Шелестов быстро ретировался в комнату.
– Владимир Николаевич! Родственники прибыли!
– Ты еще здесь? – Русиков поправил галстук и решительно шагнул из комнаты навстречу прибывшим на опознание родственникам Гонгора.
Антон посторонился, пропуская своего начальника.
Шелестов и Гудков вышли из подъезда и остановились. Площадка перед ним, ещё недавно заставленная машинами оперативных служб милиции так, что не пройти, теперь опустела. Хлопья падающего снега неторопливо покрывали следы от колёс недавно уехавших машин. Стояла тихая морозная ночь. Внезапно из-за «РАФа» с надписью на борту «Дежурная часть ГУВД», что стоял рядом с подъездом, чёрной молнией метнулась к вышедшим операм громадная овчарка в наморднике и весело закрутилась вокруг них юлой.
– «Барон»! Ко мне! – вслед за собакой из-за того же «РАФа» выскочил кинолог сержант Олег Сусликов.
– Есть новости? – Антон сходу задал ему вопрос.
Сусликов остановился около сыщиков, чтобы отдышаться.
– Нет! Ничего не нашли! – кинолог ласково потрепал за ухо присевшую около его ног псину. – Если «Барон» сразу след не взял, то работать дальше нет смысла!
Кинолог виновато замолчал. Собака будто почуяв, что разговор идёт о ней, тревожно смотрела на Шелестова и Гудкова умными влажными глазами.
– Ладно, Олег! Мы поехали! – опера попрощались с ним и пошли к своему «УАЗу», сиротливо стоящему недалеко от подъезда, рядом с двумя черными «Мерседесами» с красными посольскими номерами Мексики, как видно только что приехавшими.
Милиционер – водитель Витя Скрейдель сладко спал, привалившись головой к боковому стеклу, а в качестве подушки выступала зимняя милицейская шапка.
– Солдат спит, служба идёт! – коротко обозначил ситуацию Гудков и рывком открыл левую заднюю дверь машины так, что она закачалась.
– А?… Что? – Скрейдель мгновенно проснулся, не открывая глаз, схватил шапку, пару раз хлопнул по ней ладонью, отчего она более или менее стала похожа на зимний головной убор сотрудника милиции, и тут же завёл двигатель.
Шелестов подождал, пока Боря усядется, потом задумчиво взглянул на, как бы притихший, дипкорпус, в ожидании дальнейших событий, открыл дверь рядом с водителем, и ловко забрался в кабину.
– Витя! Развезёшь нас по домам, а потом вернёшься за Русиковым и Малышевым!
Приехав домой, Антон первым делом принял душ и завалился спать, ни ужинать, ни делать что-то ещё, у него просто не было сил.
Сослуживцы Антона Шелестова.
Антон перевернулся на другой бок, сон никак не приходил. Спать оставалось около трёх часов, а в голове был настоящий кавардак, какие обрывки мыслей, обрывки разговоров за день, всплывали знакомые и какие-то не знакомые лица. Глубоко вздохнув, Шелестов сосредоточился в мягкой полудрёме на том, кого бы он взял из оперов своего отделения в группу по раскрытию убийства атташе, если бы он был на месте зама по розыску, на месте Владимира Николаевича Русикова. Затем подтянул сползшее одеяло до подбородка и закрыл глаза.
…Если говорить прямо, Шелестову и Гудкову повезло – сразу после окончания Высшей школы милиции МВД СССР они попали в действительно дружный и сплоченный коллектив, знающих свое дело оперов, каждый был личностью, со своими принципами, да и с недостатками. Как без них? Женька Малышев, не высокого роста крепыш, с монгольскими раскосыми глазами, всегда с аккуратным пробором на голове, просто источал спокойствие и невозмутимость. За год работы в отделении, Антон не мог припомнить случая, чтобы Женя выходил из себя, нервничал, кричал на задержанных. Он ко всем вопросам подходил серьёзно, можно сказать степенно. Даже покупка литра водки представляла для него целую оперативную комбинацию, где учитывалось всё: какая погода на улице, а что делать, если магазин закрыт или водка кончилась! А сколько времени надо, чтобы дойти до магазина и вернуться? А вдруг жена позвонит, когда его не будет или поступит срочный вызов из дежурной части? Поэтому, если Малышев брал кого-нибудь в оперативную разработку из числа криминального элемента, то решетка последнему была обеспечена. Он вцеплялся в преступника мёртвой хваткой, он обставлял его со всех сторон, скрупулезно отрабатывал все его связи, даже о которых бандит уже забыл за давностью лет. Так, постепенно, нудно, сплетая свою паутину и скрупулёзно изучая разрабатываемого, Женя выходил на его преступления, подельников, места сбыта краденого и т. д. Он был мастер по многоходовым оперативным комбинациям: от преступника к преступлению. Малышев был женат, у него было трое детей, к которым он относился с невероятной отеческой нежностью. Женька считался уже ветераном, хотя ему было всего тридцать четыре года. Приехав в Москву из Перми, Малышев начинал службу простым постовым милиционером, живя в милицейском общежитии, потом была Высшая школа милиции, потом служба в уголовном розыске, т.е. настоящий мент.
