об отравлении... Перитонит...

воспаление

брюшины...

Возможно,

прободение,

возможно,

гнойный аппендицит... Но если я поставлю такой диагноз, смерть к вечеру неизбежна... Он проживет дольше... Не ис ключено, что останется жить... А что даст, если я скажу прав ду? Только не это... Он заслужил и наказан. Как врач — по могу, как человек — не шевельну пальцем... Я не обязана вскры вать гнойники души... Лиза защищала меня! Она убила убий цу, и самый строгий судья не осудил б ее, если бы судил по законам высшей гуманности... Спасти больного — да, помочь правосудию — пет! Правосудие... Я очень хорошо знаю ему цену...

— Сделаю так, Лиза. Сообщу по селектору врачам и Ор лову, что у Гвоздевского самозаболевание. Лечить его буду по-настоящему. Выздоровеет — его счастье, умрет — в лагере погибает немало людей. И не без участия Гвоздевского. Если врачи обнаружат отравление, а при вскрытии им нетрудно узнать правду, — он завтракал на сорок первой командиров ке, там и отравился. Симптомы отравления можно обнару жить и через восемь часов, и через сутки. Если заподозрят в предумышленном отравлении, то только на сорок первой ко мандировке. Виновен начальник сорок первой. Полковник с ним раньше никогда не ссорился?

— Дядей ему Гвоздевский доводится. Он только с ним и дружил. В гости каждый месяц ездил к нему. Y начальника со рок первой двое детей. За стол все вместе садятся. Случится что с полковником, дознаваться не станут, начальника сорок первой не заподозрят — похоронят и все.

— Орлов вас требует к селектору, доктор, — сказал ка питан, заходя в красный уголок.

— Пошли за чаем охранника, Миша. Или сам, освобо дишься, принеси. Доктор сказала, поить его надо.