Антон принялся целовать ей груди, а потом припал к ее соску, а она, лаская его широкие плечи, трепетала от наслаждения и становилась все сильнее и требовательнее в своей страсти.

Шелестов застонал, кровь бросилась ему в голову, и он еще крепче сжал ее своими мускулистыми руками. Он завладел ее губами и стал быстрее поднимать и опускать ее, проникая все глубже и глубже в ее тело. Какое-то мгновение он помедлил, как бы требуя, чтобы она полностью приняла его, и Оксана, готовая на все, еще теснее прижалась к нему. Она еще крепче обвила его ногами, требуя от него новых ласк. Антон тихонько вздохнул и начал понемногу убыстрять свои движения…

Когда же все было «кончено» и они успокоились, но ещё долго не разжимали объятий, стараясь подольше подержать волшебные мгновения.

– Пусти. Мне нужно в ванну! – она осторожно высвободила свою руку из – под головы Антона.

– Ладно, смотри, только далеко не заплывай!

Шелестов налил себе виски и с удовольствием выпил. Закусил небольшим кусочком шоколада. Его томила приятная усталость, и мысли опять вернулись к вопросу о женитьбе. Оксана красива, умна, очень чистоплотна, да и под одеялом все обстояло как нельзя лучше. Ребёнок? Ну, что же! Это не проблема, да и свои дети тоже будут.

Он рывком вскочил с постели, и бесшумно скользнул в коридор по направлению к еле слышному шуму душа ванной, расположенной в конце длинного коридора. Ещё пара шагов и он у цели. Вдруг послышалось пение.

– Интересно? Она ещё и поёт, вот не знал! – пробормотал Антон и осторожно надавил на ручку двери и краем глаза заглянул в чуть приоткрытую дверь.

Как и вся квартира, ванная была громадная, вся покрытая кафелем, с высоким потолком – во времена товарища Сталина для партийной элиты строить умели как никогда. За матовой клеёнчатой ширмой угадывался силуэт девушки.

– Тут – тук! – он решил обозначить своё присутствие.

– Кто – там? – с готовностью ответила Оксана, словно ждала его.

– Это я!

– Кто я?

– Я, милиция.

– И что надо милиции в моей ванной?

– Ты, красота! – Шелестов нырнул за ширму.

– А ты настоящая брюнетка?

– Истинная правда, клянусь! Это мой настоящий радикальный цвет, без примесей! – она хихикнула.

– Класс!

– Ну, так как? Я тебе подхожу?

– Не то слово…

– Тогда иди сюда!

– Я уже здесь!

Под теплыми и шумными, как летний ливень, струями душа они продолжили заниматься любовью.

…Они лежали, сплетя руки и ноги, ее голова покоилась у него на груди. Тихо-тихо, почти шепотом они говорили. О чем? Друг о друге. О своей жизни, о работе, о родителях, обо всём на свете, что могло касаться их. Их голоса постепенно стихли. Он уснул первым, но она этого не заметила. Ее дыхание касалось его груди. Вот и она замолчала. За окном была уже глубокая ночь.

Русиков.

В этом году, конец февраля выдался достаточно прохладным. Да и апрель, особенно весенними тёплыми лучами солнца Москву не баловал, не то, что в прошлые годы. За городом, скорее всего, снег ещё есть, в низинах, в оврагах и в густых лесах.

– Вон, пара пацанов, тащат лыжи, сейчас зайдут в троллейбус на моей остановке, – весело подумалось Антону.

С шипением и лязгом открылись задние двери, и Шелестов соскочил на мокрый асфальт.

– Чудной вид спорта! Не то, что хоккей или футбол.

Антон вышел на дорожку, ведущему к отделению, и, неспешно зашагал, поглядывая по сторонам. Весна скоро всё – таки, какая – никая!

Две чёрные «Волги», сплошь утыканные антеннами стояли у входа в отделение. Подойдя ближе, Шелестов по номеру определил персоналку начальника Октябрьского ОКГБ Беклемешева.

– Контора приехала, не добру это! – сплюнул Антон.

Из подкатившего отделенческого «УАЗа» два сержанта выгружали пьяного. Он орал, матерился и плевался, пока ему не врезали дубинкой по спине. Вышедший из дверей отделения третий сержант крикнул:

– Давайте быстрее!

