– Мама, а почему у тети из головы хвост растет?!
Молодая мама обомлела и пока думала, что ответить первому, второй, тот, что постарше, таким же звонким голоском отвечает:
– А, чего тут думать! Нашу кошку «Машку» помнишь?
– Конечно! – говорит малец.
– Так, там, где хвост – там и жопа! Всё просто.
Троллейбус взорвался хохотом.
Антон доехал до отделения в прекрасном настроении.
Расположившись за столом, хотел было позвонить Оксане, которая не могла простить ему Анну Шольц, как вдруг, городской телефон зазвонил сам.
– Слушаю, Шелестов, – весело сообщил он.
– Антон Генрихович, здравствуйте! Это Дарницкая Вера, актриса театра им. Моссовета. Вы были у меня зимой, когда погиб Антонио.
– Да, Вера, помню, конечно.
– Вы знаете, я долго думала и решила всё-таки вам позвонить.
– По поводу чего? – насторожился Антон.
– Помните, я рассказывала вам про яхт – клуб, который называется «Капитан» и принадлежит ДОСААФ32, на Клязьменском водохранилище. И когда Антонио подрался с Марио.
– Да, помню, и помню, что яхта называлась «Афина», так?
– Точно! Так, вот! Антонио ведь застрелили?
– Верно!
– Я на яхте, в кают-компании, в той, что на носу, видела мишени, бумажные, такие, с чёрным кругом внутри.
– Целые?
– В том и дело, что нет. Почти все были пробиты.
– Чёрт! – не сдержался Антон. – Что ж вы такую важную информацию скрыли.
– Я боялась! Я боялась Марио. После вашего приезда ко мне, через месяц, он был у меня дома и сказал, чтобы я молчала обо всём, что касается его отца, а то он мне голову отрежет.
– Ясно. Я прошу вас немедленно приехать ко мне в отделение и дать показания, немедленно, если вам дорога память Антонио. Если меня вдруг не будет, запишите телефон следователя по особо важным делам прокуратуры Москвы. Записываете?
– Да, да, я пишу.
– Вайс Анатолий Аркадьевич, его прямой телефон… Короче, жду вас!
– Да, да, я понимаю, я буду, я сейчас…
Рано утром следующего дня, в камеру следственного изолятора на Петровку был помещен Хуан Антонио Гонгора. Он был настолько деморализован задержанием, что словно впал в прострацию.
Понимая, как много зависит от его допроса, старший следователь – важняк прокуратуры Анатолий Вайс уговорил руководство СИЗО поместить Хуана в отдельную камеру. Там было несколько чище, чем в остальных камерах СИЗО, да и контакты с их обитателями были сокращены до минимума. Но, тюрьма, есть тюрьма! Мрачная камера в виде пенала, с нарами вдоль стены, парашей и умывальником в углу, должна была наглядно продемонстрировать молодому Гонгора, какие у него перспективы дальнейшего существования. В потолке светит слабенькая лампочка, забранная в металлическую решетку, уныло освещая стены и пол. Обстановка такая, что нормальному человеку попавшему сюда впервые, хотелось выть и биться головой о стену. В отношении Хуана, Вайс этого допустить не мог, а вот намекнуть, что, если он не пойдет на сотрудничество со следствием, то это существование, до кучи, может осложниться еще и длительным заключением в исправительно – трудовой колонии общего режима, для иностранцев.
Шелестов и Вайс пропустили вперед охранника, который предварительно посмотрел в «волчок» двери камеры, где находился Хуан, все ли спокойно, а затем, зазвенев ключами, открыл замок. Металлическая дверь, скрипнув петлями, открылась, и все вошли в камеру.
– Вы свободны! – повернулся к охраннику следователь.
Сотрудники СИЗО на Петровки хорошо знали Аркадьевича, поэтому тот лишь кивнул головой в знак согласья и вышел. Противно лязгнул закрываемый за ним замок, и наступила тишина, в которой отчетливо были слышны шаги удалявшегося охранника, да позвякивание связкой ключей, которыми он покачивал в такт ходьбе. Такие вот, дела!
Когда закрылась тяжелая дверь, Вайс ни слова не говоря, присел на единственную табуретку и в упор уставился на Хуана. Антон присел на нары, вальяжно закинув ногу на ногу.
