– Хорошо! Я приеду! Надо же мне будет протокол вскрытия забрать!

– Договорились, я пойду тогда собираться! – Никифоров щелчком отправил папиросу вниз на этаж, которая, ударившись об пол, рассыпалась ярким огненным фейерверком, словно маленький взрыв, затем поднялся с подоконника и, смешно вытянув шею, легко пошагал через три ступеньки вверх по лестнице, в квартиру.

– Страус «Нанду»! – беззлобно подумал о нём Шелестов, провожая его взглядом пока он не скрылся за углом.

Антон остался один.

Он не сомневался в том, что сказал Никифоров, потому что было точно известно, что он настоящий спец в своём деле. Рассказывали, сразу после окончания второго медицинского института Никифоров попросился в Афганистан в качестве военного хирурга и за пять лет дослужился там до звания капитана медицинской службы, имел государственные награды. Притом надо учесть, что он сразу начал заниматься своей профессией при активных боевых действиях. Так что, в вопросах определения характера пулевых ранений ему не было равных. Никифоров обладал крайне неуживчивым характером, и как каждый профессионал – практик был высокого мнения о себе. Что произошло в Афганистане, в результате чего Вячеслав оказался в Москве и без погон, Антон не знал. Но доподлинно известно, что постоянно из военного госпиталя им. Бурденко, к нему приезжают за консультациями хирурги – специалисты, а руководство госпиталя предлагает ему вернуться к ним на работу, т. е. в армию, однако пока всё оставалась на своих местах. О таких специалистах говорят: «он – хирург от Бога!».

Шелестов очень хорошо знал из личного опыта, что присутствие начальников разного ранга не способствует обстоятельной и кропотливой работе по отработке места совершения преступления. Простой опер превращается в задёрганного мальчика для битья, уставшего от противоречивых указаний, в общем-то, от опытных руководителей при нормальных обстоятельствах. Работа идёт своим чередом: опера опрашивают возможных очевидцев, криминалисты занимаются поиском и съёмом отпечатков пальцев, поиском и осмотром орудия убийства, его идентификацией, судмедэксперт – трупом, фотограф занят своим делом, и т. д. Всё идёт по своим, годами отработанным правилам. Поэтому нашествие начальства вносит некоторую нервозность в действия своих подчинённых. Да и отвечать за раскрытие преступления всегда будут опер, на чьей земле оно было совершено, да следователь, кому дело будет подписано. Какие бы указания вышестоящий начальник не давал, всё равно всех собак за нераскрытое преступление повесят на них, особенно за такое убийство, имеющее резонанс международного масштаба.

Антон стоял на лестничной площадке этаж и спокойно ждал, когда о нём вспомнят. Наконец вспомнили. Было слышно, как дверь в квартиру снова открылась.

– Шелестов! Вот ты где? – к нему спускались Калинов и Снегирёв.

– Так точно, Анатолий Иванович, я здесь!

– Ну, что думаешь делать? Земля твоя, с тебя и спрос?

– Почему допустил? – грустно ухмыльнулся Антон.

– Ты давай не хохми, тут дела серьёзные! Видишь, что твориться?

Калинов нахмурился.

– Сейчас время уже 5 утра, езжай домой, поспи немного, а в 10.00 вместе со своим братом – акробатом чтобы были в канторе. Будете включены в оперативную группу РУВД и Главка по расследованию! Ваше 96 отделение превращается в небольшой филиал Министерства иностранных дел!

– Анатолий Иванович, так я …!

– Всё, свободен, лейтенант!

– Есть!

Антон стал подниматься вверх по лестнице в квартиру за Гудковым.

Начальник уголовного розыска и зам. начальника РУВД по оперработе остались одни.

– Иваныч! – чего ты его отпустил-то? Пусть работает! – Снегирёв прищурил хитрые глаза.

– А что ему делать? Всё и так ясно! Висяк, наверное! И комитетчики что-то не особенно суетятся! Утро вечера мудренее, Василич!

– Как думаешь, перспективные ребята эти твои Шелестов и Гудков?

– Думаю, да! И раскрываемость в порядке, и план по оперативным делам сделан и с агентурной работой нормально! Да и в прошлом, серьёзные науки изучали! В общем – поживём, увидим!

