История не вдохновить не может Природа – рай земной в миру людском. Для солнца выбран пьедестал надёжный. Играя, волны шепчутся с песком и плещут берегу мотив несложный. Земля в себе немало тайн хранит, Средневековых, киммерийских – древних. Глубокие провинции, деревни — истоки, притягательный магнит. История не вдохновить не может: в богатстве фактов истина дороже. Святилище Деметре – культ Нимфей. Ожил до новой эры Тиритака. Звездой Героя, воинского знака, гордится Керчь, в веках Пантикапей. Уйдёт красиво, не покажет боль
Уйдёт красиво, не покажет боль и до конца останется нарядной: любить умеет щедро, безоглядно — листву земле подарит исподволь. Не страшна ей любая непогодь, что приберёг на небесах Господь. А грязь и пыль дождями смоет лихо, и ослепительно нагая, тихо предстанет осень перед первым снегом, что станет ей надёжным оберегом. И примет пост пушистая зима, в сопровождении морозов лютых. А показать сестрице закрома ей, осени, не стыдно абсолютно. Леонид Фокин Москва Слова, как место, где живет обман Слова, как место, где живёт обман, где страны распадаются на страны… В них раскололся древний океан на маленькие чудо океаны. Куда бежит сарматская волна? Каков закат над тростниковым морем? Аквинский понт раскинул перед взором обломки меотийского челна. На смерть любая жизнь обречена и необъятны вечности просторы. И киммерийский уголок притих. Декабрь не тот сезон, не те заботы. Мельчают дни от Слова к непогоде, от громких громов до шагов глухих. В разрывах туч не небо – пустота В разрывах туч не небо – пустота. Вечерний выдох задержи, попробуй, и зимняя приветливая робость начнёт рассказ в периметре листа. Поверхность моря в декабре бела. Пиши по ней, пока она светла. Причал сковали льды, а город – ночи. Со временем меняется ли почерк? А может быть, сугробы между строчек Мысль неземная чудно намела… Предлогов нет, остаться ли, уйти… Из дома, из пространства не нашедших, по-будничному злых и сумасшедших, не сбившихся с привычного пути. От долгой жажды к долгой тишине От долгой жажды к долгой тишине, К окаменевшим гроздьям винограда, От Крымских скал до лавочек Арбата В слезящемся неделями окне. Всё позабыть и Богом данный дар, И молнии в соборный крест удар, Берёз сентябрьских свечи вдоль аллеи… Воспоминания всё тяжелее И вечера огарок еле тлеет, И в нитях бус не светится янтарь. От ночи к ночи зябче, холодней, Инжир, опавший вдоль глухой ограды, Прибоя гул, утрата за утратой И трудно говорить о новом дне. По нитям козьих троп за облака По нитям козьих троп за облака. Там шерстью с глиной вымостить закаты. Мария, мать, налей мне молока И надломи созревшие гранаты. Вино и хлеб не я, не для меня И в новом дне уже не будет дня. Качаются рыбацкие баркасы. Не от того ли сеть опять пуста, Что рыбари, сомкнувшие уста, Как об улове, думают о Спасе. По полосе намытого песка След серой чайки тянется куда-то. Мария-мать, налей мне молока И надломи созревшие гранаты. * * * Она касалась век Гомера и мгновенно засыпала. Капли пота, мерцавшие на шее Геродота, ей были не видны с её земли её пронзительных небес, но всё же она, сливаясь с краешком рогожи на каменном полу, взирала на его труды о Скифии, а после она летела к хризантемам. Осень цвела в садах, а тёмная страна в неё вонзала иглы чёрных сосен. Ей было больно? Нет? В её глазах не слёзы, а вечерняя роса, не серый дождь – светящаяся просинь. Она касалась век Гомера Сонетная форма Она касалась век Гомера и мгновенно засыпала. Капли пота, мерцавшие на шее Геродота, ей были не видны с её земли, её пронзительных небес, но всё же она, сливаясь с краешком рогожи на каменном полу, взирала на его труды о Скифии, а после она летела к хризантемам. Осень цвела в садах, а тёмная страна в неё вонзала иглы чёрных сосен. Ей было больно? Нет? В её глазах не слёзы, а вечерняя роса, не серый дождь – светящаяся просинь. * * * Читаю по слогам: я знаю тот, кто рядом не услышит плеск далёкой волны, крик чаек, песню одинокой русалки. А ещё я помню грот, в котором пел Шаляпин, только морю, свернувшемуся псом у ног, в ночи, которую придумали грачи, летящие сквозь сон. В густом миноре пологих склонов томные ручьи готовы превратиться в тропы. Скоро зима! В ней путь домой навек прервётся глубоким снегом. Сахарная взвесь начнёт искриться в свете солнца, просто, неповторимо, словно синь небес. |
