Шелестов вынырнул из арки и повернул направо. Ему показалось, что какая -то фигура отделилась от темной стены напротив и двинулась за ним. Он резко остановился. По идее, человек должен был войти в свет окон первого этажа подъезда, но этого не произошло. Такое было впечатление, что он намеренно остановился на темном отрезке стены и ждал. Снова стало липко – беспокойно. Холод сковывал спину. По двору, вдалеке, навстречу шли какие-то люди. Глаза заныли от напряжения рассмотреть их. Он выругался и решительно двинулся к своему подъезду. Позади опять что-то шевельнулось и скрипнуло. На этот раз Антон не стал оборачиваться. Прямо перед ним находилась парадная с тяжелой дверью. Он поднялся по ступенькам, всего их было семь, и подошел к ней, затем осмотрелся. Никого. Метрах в двадцати, впереди появились трое молодых ребят, куда-то спешащих и что-то увлечённо обсуждавших. Шелестов дёрнул за парадную ручку, дверь открылась со скрипом. Он осторожно заглянул внутрь. Света на первом этаже не было, лишь слабое свечение пробивалось со второго этажа и выше. По лестнице кто-то спускался, не спеша. Лицо, уши, руки щипал мороз. Он застыл в проеме двери. На угадываемом верхнем конце первого лестничного пролета блеснула рубиновая точка сигареты. Антон осторожно прикрыл дверь и отступил в сторону.

Темнота и стужа давили на плечи. Шелестов стоял и искал для себя причину не идти домой. Их было много: замерз, нет фонаря, надо срочно приехать к Оксане т. д. Он знал, что настоящая одна. Ему было страшно. Он не был трусом, но сейчас острое предчувствие беды последних недель рвало душу холодными когтями. Хотелось, не поворачиваясь, вернуться назад в стены отделения. Он помнил это ощущение по армии, когда выходишь за периметр расположения базы на лёгкой надувной лодке с подвесным мотором в чужую, недобрую ночь. Но это было на Балтике, а здесь любимый родной город. Черное небо опускалось все ниже и ниже.

Ему послышалось, как кто-то опять шевельнулся за дверью парадной. Беззвездное небо накрыло колодец двора черной непроницаемой крышкой. Тишина. Вернулось притупившееся в последние полчаса ощущение опасности. Шелестов уже привык, что оно всегда слабело, когда нервы уставали от постоянного напряжения, и крепло от малейшего раздражителя. Он подумал, что лучше, конечно, атаковать первым.

Впереди, слева, хлопнула дверь машины, и раздался хруст снега под ногами идущего человека.

Антон спустился по ступенькам вниз и встал у входа, надев капюшон и засунув руки в карманы на груди.

Идущий к нему навстречу быстрым шагом человек, тоже был одет в «Аляску». Тяжелые зимние ботинки с рифлёной подошвой с хрустом вгрызались в наст. Капюшон скрывал лицо незнакомца. Десять шагов до Антона, девять, восемь, семь… Шелестов откинул капюшон с головы… Шесть, пять, четыре, три…

– Ну, здравствуй, великий сыщик! – мужчина тоже обнажил голову. Смуглая кожа, короткие рыжеватые волосы и небольшой акцент. Перед ним стоял Марио Гонгора.

– Привет, привет, убийца. Пришёл сдаваться? – улыбнулся Антон.

– Да, брось! Ты же знаешь, я пришёл за тобой.

– Не смеши. Ты же в розыске.

– А что это меняет? Завтра утром, я буду уже в Европе.

– Сомневаюсь! Обоссанная камера нашего отделения со вшивыми бомжами, самое для тебя место.

– Как я тебя ненавижу. Ты создал большие проблемы для моей семьи.

– Это наш уголовный кодекс для тебя, твоего брата и твоей матери проблема, а не я.