А вот Петр Чумаков, наоборот, представлял собой комок энергии. Его так и прозвали – «Чума». Весельчак и балагур, старший лейтенант милиции Чумаков, изобличение преступника в содеянном превращал в целый спектакль со всеми постановочными атрибутами. Будучи натурой творческой, Петр вовлекал в разработку преступника десятки персонажей, каждый из которых даже не представлял, какую помощь он оказывает оперу по прозвищу – «Чума». Правда, вследствие своей кипучести бывали и проколы, были и не раскрытые дела, как и у всех, но каждое раскрытое дело Чумаковым, можно было читать как роман – не оторвёшься. Поскольку на земле Петра был расположен Черёмушкинский рынок, довольно стабильный поставщик заявлений от потерпевших граждан, будь то карманная кража, грабёж или угон автомашины, то каждый визит Чумакова на место происшествия представлял собой небольшую войсковую операцию. Азербайджанцы, торгующие на рынке всем – от анаши6 и фруктов, до ворованных автомобильных запасных частей и водки сомнительного происхождения, и на полном серьёзе считающие рынок своей собственностью, несколько раз пытались либо «задобрить» неугомонного опера, либо припугнуть. Торговля такой травкой давала стабильный заработок, и лишний шум на рынке для них был ни к чему. Однако результат всегда был один: чистосердечное признание лица в попытке дачи взятки сотруднику милиции при исполнении служебных обязанностей, или на худой конец – спешный отъезд на историческую родину в солнечный город Баку. Петр был женат, имел сына, и биография его была схожей с биографией Жени Малышева, только родиной Чумакова была Самарская область…
Антон открыл глаза, стряхнув лёгкую полудрёму. Послышался нарастающий шум за окном, на Ленинском проспекте.
– Снегоуборочные машины пошли! Значит около 6 утра! – Шелестов приподнялся в постели на локте правой руки, левой рукой попытался взбить подушку, пару раз ударив по ней, и рухнул головой в мягкое податливое облако.
…Особо надо сказать об оперуполномоченном Александре Маркове, старшей лейтенанте милиции, с которым Шелестов делил кабинет. Коренной москвич, единственный сын профессора В. В. Маркова, выдающегося советского учёного – археолога, Александр Марков два раза серьёзно озадачил своих близких: первый – когда после окончания средней школы ушёл в армию, второй – когда поступил в Высшую школу милиции.
Марков являлся виртуозом раскрутки преступника на чистосердечное признание. Всегда очень аккуратно одетый в костюм-тройку, вежливый, доброжелательно настроенный и образованный молодой человек сначала не производил должного впечатления на воров – рецидивистов, грабителей – гастролёров и просто уголовников, задержанных на месте преступления или пойманных с поличным, как сыщик. При допросах они начинали хамить, отпускали разные шутки в его адрес, просто игнорировать его вопросы, но Александр их не винил, потому что они с ним встретились впервые. Уголовники не знали, что перед ними матёрый опер – волчара, после общения с которым, бывало, самый закоренелый преступник, обливаясь слезами, был готов повесить на себя все не раскрытые преступления в Москве, лишь бы вернуться обратно в камеру. Один раз Марков колол квартирного вора из Зугдиди целый месяц. Невероятно, но грузин сдал всех подельников, съёмную квартиру – отстойник с награбленными вещами и ещё пару эпизодов из своей преступной жизни. Как это Александру удавалось – знал один Господь Бог. Правда, бывали случаи, когда из его кабинета допрашиваемый возвращался в камеру с распухшим лицом и фингалом под глазом, или вдруг, ни с того ни с сего, вдруг начинал заливаться слезами прямо в кабинете, чем чрезвычайно озадачивал подследственных, не желающих раскаяться в совершённых противоправных деяниях. Но это бывало крайне редко, да и то в основном с насильниками несовершеннолетних. И ещё один штрих – на стене за стулом Александра, прямо перед глазами Шелестова, висел небольшой плакатик с изображением Ф. Дзержинского и знаменитой крылатой ментовской фразой: «То, что вы на свободе – это не ваша заслуга, это – наша недоработка!»…
