– Вот, чёрт! Уже лучше.

Не спеша пошевелил пальцами ног.

– Совсем хорошо! Значит цел.

Неожиданно он стал отчётливо слышать шум Балтийского моря, такой привычный и такой убаюкивающий. На Балтике всегда волны и всегда плохая погода из – за ветра.

Постепенно поволока стала рассеиваться и бескрайнее море открылась перед его глазами во всей красе. Господи, как ему стало хорошо. Вот в середине моря возникли три точки и стали постепенно приближаться к Антону. Всё ближе и ближе. Вот стали различимы очертания человеческих силуэтов. Ещё ближе. В середине человек мощного телосложения в чёрной водолазной маске и аквалангом за спиной. Слева и справа русалки, одна с иссиня – чёрными волосами, вторая – яркая блондинка. Вся троица быстро приближается к Шелестову. Вот человек снимает маску, и Антон видит улыбающегося во весь рот Бориса Гудкова.

– Борька! Братишка!

Вся троица подплыла к раю берега и собирается выходить из воды.

– Чёрт! А как же русалки? Они же не могут ходить!

Взмахнув чешуйчатыми хвостами русалки, тут же обрели потрясающей красоты ноги и вместе с Борисом, взявшись за руки, уже бегут к Шелестову.

– Скорее, ко мне скорее, я хочу вас всех обнять и вдохнуть запах моря.

И вот они уже около его больничной койки: Анна, Боря и Оксана!

– О, чёрт!

Антон открыл глаза.

– Я же говорю, что он сейчас очнётся!

Почему пальцы так влажны от воды. Неужели сюда долетели солёные брызги Балтийского моря?

Скосив глаза влево, Шелестов увидел счастливое и мокрое от слёз лицо Анны, которая держала его руку и прижималась щекой. Справа – та же самая картина, но с Оксаной.

Прямо перед ним, у ног, стоял Борька и смущенно улыбался.

– Вот, чёрт! Как я попааааал!

Больница.

Два дня, добросовестно отбытые Антоном на больничной койке, ему показались достаточной компенсацией своему организму за те потрясения, что он пережил. А по сему, кое – как вдев себя в спортивную куртку со штанами, и нацепив шлёпанцы, при этом периодически падая в койку от головокружения, Шелестов с трудом дошлёпал от своей койки до двери палаты, где он лежал совершенно один, и аккуратно приоткрыв её, выглянул в коридор.

Внизу, на первом этаже на стене висел таксофон. Выпросив у больного, закончившего только что разговаривать, пару монеток, Антон набрал номер Ольги Капитоновой.

– Да, говорите!

– Здравствуй, Ольга!

– Ой, это вы, Антон Генрихович, а я думала, что вас…

– Мне всё равно, что ты думала! Как у вас с сестрой дела?

– Всё плохо. Сестра прячется.

– Ясно. Собирайся, и встречаемся через два часа у метро «Сокольники». Мне надо кое-что выяснить у Дарьи…

В это вечернее время больница жила своей жизнью: переговаривались врачи, громыхали грузовые лифты, по коридору медленно брели больные, так называемые «ходячие».

Процедурная хирургического отделения находилась всего в трёх палатах от Антона, поэтому он, собравшись с силами, побрёл туда. Ещё во время утреннего обхода врачей, Шелестов продумал план работы на ближайшие два дня. Ему надо было только два дня, чтобы раскрыть убийство мексиканского дипломата.

Негромко постучав в застеклённые двери, Антон вошёл в процедурную.

– А это ещё что такое? – раздался изумлённый голос Валерия Волкоедова, заведующего этим отделением.

– Валерий Сергеевич! Я хорошо себя чувствую и хотел узнать, что у меня с левой рукой.

– Побаливает?

– Есть немного.

– Ну что, же проходи, садись на кушетку.

Хирург, покопавшись в куче рентгеновских снимков, ловко выудил два и повесил их на стенд, ярко освещенному внутри.

– Так – с, больной Шелестов. Что могу тебе сказать, повезло тебе, пуля кусок кожи только содрала и по – касательной зацепила предплечье, перелома нет, но небольшая трещина в кости имеет место быть. Кожу мы тебе зашили, так что ты везунчик. Как голова? Кружится?

– Да, нет! Сначала было паршиво, а теперь ничего, оклемался.

– А вот друзьям твоим не повезло, да – с.