Марио нагнулся, делая вид, что отряхивает джинсы от снега левой рукой, а правой молниеносно сделал выпад в корпус Антона, зажатой в перчатке финкой. Эти примочки в течении двух лет, ежедневно, Шелестов вместе с Гудковым изучал на военно – морской базе Балтийского флота, в составе спецподразделения морских разведчиков – диверсантов. Не вынимая рук из карманов, Антон, сделал шаг назад левой ногой, а правой нанёс удар по зажатой в руке финке, снизу вверх. И промахнулся. Марио оказался быстрее, просто убрав руку под углом, затем нырком ушёл в сторону. Затем, яростно извергая проклятия на неизвестном языке, он снова бросился вперёд, стараясь поразить клинком глаза Шелестова. Антон уклонился от прямо летящего острия и ударил снизу ребром ладони по горлу снизу вверх. Противник уклонился, и удар пришёлся в плечо. Снова выпад финкой, но уже в корпус Антона, который вскинув руку, блокировал его, перехватил второй рукой, сделал нырок с разворотом, вытянул намертво зажатую руку с ножом Марио вперед, разворачивая локтевой сустав вверх, и резко опустил его себе на правое плечо. Вместе с хрустом ломающейся кости двор потряс истошный крик. Через минуту всё было кончено – поверженный противник, захлёбываясь от боли, рычал, как раненый зверь. Антон поднял финку, сунул её во внутренний карман куртки.

Победитель еще некоторое время постоял с ним рядом, словно прикидывая, добить ему прямо сейчас поверженного врага, или оставить на потом, но, в конце концов, все же приблизился к неподвижно лежащему на снегу человеку и присел над ним.

– Придется тебе потерпеть, дружок! – сказал Антон, взял своего противника за капюшон куртки и тяжело поволок к подъезду. Потом Шелестов помог встать Марио.

Кое – как они поднялись к дверям подъезда, открыли двери и зашли в тёплое нутро.

– Сейчас, сейчас, потерпи, зайдём ко мне домой, я вызову милицию и «скорую», и всё будет так, как должно быть! – говорил Антон, одной рукой вызывая лифт, который был на последнем этаже, второй держа за шкирку сползающего Марио.

Мелькнула быстрая тень, откуда-то сбоку, и удар в голову отбросил Шелестова в угол коридора. Молодой парень, лет двадцати пяти, держа в руках телескопическую дубинку, со стальным шариком на конце, снова бросился на лежащего Антона. Замах. Шелестов, как мог, поставил блок, но не удачно. Второй удар пришёлся по левой руке, и она сразу отнялась. Теряя сознание от болевого шока, Шелестов вытащил финку Марио, и при следующей атаке парня, уклоняясь от удара, вонзил остриё ножа ему глубоко в икру ноги, проворачивая в ране. Парень охнул от неожиданности, и упал. Из ноги фонтаном ударила струя крови. Теплая кровь и отвратительный незнакомый запах какого-то одеколона, резкая боль от удара, смешавшись в одну проблему, подействовали на Антона как наркоз…

Мягкая пелена, окутавшая сознание, постепенно растворилась. Антон открыл глаза, вздохнул, что-то тихо бормоча про себя и, заранее кривясь от боли, подвигал раненой рукой. Это действительно оказалось больно, но рука все – таки слушалась.

Струйка пота прочертила висок, и сбежала по щеке, вызывая лёгкий зуд в небольшой ранке на лбу.

Антон поднял голову, и огляделся. Лифт стоял перед ним, и в вестибюле никого не было, зато всё пространство перед ним, ступеньки вниз и на выходе из подъезда, перед парадными дверями, было залито кровью. Шелестов шипя от боли и чертыхаясь, кое – как поднялся, и, придерживая больную руку, зашёл в лифт. В последний момент, он краем глаза заметил валявшийся в углу коридора нож. Оставлять его было нельзя, поэтому Антон совершил ещё один подвиг – шатаясь как пьяный, сходил за ним, поднял и сунул в боковой карман.

Очень болела рука, и очень хотелось есть…

Двери лифта открылись, и он вышел на лестничную площадку. Подошел к своей двери. Достал ключи. Руки дрожали и никак не получалось открыть дверь. В голове шальным хороводом крутилась мысль:

– Сейчас мама меня накормит, и спать уложит! – глупо ухмыляясь, словно пьяный, Шелестов нажал кнопку звонка.

– Как же я не услышал его, – подумал Шелестов, – ведь знал же, что кто-то был в подъезде. Фантастика. Но отреагировал достойно. Видимо, очень хочется жить. Если я повредил ему артерию, когда провернул лезвие, то он уже должен сдохнуть от потери крови. До больницы ему не доехать, не успеть…

– Кто там? – раздался родной голос.

– Милиция!

Щёлкнули замки.

– Привет!

– Привет, дорогой!

Мама выглядела усталой, но улыбалась.