Еще вчера, Хуан Антонио Гонгора, отпрыск богатейшего мексиканского рода, самоуверенный юноша, снисходительно смотревший на москвичей, которому было доступно практически все, за деньги своей семьи, теперь сидел в углу камеры на полу и поскуливал, как щенок.
Молодой человек был очень похож на отца, которого видел Антон. Тот же смуглый цвет лица, рост, густые черные волосы аккуратно пострижены, образуя молодежную прическу. Просторная футболка, синие джинсы и модные ботинки без шнурков дополняли картину. И еще затравленный взгляд, который перехватил Антон, когда его рассматривал.
– Все! Сломался! – подумал Шелестов. – Прав был Аркадьевич, когда настоял перед прокурором города, чтобы был немедленно арестован Хуан и немедленно допрошен сегодня же! Пока будет запущен сложный механизм дипломатических отношений, пока семейство Гонгора примет все меры к попытке его освобождения под подписку о не выезде, и его мать использует свое влияние и связи на высшем уровне, он – наш! Главное, чтобы он сдал Марио!
– Ну, здравствуй, сынок! Я – старший следователь по особо важным делам прокуратуры Москвы, Вайс Анатолий Аркадьевич. Рядом со мною – оперуполномоченный уголовного розыска 96 отделения милиции Шелестов Антон Генрихович. Мы здесь, потому что мы занимаемся твоим делом! Я понятно излагаю?
Хуан согласно кивнул головой.
– Хорошо! А теперь, пересядь – ка на нары напротив нас и давай душевно поговорим, как говориться, без протокола! И без свидетелей.
Сникшие, вяло – обвисшие плечи дрогнули, Хуан встал пола и пересел, куда указал Вайс.
– Вот что, Хуан! Я буду краток! Мы знаем, что ты и Марио застрелили твоего отца Антонио Перес Гонгора, мы знаем, как и когда, и из какой винтовки был сделан выстрел ему в затылок. Мы знаем, как вы отвлекли охрану и как вы проникли в дом. Мы были на вашей яхте, нашли немецкую винтовку фирмы «Зауэр», колибра 5,6 мм, и нашли гильзы, следы от пуль, сами пули и расстрелянные мишени, часть которых вы успели сжечь. И еще много чего мы знаем о вашем с Марио бизнесе, я имею в виду наркоту. На сегодняшний день я тебе вменяю умышленное убийство по предварительному сговору с отягчающими обстоятельствами, распространение наркотических средств и незаконное хранение оружия. В совокупности это потянет лет на 15 в лагерях, причем первые пять лет, ты будешь сидеть в тюрьме, где заработаешь туберкулез! На тюремном жаргоне – «тубик». Ты парень грамотный, умный, начитанный, из солидной семьи! Но тебе отсюда не вырваться, никак! А ты знаешь, что такое советская тюрьма и советская зона?
Прямо скажем, тема довольно актуальная и злободневная! Зона – как много в этом слове…! Да! Такое же страшное, как и тюрьма. Это покалеченные судьбы, этапы, пересылки и палочки Коха! А уж о беспределе, что там твориться, лучше не знать. Все это, Вайс хотел донести до этого парня, возомнившего себя и судьей, и палачом своего родного отца, одновременно. Истина была в том, что за это надо платить. И эта истина коснулась Хуана.
Хуан, до селе молчавший, вдруг поднял голову и посмотрел на важняка безумными глазами.
– Адвоката! Я требую адвоката! Я требую консула моей страны! Без них я ничего говорить не буду! Вы не имеете права! – все это он выдал на одном дыхании, на чистом русском языке.
– Адвоката! Будет, адвокат, и консул будет! Ты думаешь, почему ты сидишь в одиночной камере, хотя все следственные изоляторы переполнены, а? В камерах, рассчитанных на двадцать человек, сидят все пятьдесят. Спят по очереди, переворачиваясь на счет «три – четыре»! Потому, что я шел сюда к умному юноше, допустившему непростительную ошибку в жизни, но уже осознавшему это. Поэтому я постарался тебя избавить от кошмара общей камеры, иначе «хаты», где уже сегодня ночью тебя бы «опетушили»33. Как тебе это! Да, мы знаем, у себя на родине ты занимался там всякими хитрыми восточными единоборствами, типа карате и дзю – до! Но что ты сможешь сделать в тесной, вонючей камере, где сидят сто голодных мужиков – пролетариев с садистскими наклонностями. А? Ты можешь только повыше задрать свой юный и холеный иностранный зад, чтобы его тебе враз не разодрали в конец!