Всё происходящее было знакомо до слёз.

Шелестов убыстрил шаг и через минуту уже был в дежурной части. —

– Привет ребята! Что тут у нас? – Шелестов поочерёдно пожал руки Александру Ахметзянову и помдежу Диме Лагутину.

– Твоего шефа закрывают! – мрачно сказал дежурный.

– Это что, шутка такая? – Антон напрягся.

– Да, уж, не до шуток. Дело чуть до стрельбы не дошло! – мрачно вставил Лагутин.

Шелестов повернулся и, не снимая куртки, двинулся по коридору к кабинету Русикова, у которого стоял молодой парень, одинаковой с ним комплекции, в чёрном костюме, белой рубашке и галстуке.

– Одну минуту! – он выставил вперед ладонь, преграждая путь к кабинету, – Что вы хотели?

– Я здесь работаю! Дайте пройти к моему начальнику! – Антон с интересом рассматривал незнакомца, который даже не шевельнулся. Было ясно, что это из конторы.

– Опер? – спокойно спросил он у Шелестова.

– Да!

– Понятно! Сейчас там твоего шефа допрашивают, так что, если вопрос срочный, звони в ОУР своим.

Дверь в кабинет Русикова отсутствовала. Она стояла, одиноко прислонённая к стене, расколотая почти пополам.

– Тут что, война была? – с интересом спросил Антон.

– Потом узнаешь у своих.

– Дай, хоть краем глаза взгляну на Русикова!

– Прости, не могу!

– Ладно! – Шелестов повернулся и пошёл к себе.

Усевшись за свой стол, Шелестов открыл сейф, достал ворох переписки, поработал над разными нужными и не нужными бумажками, потом воткнул вилку электрического чайника в розетку и выглянул в коридор. Пусто. Антон вернулся за стол. Неожиданно появился Андрей Шишкин. Он, как ураган, влетел в кабинет Антона, и, расстегнув куртку, плюхнулся на диван, и задал вполне уместный в таком случае вопрос:

– Что будем делать?

Без стука открылась дверь, и в кабинет шагнул «Дед» с озабоченным видом.

– Антон, у тебя выпить, ничего нет? Голова раскалывается, – он уселся рядом с Андреем.

– Вон, в шкафу, внизу бутылка коньяка стоит.

Снова открылась дверь. Сергей Булкин, в своем любимом синем клубном пиджаке с золотыми пуговицами, медленно вошёл в кабинет.

– Всем привет! – он посмотрел на всех присутствующих и тоже уселся на диван рядом с Парновым.

Боря Гудков тоже не задержался со своим появлением. Через минуту он уже верхом сидел на стуле, взятом от стола Шелестова, устало положив большие руки на спинку.

Потом появился Александр Марков, и, сняв куртку, повесил её в шкаф.

– Саша! – обратился к нему «Дед», – внизу в шкафу у вас бутылка коньяка стоит, достань, пожалуйста!

Марков нагнулся, достал бутылку и прошёл к своему столу. Поставил коньяк на стол и сел на стул, положив перед собой сцепленные в замок руки.

– Никто никого не собирал, все сами пришли к Антону. – Парнов открыл бутылку, налил себе в стакан, поданный Марковым, грамм сто пятьдесят и выпил, заев конфеткой «Мишка на Севере», и опять уселся на диван, положив ногу на ногу.

– Ну, так что будем делать? – повторил вопрос Андрей.

– А где «Чума» и «Волчонок» – спросил Марков.

– Чумаков переводится на Север, а Волченков увольняется, – сообщил Булкин.

– Кто в группе? – спросил Антон.

– Шур!

– Ясно!

Внезапно в коридоре послышался шум и пошло какое-то движение. Шишкин шагнул к двери кабинета и распахнул её настежь. Все вскочили и столпились на пороге, кроме Парнова. По коридору, между двумя комитетчиками, шёл Русиков, опустив голову. Сцепленные наручниками руки скрывал его собственный плащ, перекинутый через них. Проходя мимо застывших в ступоре своих подчинённых, он на секунду поднял голову и улыбнулся. За ним шли ещё трое чекистов, и замыкал шествие Дагаев, собственной персоной.