– То есть? Они, что, в другой больнице?

– А ты ничего не знаешь, тебе никто не сообщил?

Доктор вздохнул, в его глазах читалось сочувствие.

– Простите, но я вынужден сообщить вам, что ваши друзья погибли, – сообщил он официальным тоном, – Спасти их не удалось. Машину вашу сплющило так, что они умерли раньше, чем подоспела помощь. Они приняли на себя основной удар, это вас и спасло.

– Ребята погибли? – мысли в голове Антона стали путаться… Ему стало плохо: как-то враз закружилась голова и перехватило дыхание.

– Твои друзья погибли, факт! Вот так – с. Будешь плакать, или как?

– Плакать не буду, виновные будут найдены, и наказаны…

Прощание.

Поминки решили устроить вечером, прямо на рабочем месте, в бывшем кабинете Жени Малышева и Виктора Павловского, за номером 4. Теперь он был пуст. На столе стояли две фотографии, в рамочке, с обязательной чёрной лентой в правом нижнем углу: так приято. Опера скинулись, кто, сколько мог, и послали непьющего Андрея Шишкина в магазин за водкой и закусью. Сергей Булкин и Сашка Волченков резали помидоры и огурцы, купленные еще утром, для дома Шишкиным на Черемушкинском рынке, но ввиду предстоящего мероприятия отданными в общий котел, Борис Гудков и Антон Шелестов в туалете мыли целую гору стаканов, тарелок и вилок, собранных по всему отделению милиции. Александр Марков и Александр Парнов приводили в порядок кабинет: накрыли столы газетами, притащили еще стулья и расставляли их. Петр Чумаков был в «группе», сейчас был на выезде, Борис Витольдович Шур, старший опер по делам несовершеннолетних, два дня назад убыл в отпуск. Зам. по розыску Сергей Изверов уехал на совещание в Октябрьское РУВД.

Шелестов и Гудков принесли в кабинет чистую посуду и стали расставлять ее на столах.

– А вот и я! – внезапно появившийся Шишкин поставил большую спортивную сумку на стул, в которой что-то подозрительно звякнуло.

… – Ну, ладно! – на правах старшего взял слово Парнов, когда все расселись и водка «Столичная» была разлита по стаканам, затем поднял свой стакан и посмотрел на мрачные лица собравшихся оперов. Собравшиеся притихли.

– Может, кто-то высказаться хочет?

…

– Ясно! Тогда я скажу, по – простому! – Александр Порфирьевич поднялся со стула, опустил голову, сунул левую руку в карман брюк, откинув назад фалду пиджака. – Давайте вздрогнем, пусть земля им будет пухом!

Опера встали и дружно выпили. Затем все как-то разом сели на свои стулья, часть дружно захрустела солеными огурцами с Черемушкинского рынка, кто-то с шумом квашеной капустой и черемшой оттуда – же. Пять открытых банок тушёнки, украшавших середину стола, постепенно освобождались от содержимого.

Затем, как водится, тут – же врезали еще по одной, вдогонку.

– Жаль парней! В самом расцвете сил! – тихо произнес Волченков и вновь взялся за бутылку. – Надо ведь в столб врезаться так неудачно!

– А сколько лет ребятам было? – Шишкин вопросительно уставился на Парнова.

– Малышеву – 36, а Павловскому – 26! – ответил за него Сергей Булкин, который с интересом наблюдал за тем, с какой скоростью и ловкостью Волченков разлил водку по стаканам.

– Хорошо хоть Антон цел остался, а то все, хана 96 отделению! – Марков задумчиво уставился в потолок.

– А ему и так хана, выгонят в шею! Кто-то ведь должен за все ответить! – Волченков посмотрел прямо в глаза Шелестову.

– Эй, полегче там! – Боря Гудков откусил от пучка зеленого лука, и стал яростно жевать! – Если Антона уволят, завтра меня здесь не будет! Пахать с утра до вечера, без выходных и проходных, а потом оказаться в народном хозяйстве, потому что наказать больше некого? Так нельзя!

– Точно! – не задумываясь, выпалил Шишкин.

– А зачем кого-то наказывать? – глубокомысленно переведя взгляд с потолка на стол, вдруг поддержал разговор Марков. – Случайность! Ребята действовали по обстановке, в них бросили гранату, в них стреляли, они организовали преследование! Павловский не справился с управлением, и все!