– Знаю, знаю! Но всё – же зря ты отправил их домой! Молодые ещё!

– Не зря! Утром включу в опергруппу, поставлю задачи и, считай месяца на три, без выходных и проходных будут вкалывать! Если, конечно, информация, какая не всплывёт! А так, висяк! Ты видишь, кто в доме живёт? Кого и как опрашивать? Тут русский язык только мы с тобой, да наши люди знают! Объект режимный! А труп? Ты видел дырку в затылке? Аккуратная такая дырочка, строго посреди затылка. Больше похожа на контрольный выстрел. Если это так, то, где остальные выстрелы, а? Кто из уголовников, которых ты знаешь, так может стрелять?

– Ты на что намекаешь?

– Я хочу сказать, что лет десять назад, когда я работал в МУРе, в убойном отделе, ну ты помнишь, так вот на стрельбище Олимпийского резерва в Красногорске один мастер – биатлонист международного класса, приревновав своего товарища по сборной к своей жене, из пистолета Марголина с 50 метров вогнал ему пулю меж глаз. Почти как здесь, только наоборот! Так что, работу мы свою выполним, конечно, но тут много неясного, Василич!

– Ладно, Иваныч! Поехали по домам! Уже утро! Скоро на работу!

Когда Антон вернулся в квартиру за Борисом, все необходимые следственные мероприятия уже заканчивались. Прибывшая «труповозка» увезла тело убитого и самого Никифорова, комендант расписался на каждом листе протокола допроса свидетеля и ждал окончания всех мероприятий. Сотрудники нашего и мексиканского МИДа уехали первыми, за ними потихоньку разъехалось милицейское руководство, справедливо полагая, что после их ценных указаний преступление будет раскрыто в кратчайшие сроки, следователь заканчивал составление описи вещей, ценностей и личных документов, обнаруженных в карманах одежды атташе, криминалисты собирали свои хитрые чемоданчики.

Русиков стоял в кабинете и вертел в руках капитанскую фуражку. Шитый золотой нитью «морской краб» тускло блестел при электрическом свете. При появлении Шелестова, зампорозыску надел фуражку себе на голову и скомандовал: «Поднять паруса!».

– Владимир Николаевич! Здесь подойдёт команда: «Отдать концы!».

– Верно! Один уже отдал!

– Антон! Как думаешь, эту военно – морскую фуражку Гонгора тоже носил?

– Не знаю! Это клубная фуражка, такие носят капитаны яхт и круизных кораблей, но не военные! Это – реклама.

– Да? Откуда знаешь? Приходилось на флоте сталкиваться?

– Да, Владимир Николаевич, приходилось, и не раз!

– Верю! – Русиков положил её на место, на сервант.

– Владимир Николаевич! – Шелестов немного замялся, – когда я по вашему указанию прибыл на место преступления вместе с Гудковым и Малышевым, то из квартиры убитого люди из «конторы» уже выходили. Один был с таким небольшим чемоданчиком! Похож на специалиста – технаря!

– Ну и что? Я уже знаю! Тебе нечего волноваться! Поснимали, наверняка, своих «жучков» и концы в воду! У них работа такая! Разведка, мать их! Забудь, что видел и давай, занимайся раскрытием преступления! У них своя работа, а у нас своя!

– Так точно, Владимир Николаевич! Разрешите завтра с утра на улицу Цурюпы сгонять, за протоколом вскрытия трупа! Никифоров вскрытие в 8 утра будет делать! И сразу в отделение!

– Хорошо! Только не завтра, а уже сегодня, и смотри, не опаздывай, чтоб в 10 утра, как штык был! Все получат задания от Калинова по раскрытию убийства! А сейчас бери Гудкова и домой, спать, а я с Малышевым тут ещё побуду! Да и с комендантом хочу без протокола побеседовать!

Антон уже вышел из комнаты в холл, когда открылась входная дверь и в квартиру вошли двое хорошо одетых смуглолицых мужчин в одинаковых длинных кашемировых пальто, бережно поддерживавших под руки слева и справа высокую красивую женщину с покрытой черным платком головой. Судя по всему, она находилась в полуобморочном состоянии, но как показалось Антону, она взглянула на него быстрым внимательным взглядом и снова закрыла свои миндалевидные глаза.